Интернет-журнал "Домашняя лаборатория", 2007 №3

Не входя в трапезную, мы совершили еще несколько кругов по церковному дворику, чтобы развеять сонную одурь в холодном воздухе осеннего вечера. Там же прогуливались, медитируя, и другие монахи. В саду, примыкавшем к дворику, мы заметили престарелого Алинарда Гроттаферратского, который, в последние годы скорбный плотию, большую часть дня — когда не молился — проводил на свежем воздухе. Он, похоже, не мерз и неподвижно сидел у внешнего края колоннады.

Вильгельм пожелал ему здравия. Старик был заметно рад, что кто-то к нему обращается.

"Ясный денек", — сказал Вильгельм.

"Божией милостью", — ответил старик.

"Ясны небеса, а на земле довольно мрачно, — продолжил Вильгельм. — Вы Знавали Венанция?"

"Венанция которого? — переспросил старец. — А, который умер? Это зверь по аббатству рыщет".

"Какой зверь?"

"Из моря выходящий. О семи головах, о десяти рогах, на рогах у него десять диадем, на головах три имени богохульных. Видом подобен барсу, ноги как у медведя, пасть как у льва… Видел я этого зверя…"

"Где? В библиотеке?"

"В библиотеке? Почему в библиотеке? Я давно не хожу в скрипторий. В библиотеке не был никогда. В библиотеке никто не был никогда. Я знал тех, кто бывал в библиотеке…"

"Малахию и Беренгара?"

"Да нет… — старик внезапно захохотал скрипучим фальцетом. — Раньше.

Того библиотекаря, что был до Малахии, давно…"

"Как его звали?"

"Не помню. Он умер, когда Малахия был еще молод. А тот, который был до учителя Малахии — тот был помощником библиотекаря в мою молодость. Но я в библиотеку никогда не ходил. Там лабиринт".

"Библиотека помещается в лабиринте?"

"Се лабиринт величайший, знак лабиринта мирского, — размеренно возгласил старец. — Вход и широк и манит; всякий, кто входит, погиб. Никто не сумеет выбраться. Не надо ходить за Геркулесовы столпы".

"Итак, вы не Знаете, как пройти в библиотеку, когда двери Храмины заперты".

"Почему не Знаю? — хихикнул старик. — Это многие знают. Иди через мощехранилище. Можно идти через мощехранилище. Но не хочется через мощехранилище идти. Мертвецы сторожат путь".

"Так кто сторожит путь — мертвецы в мощехранилище или те, которые блуждают ночью по библиотеке со светильниками?"

"Со светильниками? — удивленно повторил старик. — Таких рассказов я не слышал. Нет, мертвецы — те в мощехранилише. Мощи потихоньку переселяются с кладбища — охранять путь. Ты разве не видел в часовне алтарь, ведущий в мощехранилище?"

"Это в третьей слева после поперечного нефа?"

"В третьей. Может быть, и в третьей. Это в той, где на алтарном камне скелеты. Четвертый череп справа. Ткни в глаза. Попадешь в мощехранилище. Но ты туда не ходи. Я туда не ходил. Аббат не велит".

"А зверь? Где вы видели зверя?"

"Какого Зверя? А, Антихриста… Он скоро явится. Тысячелетие исполнилось, и мы ждем зверя".

"Но тысячелетие исполнилось триста лет назад, а зверя все нет".

"Антихрист приходит не тогда, когда исполняется тысяча лет. Исполняется тысяча лет — начинается царство праведных. Потом придет Антихрист и разгонит праведных, а потом будет последняя битва".

"Но праведные будут царить еще тысячу лет, — сказал Вильгельм. — Либо они царили со смерти Христовой до конца первого тысячелетия, и значит, Антихрист должен был уже появиться. Либо они пока не царили, и значит, до Антихриста еще далеко…"

"Тысячелетие отсчитывается не от смерти Христа, а от Константинова дара. С тех пор прошло тысячелетие…"

"И что же — сейчас царство праведных?"

