Интерпретаторы

— Хвала Всевышнему.

— Он вас не слышит.

— Хвала Всевышнему!

— Небеса высоки, голос ваш не дошел до них.

— Хвала Всевышнему!

— Братья, хвалите Его!

— Хвала Всевышнему!

— И Сыну Его на небе!

— Хвала Иисусу!

— И Святому Духу!

— Снизойди к нам, Святой Дух!

— Аллилу...

— Аллилуйя!

— Аллилу...

— Аллилуйя!

И вдохновенный Лазарь подсказал цитатчику:

— Жена! Что ты плачешь?..

— Жена! Что ты плачешь? Кого ищешь? Иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему и к Богу Моему и Богу вашему.

— Что вы ищете...

— Что вы ищете живого между мертвыми? Его нет здесь: Он воскрес.

— Итак, братья, умер ли брат Эзра?

— Он жив!

— Я повторяю, умер ли брат Эзра?

— Он живет в Боге нашем, слава Тебе, Господи, аллилуйя!

— Будет ли он жить в брате Ное?

— Он с нами!

– Радуйтесь, братья. Примите его в сердца!

— Аллилуйя!

— Ибо Он дал нам сына...

Ибо он дал нам сына Аллилу Аллилу Ибо Он дал нам сына Чтоб вести Своим путем Аллилу Аллилу Ибо Он дал нам светоч Аллилу Аллилу Ибо Он дал нам светоч Чтобы нам светил во тьме Аллилу Аллилу

В грохоте рукоплесканий Ной омывал ноги, отбивающие ритм. Апостолы, охваченные всеобщим восторгом, расчищали ему дорогу и извивались в танце. Лазарь сновал взад-вперед. Его одержимость была одержимостью скрипача, одинокого в группе уличных музыкантов, он не хотел подчинять свое тело всеобщему ликованию, некая упорядоченная сила удерживала его в твердой духовной скорлупе.

— Прими его. Господи, — время от времени выкрикивал он, — Прими его, Господи!

Ибо он дал нам меч Аллилу Аллилу Ибо он дал нам меч Чтоб разить Своих врагов Аллилу Аллилу

Дико надрывались колокола, и женщины, которые вначале, казалось, не вмешивались в богослужение, теперь взяли свое. Они носились по церкви с колокольчиками в руках, как ведьмы на шабаше, крикливые и загадочные. Иногда они хватали Ноя и плясали с ним, иногда набрасывались на апостолов и гремели им в уши колокольчиками, опрокидывали чашу с водой, которую приходилось наполнять снова и снова. Даже дети были вовлечены в этот вихрь. Широкие рукава женских платьев трепетали, как крылья, и дети рядом с ними выглядели крохотными мотыльками, вьющимися вокруг мерцающей свечи, которую являл собой Ной.

— Если бы он был постарше, женщины так бы не увивались вокруг него, — хихикнул Ласунвон.

— Согласись, он недурен, — сказала Дехайнва. — Отойди-ка, а то в этом шабаше я могу заплясать с тобой.

— Попробуй счастья, попляши со всеми, — сказал Саго.

— Нет, милый, лучше не рисковать.

И прежде, чем они осознали это, чаша была перед ними, и Ной опустился на колени.

— Это переходит все границы, — прошипел Ласунвон.

Апостолы стеной ограждали гостей от разбушевавшихся женщин. Более того, для них было приготовлено чистое полотенце, и с трогательной нежностью Ной стал омывать ноги Дехайнве.

— Ты взволнована, дорогая? — шепнул Саго.

— По крайней мере, его руки нежнее твоих, — был ответ.

Настала очередь Саго, потом Банделе. Ласунвон корчился и проклинал себя, что ввязался в эту дурацкую историю.

— Но что плохого в том, что тебе моют ноги? — спросил Банделе.

— Не люблю, вот и все.

— Нечего жаловаться, — сказал Кола, — нам оказывают честь.

Когда чаша дошла до Эгбо, апостолы молили и возмущались, но тот наотрез отказался. Он ничего не объяснял и только качал головой.

Чаша в сопровождении апостолов направилась дальше. Одержимая женщина стала выкрикивать прорицания, что не помешало триумфальному шествию Ноя по церкви. Два апостола остались с пророчицей, другие прокладывали дорогу в праздничном сборище.

Огромный крест, который они заметили, как только вошли в церковь, люди взвалили на спину Ною и, вознесенные пением и колоколами, поплыли кругами по церкви, останавливаясь у дверей для краткой молитвы. Когда Ной уставал, апостолы забирали у него крест и несли его сами, чтобы дать ему передышку. Это был, несомненно, очень тяжелый крест, и Лазарь, приблизившись, впервые заговорил, обращаясь только к гостям:

— Это один из немногих вкладов в церковь. Один из братьев, плотник, изготовил его для Господа нашего. А жена его расшила занавеси — вы обратили внимание на изображения двух святых?

Ной закончил седьмой круг, когда один из апостолов подбежал к Лазарю.

Эгбо слышал вопли одержимой, звук иноприродных голосов и громкую одышку. Она боролась с тремя мужчинами и одной женщиной, но им противостояло сорок вселившихся в нее демонов. Когда они выходили из церкви, женщина внезапно скрючилась, как зародыш, подпрыгнула в воздух и распростерлась на полу. Не имеющие названия муки превращали ее в подобие стальной пружины. Она была червем, насекомым, улиткой, скорпионом. Пена пузырилась у ее губ. Она извивалась и жалила как змея. Эгбо вышел первым. Он не раз видел подобные зрелища, и они всегда вызывали в нем глубокое отвращение. Так корчится раненый удав. В такие минуты Эгбо мечтал о проясненной радости и возвышенной страсти.

Юная дева Эла. Преображенные морщины Орисанлы. Успокоенные тела и неземная радость в глазах. Ласковый шепот незримо присутствующего божества. Это влекло его, а не судороги обезображенного тела.

Саго покачивал головой.

— Порой мне не верится, что это тот самый воришка. Может быть, это не он, а может, тогда в толпе он был слишком напуган.

Довольный Лазарь закивал головой.

— Я рад, что вы заметили перемену. Ваше мнение для меня очень важно.

— А мне не нравится новый апостол, — сказал Эгбо. — Он выглядит не преображенным, а подавленным. Его чистота — обман. В нем нет внутреннего свечения, лишь отражение зелотских пламен.

Лазарь слушал с раскрытым ртом.

— Вы ошибаетесь. В этом юноше Дух Святой.

— Я не люблю отступничества, — сказал Эгбо. — У него гладкое медное лицо отступника.

— Что это еще за дикая мысль? — возмутился Банделе.

— Я согласен с Эгбо, — сказал Кола. — Я написал бы его как Христа.

— Ты хочешь сказать, Иуду, — поправила Дехайнва.

— Нет, Христа-Отступника.

— Погоди. Договаривай до конца.

— Ни к чему, — возразил Эгбо. — Кола только ищет слова. Но хочет сказать не то же, что я. Когда я говорю отступник, я имею в виду Иуду.

— А я Христа. Таким бы я хотел написать Ноя.

— Не могли бы вы подождать со своим кощунством, пока мы уедем отсюда?

— Ты что, на старости лет решил стать лицемером? С каких пор?

— Не в том дело, — сказал Банделе. — Зачем это все говорить при Лазаре?

Лазарь, смотревший все время в дверь церкви, повернулся к ним и сказал:

— Прошу вас, не думайте, будто я против откровенности. В конце концов, каждый приходит к Богу неверующим. Наш долг показать ему свет.

Еще один апостол выбежал из церкви и начал настоятельно звать Лазаря.