Интермеццо, интермеццо

Конус огня, который я испустил изо рта, был похож на меч, и его действие тоже напоминало то, что производит меч при хорошем ударе! Я не смог развить ту мощь, которую положено производить дракону, но того, что получилось, хватило, чтобы располовинить арбалетчиков, а их оружие превратить в бесформенный железный хлам! Вся дальнобойная команда Амстердама погибла в один момент, и это случилось раньше, чем торжествующая улыбка сошла с губ капитана стражи. Он, в отличие от стрелков вспыхнул, как свечка и с дикими воплями скрылся в темноте, (где-то в отдалении послышался громкий всплеск, наверное бедняга нырнул в сточную канаву). Несчастные стрелки упали молча, даже не почувствовав того, что их убило, но те кто стоял за ними разразились отчаянными воплями и принялись метаться, стараясь затушить горящую одежду! Больше всего меня поразила реакция викингов на всё происходящее. Они не только не испугались, но восприняли всё, как должное, словно видели подобный трюк каждый день. Физиономия Ванхагена не изменила выражения, но он изогнул бровь и одобрительно хмыкнул в мою сторону, что должно было означать похвалу. Однако время терять было нельзя и хоть вооружённая толпа, включая стражу, брызнула от нас в разные стороны, это не значило, что опасность миновала.

Вдруг викинги напряглись, словно звери почуявшие опасность и все разом посмотрели в одну сторону. Там, за линией домов, где должна была располагаться пристань, разгоралось багровое зарево! Непонятно почему, но все вдруг поняли, это горит наше судно, а может быть и оба! Ванхаген сорвался с места так, будто был не тяжёлым дородным мужиком, перешагнувшим середину человеческой жизни, а длинноногим тонким юношей, способным догнать оленя. Двое других бойцов от него не отставали, я же прилагал все усилия, чтобы не потерять их из виду. Пару раз нам пытались преградить путь, но мы просто расшвыряли всех на своём пути. Когда, наконец, примчались на пристань, выяснилось, что самые худшие опасения подтвердились — один из драккаров горел, словно просушенный стог сена, (видимо его подожгли какой-то зажигательной смесью, вроде греческого огня), а на палубе другого шёл бой! Вся пристань была заполнена народом, и команду корабля спасало только то, что эта толпа была не в состоянии хлынуть на борт разом! Тем не менее, положение моряков было отчаянным, нападающая сторона полная решимости убить их всех, похоже, не желала считаться с потерями.

Наш маленький отряд, как таран врезался в массу вооружённых горожан! В глазах ярла полыхали отсветы пламени пожирающего его корабль, и в тот момент Ванхаген был действительно страшен! Оба ветерана работали своими топорами так, что я невольно усомнился, сделаны ли они из плоти и крови или это машины, полностью выкованные из стали! Сам я быстро сломал свой шестопёр о чей-то щит, разбив, впрочем, последний вместе с рукой его владельца. Тогда я выхватил у зазевавшегося стражника бердыш и принялся косить им врагов направо и налево! Отчаянно сражаясь, мы проложили себе широкую дорогу к судну, сбросили с мостков последних атакующих и, запрыгнув на борт, оттолкнулись от «гостеприимного» берега Амстердама!

Интермеццо девятое

— Белая Ярость

На борту ещё кого-то резали, когда туман скрыл от нас враждебную пристань, и только зарево от пылающего драккара указывало на то место, где остался славный город Амстердам. В море нас никто не пытался преследовать, но идти в сплошном тумане было опасно само по себе, поэтому мы двигались медленно, напряжённо всматриваясь в белёсую темноту. Ванхаген стоял на корме, плотно сжав челюсти, и в ту минуту даже я опасался к нему подходить. Поэтому, когда один из ветеранов вдруг положил ему руку на плечо, я подумал, как бы ни случилось беды.

— Там, это… один жив ещё и говорит, что-то о «Белой Ярости». — Поведал старый рубака в ответ на немой вопрос ярла.

Ванхаген также молча, прошёл к мачте, где находился тот, о ком говорил ветеран. Я последовал за ним, так-как рассказы об этой пиратской ведьме почему-то стали меня живо интересовать. Воин в доспехах стражника лежал в луже собственной крови и, судя по кровавым пузырям, пенящимся на его губах, жить ему оставалось недолго. Но он был в сознании и ещё пытался, что-то сказать.

— Почему на нас напали? — Спросил Ванхаген спокойно, будто выговаривал слуге за незначительный проступок.

— Почтенный Лимо прибежал вечером в магистрат и рассказал, что вы захватили его в плен и ограбили! — Прохрипел умирающий.

— А причём тут «Белая Ярость»?

— Лимо говорил, что вы с этой ведьмой связаны… то-ли вы ей служите, то-ли она вам… он сказал, что встретил вас неподалёку от того места, где наши купцы вот уже несколько раз видели её адский корабль!

— И где оно, это место?

