Интернет-журнал "Домашняя лаборатория", 2007 №7

В Хабане поднялась паника, простой народ заволновался, и что можно было ответить этому народу — ведь человеческая жизнь священна! Но тут выступил на сцену младший военный хирург Джемс Кэрроль, суровый искатель и солдат по натуре, — он только что вернулся в Хабану для разрешения кое-каких академических вопросов…

«Мы можем теперь совершенно уничтожить желтую лихорадку, ибо выяснили, как она передается от человека к человеку, но чем вызывается желтая лихорадка?»

Вот какой вопрос поставили перед собой Рид и Кэрроль, и можно, конечно, считать этот вопрос чисто академическим, но я поставлю его несколько иначе: стоило ли заплатить человеческой жизнью (хотя бы испанского иммигранта) за получение ответа на этот вопрос? Что касается меня, то я затруднился бы ответить: да или нет. Но Рид и Кэрроль сказали: «Да!» Начавши эту работу, как солдаты, выполняющие приказ, как гуманисты, рискующие своей шкурой для спасения человеческих жизней, они уже были отравлены ядом искания истины, одной только холодной истины. Они были ослеплены сиянием славы, которая венчает отважных завоевателей неизвестного…

Они были твердо убеждены в том, что тут не было никакой видимой бациллы, никакого микроба, которого можно рассмотреть через самые сильные микроскопы, они искали такого зародыша в печени людей и в легких комаров — и безрезультатно. Но тут представлялись иные возможности — чудесные возможности существования нового вида зародыша, сверхмикроба, недоступного самым сильным линзам, обнаружившего свое существование только убийствами с помощью какого-то страшного, таинственного яда. Такова должна была быть природа зародыша желтой лихорадки. Старый Фридрих Лёфлер — знаменитый усач — нашел уже нечто подобное при заболевании телят ящуром. И теперь Рид с Кэрролем собрались доказать, что микроб желтой лихорадки относится к тому же субмикроскопическому миру.

Так как Вальтер Рид был в это время занят, он послал в Хабану Джемса Кэрроля, который попал в весьма затруднительное положение из-за смерти экспериментальных больных Гитераса. Гитерас был очень смущен и напуган. Нет, нет, Кэрролю нельзя брать кровь у желтолихорадочных больных! И уж, разумеется, нельзя было пускать на них комаров! Но что было глупее всего — Гитерас не позволил Кэрролю даже вскрывать трупы: это могло вызвать возмущение масс!

«Можете себе представить мое разочарование!» — писал Кэрроль Вальтеру Риду, обрушиваясь с негодованием на темноту и невежество населения.

И что же? Вы думаете, эти трудности остановили Кэрроля? Не таков был Джемс Кэрроль!

Каким-то необъяснимым способом он достал себе отменной желтолихорадочной крови и пропустил ее через фарфоровый фильтр, настолько тонкий, что ни один видимый микроб не мог сквозь него пройти. Отфильтрованную жидкость он впрыснул под кожу трем «свежим» иммигрантам (история умалчивает, как он убедил их согласиться на это) и — урра! — двое из них заболели желтой лихорадкой. Значит, желтая лихорадка похожа на лёфлеровскую болезнь телят! Вызывающий ее микроб может быть слишком мал для микроскопа, зато он проходит через мелкопористый фарфор.

Рид пытался его остановить: «Хватит с нас этих смертей», но Кэрролю непременно надо было достать зараженных комаров, и каким-то ловким маневром он их достал и приступил к своему заключительному, самому отчаянному опыту!

«В случае со мной, — писал Кэрроль, — укус одного комара вызвал очень тяжелое заболевание, протекавшее почти смертельно в течение нескольких дней.

