Интернет-издание авторов рунета "Портал" № 2

– Вчера ты клялся мне в верности, а сейчас испугался такой ерунды? – продолжал наглый гриб. – Да, конечно, я мог бы сделать куклу и из тебя. Но заметь, я этого не сделал! Ты мой

друг! Соратник. Компаньон. Ты должен доверять мне, и за это получишь награду такую, какой никто тебе не предложит.

– Прости, – дрожащим голосом проблеял Гиндесбург.

Тут к нему повернулся Шишковец.

– Я тебя прощаю. Но учти, если ты будешь пытаться помешать мне, – а это с твоей стороны будет ничем иным, как предательством и откровенной изменой, – я сначала сделаю тебе очень, очень больно. А потом завладею так же, как и им, – и снова Шишковец ткнул себя в висок скрюченным каменным пальцем.

– Я все понял, – задрожал Фирзякин. – Я больше никогда. Поверь, никогда не усомнюсь.

– Вот и хорошо, – кивнул кукольной головой Шишковец, – следуй за мной. И не забудь сумку.

Фирзякин поднял с пола сумку с чаем и сахаром, что сама собой выпала из его рук от испуга, и двинулся по коридору вслед за своим провожатым. В центре подвала Шишковец-гриб остановился возле помещения с табличкой "ЦК – Не Входить!"

– Что это? – спросил Фирзякин.

– Центральный коллектор, – пояснил гриб, – отсюда идет распределение воды по всему вашему району.

– Откуда ты знаешь? – удивился Гиндесбург.

– О-о. Я знаю много чего, – хихикнул гриб на его макушке, склизко хлюпнув. – Вышибай дверь, – приказал он.

И в этот же миг Шишковец, отпрянув метра на два от двери, со всего маху ударился в неё всем телом. Выглядело это жутко. Казалось, тряпичную куклу с ненавистью швырнули о стену. Дверь с грохотом провалилась в комнату, и Шишковец упал вслед за ней. Из уха у него потекла тонкая струйка крови. Фирзякин испуганно вскрикнул, но тут увидел, что Шишковец поднимается. Лицо его также оказалось разбитым, а нос – сломанным. Выглядел он, точно зомби из кинофильма. Одна рука его неестественно вывернулась и болталась теперь, словно оборванный шланг.

– Иди за мной, – сказал он, и изо рта у него вылетел выбитый окровавленный зуб.

«Господи, – подумал Фирзякин, – это сон. Жуткий сон!»

Однако тут же он подчинился и последовал за страшным искалеченным приятелем. Они подошли к огромному металлическому баку, стоящему в центре помещения. Высотой он был около двух метров. Сверху его закрывала объемная крышка с кольцом вентиля, похожая на люк подводной лодки, и к крышке этой вела металлическая решетчатая лестница.

– Тебе придется открыть, – пояснил гриб. Это чучело руку сломало, похоже. Лезь!

– Но зачем? – непонимающе спросил Гиндесбург.

– Сейчас узнаешь.

Забравшись наверх, Фирзякин с большим трудом открутил вентиль и, откинув крышку, увидел, что бак полон воды.

– Сыпь сюда всю заварку и сахар, – приказал гриб.

Гиндесбугр подчинился. Когда работа была сделана, он по приказу гриба размешал черенком старой швабры воду и, наклонившись над баком, почувствовал, как с его головы

посыпались тонкие лепестки мантии гриба. Его вдруг поразило открытие коварного плана.

– Все верно, – будто прочитав его мысли, сообщил склизкий император, – сейчас я размножу свои споры и попаду в каждый водопроводный кран. Таким образом, мы расширим наше влияние многократно. Ну, а дальше… Дальше действовать нам станет

намного легче.

* * *

Вечером этого дня в городе наблюдалась странная и дикая картина. Почти все окна в домах горели электрическим светом. По пустынным улицам то и дело с криками ужаса проносились редкие граждане. По городу распространился кислый тошнотворный запах, какой часто встречается в вокзальных сортирах.

Гиндесбург сидел на кухне и угрюмо пил водку. В комнате, погруженная в кому, лежала его жена. Гриб же, присосавшись к оконному стеклу, торжествующе наблюдал за окнами соседних домов. Фирзякин видел, как то и дело в этих окнах появлялись человеческие силуэты и рапортовали грибу жестом, похожим на нацистское приветствие. Он отвечал лишь слабой вибрацией тела, от которой противно и уныло скрежетало оконное стекло.

«Боже, во что я влип?» – с ужасом думал Гиндесбург, напиваясь.

На миг в его голове возникла мысль кинуться к грибу и располосовать того ножом. Он покраснел, покрывшись испариной, и украдкой взглянул на кухонный нож, лежащий возле блюдца с закуской.

– Вот что, – сказал вдруг гриб, – когда первая фаза будет закончена, я посвящу тебя в дальнейшие планы и в саму суть того, что ты сейчас наблюдаешь. Понимаю, это может казаться тебе бесчеловечным и неправильным, но уверяю тебя, друг мой, ты ошибаешься!

Гриб ловко соскользнул со стекла на подоконник и проворно перелез с него на стол.

– Истинно великие вещи у непосвященного могут вызвать ужас и животный страх. Поэтому я беру своим долгом посвятить тебя во все, но только после того, как ты будешь к этому готов.

Гиндесбург послушно кивнул и слабо улыбнулся. Он понял, что ничего уже не в силах изменить…

* * *

– Подлей мне сладенького чайку, – донеслось из ванной, когда Фирзякин кропотливо мыл на кухне посуду.

– Сейчас, – ответил он. Наполнив кастрюлю остывшим переслащенным чаем, он медленно понес её в ванную комнату. Тапки, предательски шлепая, прилипали к залитому сладким чаем линолеуму.

– Поскорей! Что ты там еле волочишься? – недовольно гаркнул гриб.

– Иду, иду, – и Гиндесбург ускорил шаг.

Гриб, разросшийся до размеров огромного пляжного зонта, возлежал в чаше ванны. Возле него стоял телефонный аппарат, весь в слизи и луже мутновато-коричневой жижи. То и дело кто-то звонил грибу, и тот голосом властным и спокойным отдавал распоряжения:

– Владикавказ? Даю вам еще три дня. Все, и слушать не буду. Выполняйте. Да? Чартерным рейсом. И Сидней. Ах, уже? Отлично… Поставки чая из Китайской долины Чжу, да можно и индийский… Как пропал вагон? Десять тонн сахара? Уничтожу!..

Фирзякин нерешительно встал в проеме двери, боясь прервать бранные диалоги своего повелителя. Гриб, заметив Гиндесбурга, вяло кивнул ему, позволяя войти. Фирзякин аккуратно вылил в ванную содержимое кастрюли. Гриб блаженно заурчал. Мантия его завибрировала, и из-под неё вырвались громадные зловонные пузыри. Фирзякин инстинктивно задержал дыхание. Глаза его заслезились.

– Ты вот что, – сказал гриб, принеси-ка мне сюда телевизор. Сегодня в новостях будет кое-что интересненькое, – он гулко булькнул, что означало крайнюю степень его блаженства.