Интернет-журнал "Домашняя лаборатория", 2007 №9

Сияло солнце… Мне дали комнату с большим балконом. Было жарко. Не одеваясь, я вышел на балкон… Прямо передо мной возвышался Акрополь, первая радость в мое первое утро в Афинах… нечто незабываемое.

Греция имела для него ту же притягательную силу, что и для всех жителей Запада, да к тому же интерес его к этой стране был подогрет рассказами, которые он в течение нескольких лет слышал от Амалии, о красотах ее родины. «Она мне говорила о чудесной голубизне неба, о сверкающем солнце, о переливающихся, изменчивых красках гор. Я ждал очень многого и, хотя приехал только в октябре, убедился, что она ничуть не преувеличила красоту и очарование Греции».

Это была триумфальная поездка. Первую лекцию Флеминг прочитал в актовом зале Афинского университета; зал был так набит, что туда не смогли попасть многие послы и другие официальные лица. Приехали слушать Флеминга архиепископ, премьер-министр, крупнейшие ученые и старые крестьянки в живописных головных уборах. Когда этим женщинам вежливо объяснили, что они не поймут Флеминга, потому что он будет говорить по-английски, они ответили, что пришли из своих деревень посмотреть на него.

Ему доставляло неизменное живейшее удовольствие позволять своей сотруднице и другу оказывать ему такой радушный прием в ее родной стране. Они ужинали на берегу моря. Вечером берег напоминал алмазное ожерелье. Амалия с Флемингом полетели в Салоники. Когда она ему сказала, что он должен послать визитную карточку архиепископу, он признался, что не захватил с собой карточек, но тут же попросил белый кусочек картона и так четко написал на нем свою фамилию, что она казалась напечатанной в типографии.

Для поездки по северной Греции в распоряжение Флеминга была предоставлена машина. В этих прекрасных и диких горах его сопровождал воистину королевский эскорт мотоциклистов. В Кастории он остановился у одного из именитых жителей города, и по греческим законам гостеприимства ему подали чашку кофе, ложечку варенья, стакан воды и местный очень крепкий напиток «тсипуро». После этого пришли представиться ему все местные власти: мэр, епископ, начальник полиции и президент медицинского общества. При появлении каждого нового посетителя снова вносили поднос с кофе, вареньем, «тсипуро», и хозяйка из вежливости каждый раз угощала и Флеминга. Он же, считая, что это обязательный ритуал, мужественно все принимал. Потом надо было отдать визит епископу, и там тоже пришлось выпить «тсипуро». После этого Флеминг очень нетвердо держался на ногах.

Он развлекался, как ребенок, удил в озерах рыбу, поехал осмотреть место пересечения трех границ — греческой, югославской и албанской. Часто, когда он проезжал мимо города, в котором не предполагалось остановки, жители, поджидая его, выходили на дорогу, задерживали машину и чествовали «человека, который открыл пенициллин». Наконец Флеминг вернулся в Афины; здесь он был избран членом Афинской академии. Он едва успел написать свою речь, которую доктор Вурека вынуждена была переводить уже в машине, пока они ехали на церемонию. «Меня приняли в Академию города, где родилась наука еще в те времена, когда жители моей страны были дикарями и варварами, — вспоминал потом Флеминг. — Это была весьма значительная минута моей жизни. Еще больше меня взволновала преподнесенная мне ветка оливы, срезанная с того дерева, под которым проповедовал Платон. Я храню ее как святыню».

После этого торжества он снова отправился путешествовать по стране. Он был в Коринфе, осмотрел храм Эскулапа в Эпидоре, Аргос и Микены, Олимпию и Дельфы — шеститысячная история этого города, его храмы, оракулы и овеянная славой оливковая роща привели Флеминга в восторг. Но в дневнике он записал только:

Осмотрел храм. Чудесно расположен… Видел руины там, где некогда находился оракул, и место в храме, которое позже занимала предсказательница. Был у фонтана, в котором люди мылись перед тем, как посоветоваться с оракулом. Посидел там и выпил кружку пива…

В Дельфах Флеминг попросил задержаться еще на день. «Снова побывал в храме. Во второй раз он оказался гораздо лучше». У камня, на котором некогда сидела

Пифия, он попросил, чтобы ему описали, как она изрекала свои предсказания, потом вдруг сказал: «Дельфийский оракул…» Амалия не дала ему договорить.