Я настолько убедился в том, что тяжесть заболевания обусловливается не количеством укусов, а восприимчивостью данного субъекта, что 9 октября 1901 года в Хабане я сознательно пустил на вновь прибывшего иммигранта восемь комаров (все, что у меня было), которые были заражены восемнадцать дней назад. Последовавшее заболевание протекало в очень легкой форме», — заканчивает он с гордостью. Но что, если бы этот больной погиб, а ведь это легко могло случиться!

Таков был этот самый удивительный из всей этой удивительной команды, и, оглядываясь теперь назад на его отчаянную смелость, на его фанатические устремления в опасные тайны природы, я почтительно снимаю шляпу перед этим дерзким, украшенным очками искателем-воином, бывшим кладовщиком. Это он, Джемс Кэрроль, первый подставил свою руку под укус комара и тем самым показал пример американским солдатам и гражданскому клерку, испанским иммигрантам № 1, 2, 3 и 4, всем остальным — им нет числа… Вспомним, что во время его болезни был момент, когда ему показалось, что сердце его останавливается. В 1907 году, шесть лет спустя, сердце Кэрроля остановилось по-настоящему…

VII

А в 1902 году, за пять лет до этого, Вальтер Рид, в цвете молодости, но утомленный, очень утомленный, как раз в момент нараставшей мировой славы скончался от аппендицита.

— Я оставляю жену и малютку-дочь… — сказал Вальтер Рид своему другу Кину, перед тем как эфирная маска легла на его лицо. — Такую крошечную малютку… — бормотал он, когда эфирные пары погружали его сознание в последний сон…

Но, честь и слава американскому народу, честь и слава конгрессу, они назначили Эмилии Лоренс Рид, жене человека, спасшего для страны несчетное количество миллионов долларов, не говоря уже о спасенных жизнях, приличную пенсию в тысячу пятьсот долларов в год. Такие же пенсии были назначены вдове Лэзира и вдове Джемса Кэрроля, и это, конечно, было очень прилично, потому что, как справедливо сказал один из сенаторов, они еще могут сами себе помочь…

Что же случилось с рядовым Киссенджером из Огайо, который одним из первых пошел на этот опыт «в интересах науки и во имя человечества»? Он не умер от желтой лихорадки. И ему тоже в конце концов была присуждена награда: сто пятнадцать долларов и золотые часы, которые были ему вручены в присутствии офицеров и солдат в Колумбийских казармах. Он не умер, но желтая лихорадка вызвала у него неприятное осложнение — паралич ног. И теперь он сидит, считая минуты на своих золотых часах. Но опять-таки, что за удача! У него есть добрая жена, с помощью которой он может все-таки залезать в ванну…

А что же с остальными?

Время, увы, слишком ограничено, чтобы останавливаться на остальных, да и, по правде говоря, я не знаю, что с ними сталось.

Так собиралась, жила и работала эта удивительная команда, которая дружными, объединенными усилиями добилась того, что сейчас едва ли найдется в мире достаточно желтой лихорадки, чтобы уместиться на шести булавочных остриях.

И старому, испытанному бойцу со смертью Давиду Брюсу придется теперь взять обратно сказанные им слова: «В настоящее время опыты на людях, к сожалению, неосуществимы».

Глава 12

Пауль Эрлих. Магическая пуля

I

Двести пятьдесят лет тому назад Антони Левенгук, упорный искатель реальных фактов, впервые взглянул через свой «магический глаз», увидел микробов и положил начало всей этой истории. Но он, без сомнения, наградил бы своей презрительной голландской усмешкой каждого, кто назвал бы его микроскоп «магическим глазом».

Пауль Эрлих, который довел эту историю до счастливого конца (как и подобает всякой приличной истории), был очень веселым человеком. Он выкуривал до двадцати пяти сигар в день, не прочь был выпить (совершенно открыто) кружку пива со своим старым лабораторным служителем и десяток-другой кружек с немецкими, английскими и американскими коллегами. Будучи вполне современным человеком, он все же напоминал нечто средневековое своей знаменитой, часто повторяемой фразой:

— Нужно научиться стрелять по микробам волшебными пулями.