"Не знаю. Я уже ничего не знаю. Я устал. Подсчеты очень трудны. Беат Лиебанский все подсчитал. Спроси у Хорхе, он молодой, память хорошая… Но время назрело. Ты ведь слышал семь труб?"

"Какие семь труб?"

"Ты что, не слышал, как погиб первый мальчик? Рисовальщик? Первый Ангел вострубил, и сделались град и огнь, смешанные с кровью, и пали на землю. Второй Ангел вострубил, и третья часть моря сделалась кровью… Разве не в кровавом море утонул второй мальчик? Жди третьей трубы! Смерть придет от вод. Господь карает нас. Мир вне аббатства разорен еретиками, мне сказали, что на римском престоле папа-извращенец, использует гостий для некромантии, кормит ими своих мурен… И у нас кто-то нарушил заклятие, сломал печати лабиринта…"

"Откуда вы знаете?"

"Знаю. Слышу. Все шепчутся. В аббатство вторгся грех. Бобы есть?"

Последний вопрос был явно обращен ко мне и смутил меня до крайности. "У меня нет бобов…" — робко ответил я.

"На другой раз принеси бобы. Я держу их во рту. Видишь, зубов совсем нет. Держу, пока не набухнут. Они гонят слюну, aqua fons vitae. <вода — источник жизни (лат.)> Завтра принесешь бобы?"

"Завтра непременно принесу бобы", — заверил я его. Но старик уже дремал. Мы отошли и отправились в трапезную.

"Что вы думаете о его словах?" — спросил я учителя.

"Он в святом безумии столетних старцев. Что в его словах истина, что бред — сразу не скажешь. Но думаю, путь в Храмину он указал верно. Я ведь видел, откуда вышел Малахия ночью. В той часовне действительно каменный алтарь и высечены черепа. Так что вечером поглядим".

Второго дня ПОВЕЧЕРИЕ,

где открывается Храмина, в ней оказывается загадочный лазутчик, обнаруживается записка некромантским тайным шифром, а также на мгновение показывается и снова исчезает книга, которую предстоит искать во многих последующих главах; в довершение неприятностей украдены Вильгельмовы очки

Ужинали в мрачном молчании. Прошло чуть больше двенадцати часов после находки тела Венанция. Все косились на его пустое место. Когда в час повечерия монахи гуськом потянулись к хору — это больше всего походило на похоронную процессию. Мы с учителем стояли службу в поперечном нефе, чтоб следить за третьей часовней. Свету было мало, и когда Малахия вынырнул из мрака и занял свое место, мы снова не смогли определить, откуда именно он появляется. Тем не менее мы шагнули в тень и укрылись в боковом нефе, чтобы незаметно для всех остаться после службы. Под плащом у меня был фонарь, запасенный на кухне во время вечери. Зажечь его я предполагал от большой бронзовой треноги, на которой огонь горел всю ночь. У меня в фонаре был новый фитиль и очень много масла. Света, добытого мной, должно было хватить надолго.

Я был слишком возбужден предстоящим походом, чтоб уследить за службой. Как она кончилась, я и не заметил. Монахи опустили на лица куколи и проследовали медленной цепочкой в направлении своих келий. Церковь опустела. Шевелились и бегали блики лампадного огня. "Ну, — сказал Вильгельм, приступим". Мы пробрались в третью часовню. На подалтарном камне и точно было вырезано множество черепов. Их пустые глубокие глазницы нагоняли страх. Опорой им служила груда искусно вырезанных из камня берцовых костей. Вильгельм вполголоса повторил слова, слышанные от Али-нарда: "Четвертый справа череп, ткни в глаза…" — и медленно ввел пальцы в глазницы мертвого лика. Что-то заскрипело, алтарь сошел с места, повертываясь на невидимой оси, и перед нами открылся темный проход. Посветив моим фонарем, мы увидели сырые ступени. Прежде чем спускаться, посовещались, захлопывать ли за собой тайный вход. "Лучше не надо, — сказал Вильгельм. — Неизвестно, удастся ли открыть изнутри. От погони это все равно не спасет. Тот, кто приходит ночью к подземному ходу, явно умеет открывать его. Нас обнаружат так или иначе".