Раненый объяснил, но я не силён в мореходстве и понял лишь то, что надо идти строго на запад два дня с небольшим. Это объяснение стоило несчастному последних сил, он захрипел и стал закатывать глаза. Ванхаген жестом приказал его добить, что и было немедленно сделано. Сам ярл снова прошёл на корму и, усевшись на ступеньку рядом с рулевым, глубоко задумался. Я устроился неподалёку, поскольку намеревался поговорить, но не хотел беспокоить его раньше времени.

— Это она. — Наконец сказал он, обращаясь ко мне, хоть его глаза и смотрели куда-то мимо.

— Почему ты так думаешь? — Спросил я, не слишком удивившись, поскольку такие мысли мне тоже приходили в голову.

— Я не думаю, я чувствую! — Заявил ярл. — А ещё я чувствую, что ты, чего-то не договариваешь. Что ты знаешь о драконе?

— Только то, что он её сожрёт, если поймает! — Пожал плечами я.

— И потому она вышила его изображение у себя на парусе?

На это мне нечего было ответить, и я решил сменить тему:

— Почему ты не убил трактирщика?

— Такая кровь — дрянная пища для меча. Впрочем, я может быть, ещё сверну ему шею, так-как точно знаю, куда пойду в Вик на следующий год!

Я ничего не сказал ему на это, но про себя пожалел жителей Амстердама, с которыми только что дрался не на жизнь, а насмерть. Странно, но предположение Ванхагена почему-то казалось правдоподобным, хоть и было непонятно, на чём основывается это правдоподобие. У нас было так мало сведений, а на то, что «Белая Ярость» это потерянная дочь Анхеллинды ничего конкретно не указывало. Но почему-то во мне всё росла и росла уверенность, что ярл прав. Всё как-то само собой складывалось в единую мозаичную картину, в которой, правда, недоставало ещё многих элементов, но изображение уже принимало вполне отчётливый вид. Как-то всё это было слишком просто, если не сказать примитивно. Я не такой большой знаток человеческой жизни, но та её часть, которую я знал по книгам, выглядела сложнее и запутаннее, чем то, что мне довелось увидеть и испытать в том мире. Тут мне пришло в голову, что я фактически ничего не знаю о мире, в котором нахожусь. Что это? Знаменитый мир людей, откуда когда-то были изгнаны драконы или?.. И тут меня осенило! Ну, конечно же! Это трещина, вроде той, где мы так были счастливы с Анджеликой, где познакомились с доном Клеофасом и с вами, падре Микаэль, и где я стал человеком! Сразу оговорюсь, что я ошибался в своих выводах, но тогда эта мысль показалась мне единственно правильной, поскольку объясняла массу совпадений и быстроту событий происходивших со мной и с окружающим меня миром.

Итак, полоса тумана к рассвету кончилась, подул попутный ветер, мы развернули парус, и пошли полным ходом к горизонту. Больше мы с Ванхагеном не разговаривали, но по его глазам было видно, что он постоянно думает о предстоящей встрече. В том, что эта встреча обязательно состоится, мы с ним оба были уверены. Впрочем, если бы она не состоялась, ярл наверняка поплыл бы дальше и открыл Америку, но всё вышло по-другому.

Это случилось, как и предсказывал тот воин, через два дня на третий. Погода стояла прекрасная, лазурное море сверкало и сияло в солнечных лучах, сливаясь на горизонте с прозрачно-голубым небом. Вдруг в этой великолепной картине, как будто распахнулось окно! Точнее сначала это была лишь тёмная точка, невесть откуда взявшаяся и напоминающая отверстие с рваными краями. Это отверстие начало расширяться на глазах, напоминая дыру, которую проделывает огонь в листе бумаги, если прожечь его в середине. По ту сторону образовавшегося прохода будто полыхало бордовое пламя, мне показалось, что там тоже есть море, но оно было тёмно-красного цвета. И в это окно, словно нож из рукава убийцы, выскользнула узкая, как щука галера, а вслед за ней, и в самом деле, вылетел здоровенный красный дракон! Впрочем, на него никто кроме меня не обратил внимания.

Галера приближалась. Её косой парус, с изображением красного дракона, становился всё больше и больше. Он отражался в круглых от ужаса и восхищения глазах Ванхагена, как неумолимый Рок! Вёсла по бокам судна ритмично взмахивали в такт ударам барабана, раздававшимся на многие мили вокруг. Наши гребцы были не менее искусны, но нападавшим способствовало направление ветра.

И вот мы увидели её! Она стояла на носу одетая в белоснежную рубашку и короткие штаны с широким поясом, из-за которого торчали рукоятки кинжалов и пистолетов(!), усыпанные самоцветами. Её золотые волосы были распущены, ими с упоением играл ветер, и это зрелище напоминало языки пламени! Высокая девичья грудь была обнажена и выглядывала через вырез рубашки, сверкая круглыми розовыми сосками правильной формы, от чего многие викинги привстали со своих скамей и замерли, забыв об опасности. Серые глаза девушки метали молнии, а в руках она сжимала две мавританские сабли, тонкие и гибкие. На миг моё сердце остановилось — мне показалось вдруг, что я вижу тебя!..