Интервью длиною в годы: по материалам офлайн-интервью
Шрифт:
Есть ли для Вас темы совершенно непонятные? То есть, на которые Вы бы не смогли писать? Если есть, то какие? Еще один вопрос. Есть Ваши собственные произведения или герои, которые до сих пор для Вас непонятны?
Сергеева Юлия. Иркутск, Россия — 07.04.01
Наверное, я не мог бы писать о любви. То есть такой роман, который был бы ТОЛЬКО о любви и больше ни о чем. Тема природы мне совершенно чужда. Тема музыки. Тема живописи. Наверняка, можно назвать еще что-то (и немало!), но в голову сейчас не приходит.
Мы не очень хорошо понимали, о чем получилась у нас повесть «Второе нашествие марсиан»: кто там прав и что, собственно, из нашей повести следует.
Вопрос описания насилия в ваших произведениях поставлен очень остро, но описание самих т. н. батальных сцен зачастую крайне схематично. Это аргументировано вашими принципами? Не являюсь сторонником излишней жестокости, но ведь в таких критических ситуациях персонаж открыт для анализа.
Валентин. Владивосток, Россия — 08.04.01
Не совсем понимаю, о чем Вы говорите. Вам не нравится, как мы описали, скажем, бой Максима с бандитами? Вы считаете, что там у нас мало крови, хруста костей, выпученных глаз и т. д.? Но мы написали ровно то, что хотели там написать, и ни словом больше. Это, действительно, наш принцип: чем ужаснее происходящее в романе, тем реже автор должен использовать слово «ужас» и тем больший простор он должен оставить читательскому воображению. То, что подразумевается, всегда оказывает на читателя большее воздействие, чем то, что названо, сформулировано, расписано. Так в шахматах: скрытая, «висящая» угроза всегда опаснее прямого выпада.
Почему в Ваших произведениях всегда неопределенный, в каком-то смысле грустный конец?
Анна. Даугавпилс, Латвия — 27.05.02
Может быть, потому, что у нашей жизни конец всегда очень определенный и безусловно грустный?
Ваши ранние книги вполне могли воспитать у некоторых интеллигентов ощущение своей исключительности в светлом будущем и отрицательные чувства по отношению к «мещанам», «обывателям», «коммерсантам». А не приходила ли Вам тогда мысль критически описать саму интеллигенцию, чтобы внушить тем людям, для которых Ваша точка зрения авторитетна, должное чувство скромности и понимание своей ограниченности? Ведь она подчиняется закону Старджона о 90 процентах ровно в той же степени, как и все на свете!
Максим Поляков. Москва, Россия — 10.04.01
По-моему, мы не раз писали и об интеллигенции тоже — без особой жалости и пристрастия. Возьмите, например, «Хромую судьбу». Или «Град обреченный». Или «Жиды города Питера». Я уж не говорю о «Поиске предназначения». Мы очень давно перестали идеализировать интеллигенцию — с тех пор, как была проиграна, едва начавшись, битва за свободу в первой половине 60-х.
Почему в произведениях АБС никто не умирает естественной смертью? Разве так сложно дожить до своего естественного предела (пусть и в 300 лет) в гармоничном мире будущего? Более того, в произведениях АБС никто не умер своей смертью даже в прошлом, ближайшем к описываемому будущему. Нигде не обнаружил воспоминаний о покойных тетушках и дядюшках, о полученных наследствах, о дальних (что по-своему отдельная тема) родственниках… Это просто симуляция идеи вечной жизни в умах тех-кто-там-в-этом-самом будущем живет или есть другая причина?
Виталий. Киев, Украина — 04.01.04
Это — тонкое замечание. И наверное, хороший материал для психологов и аналитиков. Сам я в те поры по этому поводу не задумывался — молодые люди вообще не задумываются о (естественной) смерти. Наверное, и для АНа эта мысль была чужда и малоинтересна. Недаром же наш (самый молодой, правда) герой объявляет что-то вроде: самое главное в жизни человека — это красиво умереть. Авторы, разумеется, слегка пародировали
типичный юношеский гонор, но, на самом деле, недалеко от этой позиции (тогда) ушли.Почему и в первом, и во втором романах С. Витицкого герои пытаются разгадать тайну бессмертия?
Алексей. Хабаровск, Россия — 19.04.04
А почему бы и нет? Согласитесь, это тайна высочайшего класса, и достойна она всяческого внимания.
Три произведения АБС — УНС, ХС и ОЗ — публикуются по принципу «2 повести через главу по очереди». Откуда возникла идея такой компоновки произведений? Не просто же из подражания Булгакову? Не кажется ли Вам, что при постоянном «перепрыгивании» с одной повести на другую теряется накал (сейчас говорят «драйв») произведения?
Александр. Москва, Россия — 24.12.04
Компоновка «через главу» очень распространена в художественной литературе. Не мы ее, разумеется, придумали и даже не Булгаков. Согласен, «перепрыгивание» иногда раздражает, особенно — читателей молодых, стремящихся поскорее узнать, «что там будет дальше». Но этот художественный прием имеет и свои плюсы: он придает произведению «объемность», ощущение многоплановости и неоднозначности, — что особенно ценят читатели-профессионалы высокой квалификации.
Почему при чтении Ваших произведений возникает ощущение абсолютной реальности всех ситуаций?
Мовчан Андрей. Дружковка, Украина — 20.06.00
Старались.
Ваши самые поздние вещи — гораздо глубже «Возвращения», «Обитаемого Острова», но все-таки не планируете Вы когда-нибудь ЕЩЕ РАЗ ВЕРНУТЬСЯ назад (или еще раз посмотреть в будущее — как хотите) и написать что-то новое о Каммерере, Комове, Горбовском, а? «Белый Ферзь», «Парадоксальная планета Морохаси»… «Манхэттенский проект»…
Павленко Виктор. Армавир, Россия — 15.09.98
Увы, нет. Не планирую. Мне это сейчас вовсе не интересно. Гораздо интереснее тот реальный мир, который грузно и страшно ворочается сегодня вокруг, как потревоженное чудовище. И никто не знает, что может произойти завтра — при том, что в общем-то понятно, что будет через 30–40 лет. Какая «парадоксальная планета Морохаси» может сравниться по загадочности своей и непредсказуемости с невероятной планетой Земля?
Когда Вы писали Страну багровых туч, Путь на…, Стажеров, Вы с братом были уверены, что полеты к планетам будут происходить уже в конце 20 века. Почему у Вас такая была уверенность?
Александр Дубовик. Новороссийск, Россия — 21.02.04
Мы начинали свои первые романы в середине и в конце 50-х. Это было время безудержного оптимизма — во всех вопросах и в том числе в вопросах покорения Космоса. Всем тогда казалось, что все будет быстро, здорово и очень скоро. Высадка на Луну — в конце 60-х (тут, надо сказать, мы все ошиблись не сильно, только все думали, что это будут советские космонавты). Высадка на Марсе и Венере — конец 70-х. Освоение этих планет — в 90-х. Выяснилось, однако, что для всего этого нужна техника, которой еще нет ни у кого, и совершенно «шамашедшия деньжища». Хочу подчеркнуть, что это не только мы, бр. Стругацкие, питали такой безудержный оптимизм — все вокруг были оптимистами, даже, по слухам, сам Королев. Впрочем, мы довольно быстро поняли, что есть на свете вещи поважнее Космоса — например, воспитание нового человека, без которого никакое «светлое будущее» человечества не состоится. Тогда мы (оставаясь все еще оптимистами в плане темпов космического развития!) пришли к единственно правильной идее: «Главное — на Земле».