Показывая, как солнце, пробившееся сквозь тучу, озарило оливковую долину, она воскликнула: «Посмотрите, до чего это красиво!», но вспомнив, что она его перебила, спросила: «Вы что-то хотели сказать?» — «Нет, ничего», — ответил Флеминг.

Позднее он признался, что дельфийский оракул посоветовал ему жениться на его спутнице. «Это сделала ваша старая Пифия, восседавшая на камне и утверждавшая, что она мудрая! Она уже в свое время причинила немало вреда людям и продолжает это делать». Оракул попытался помочь застенчивому шотландцу высказаться, но какой-то другой бог из ревности воспротивился этому.

По возвращении в Афины Флеминг проделал в лаборатории при Евангелической больнице (той самой лаборатории, которой руководила доктор Вурека) серию опытов по фагоцитозу и опсоническому индексу. Он вел длительные научные беседы с профессором Якимоглу, а с Норой, его племянницей, серьезно говорил о ее куклах. В записной книжке, куда он заносил все значительные события дня, мы читаем: «Мэрула боится меня». И через два дня: «Теперь Мэрула настроена дружески». Мэруле, племяннице Амалии, было два года.

Флеминг получил приглашение на неофициальный обед с королем и королевой.

Дневник Флеминга.

В машине в летний дворец, к половине второго. Приняла королева Фредерика — привлекательная молодая женщина. Очень живая. Вскоре вошел и король. Аперитивы, потом обед. Нас было четверо: доктор Вурека, король, королева, Александр Флеминг. Разговор общий… Сидели до без четверти четыре. Подарил королеве культуру пенициллиума. Кажется, была обрадована.

Несколько дней он отдыхал на Родосе; после этого получил звание почетного гражданина Афин и ему вручили медаль города во время торжественной церемонии в ратуше, украшенной английскими и греческими знаменами. На этом закончилась чудесная поездка. Флеминг почувствовал здесь любовь простого народа, его осыпали почестями; он оценил горячую преданность своей спутницы. Именно благодаря ей эта поездка получилась такой приятной, такой замечательной. Десятого ноября Флемингу необходимо было уехать.

Вечером 9 ноября он пришел к Вурека, с тем чтобы у нее написать прощальные письма, поблагодарить всех за оказанный ему прием, собрать свои бумаги, навести порядок в своих записях. Амалия выглядела печальной и утомленной. Вдруг после этого напряженного месяца ею овладела усталость. Она подумала, что, возможно, никогда больше не увидит своего учителя, и испытала чувство мучительного одиночества. Они вдвоем поужинали в последний раз, провели этот вечер тихо и как-то грустно. Прощаясь с Амалией, Флеминг пробормотал какие-то невнятные слова, которые она не расслышала. Помолчав, он сказал:

— Вы мне ничего не ответили.

В полном изнеможении она проговорила:

— А вы что-то спросили?

Он ворчливо еле слышно пробормотал:

— Я вас просил выйти за меня замуж.

Она посмотрела на него непонимающими глазами, но постепенно в голове у нее прояснилось, и сказанное Флемингом дошло до ее сознания. Она ответила: «Да».

В записной книжке Флеминга 9 ноября 1952 года после нескольких чисто технических записей на отдельной строчке стоит одно только слово: «Да».

Флеминг вылетел из Афин 10 ноября. Он так и не смог поговорить с той, которая, произнеся это слово, стала его невестой. Все последнее утро к нему при ходили прощаться врачи и студенты. В самолете он написал первое письмо своей будущей жене.

Из самолета. 10 ноября 1952 года.

Мы сейчас пролетели над последним греческим островом. Следующая страна, которую мы увидим, будет Италия. Моя поездка в Грецию была очень удачной благодаря моему гиду, моей спутнице, у которой повсюду друзья, и благодаря еще многому другому этот месяц стал для меня неповторимым. Я пищу красными чернилами, потому что на большой высоте обычные ручки текут. Подо мной синее море, но не такое синее, как в Греции.