Интриганы

Вольдемар Викторович загрустил. Конечно, можно было бы уволить этих двух обалдуев, но где взять толковых руководителей на СМИ и культуру. Особенно для СМИ. Их можно только пожалеть, живут в постоянном страхе кому-нибудь не угодить.

Французов взглянул на газету, которую продолжал держать в руках, и еще раз вспомнил предшественников, боровшихся с любой критикой в свой адрес. «Глупцы, – подумал он. – Если бы позволяли прессе выпускать пар, то сидели бы в своих кабинетах по сей день. Людям нужно давать выговориться. Меня критикуют?! Что ж, флаг им в руки, собаки лают, а караван идет».

Это была последняя мысль губернатора. Из камина тянуло теплом, и к нему незаметно подкралась дрема.

Хлопнула дверь, послышался дробный стук женских каблучков.

– Что за манера входить без стука?! – вскочил Вольдемар Викторович. – Прости, – криво усмехнулся он, узнав Диану. – Это нервы. – И улыбнулся. – Я задремал, и мне приснилась бабушка. И пирожки с картошкой. Я любил пирожки с картошкой. Макал их в сахар, когда он был.

– Пирожки с картошкой в сахаре? – рассмеялась Диана.

– Это вкусней, чем нынешние пирожные. Чудесное было время.

– Пирожки с картошкой… – повторила Диана. – Ты называешь это чудесным временем?

– Много лучше сегодняшнего. Вот признаки настоящего. – Французов потряс газетой и швырнул ее в камин. Бумага вспыхнула, из камина потянуло гарью. – Тут пишут, что группу невинных людей держат в тюрьме без суда и следствия. Может, лгут, не знаю.

– Не лгут, – сказала Диана. – Но ты не беспокойся, Мостовой это сделал для твоей пользы.

– Какого черта?!.. – вскричал Французов. – Ты соображаешь, что говоришь?! – Губернатор хотел высказаться гораздо жестче, но запах Дианиных духов, таящий парижскую чувственность, заставил сдержаться.

– Полковник здесь, – спокойно проговорила Диана. – Поговори с ним, он все объяснит.

– Да, пусть объяснит!

– Сейчас, – сказал Антон Антонович. Он стоял у дверей и наблюдал за поведением губернатора.

– Нужно спрашивать разрешения, когда входишь ко мне! – резко сказал Французов, и бакенбарды его покраснели. Французов всем говорил «ты», подчеркивая тем самым разницу в социальном статусе.

– Я спешил к вам, чтобы объясниться.

– Ты совершил преступление, арестовав невинных людей!

– Может, вспомните, что я вам друг? – улыбнулся Мостовой.

– В политике друзей не бывает.

– Если вы так думаете, я ухожу. – Полковник достал из нагрудного кармана френча сложенный вчетверо лист. – Вот мое прошение об отставке.

– Выслушайте его, ваше превосходительство, – твердо и настойчиво потребовала Диана. В сложных ситуациях она переходила на официальный тон. – Это очень серьезно.

Губернатор с удивлением взглянул на Диану – никогда раньше она не позволяла себе так бесцеремонно давать ему советы при других людях. «Становлюсь подкаблучником», – мелькнула подленькая мыслишка. Мелькнула и тут же исчезла, запах духов действовал.

– Прости, – сказал Французов полковнику. – Это все пресса. Нервы ни к черту.

– Это не пресса, – сказал Антон Антонович. – Ваши немотивированные страхи, неуверенность и нервозность – все соответствует тому состоянию, в котором находился в камере ваш двойник. Парня зовут Самсон, и он служит кассиром в банке. Мы специально посадили его, чтобы создать экстремальные условия и проверить утверждение ясновидца.

– Ну, допустим. Но зачем было задерживать других?

– Издержки производства. Вспомните свою армейскую службу. Когда ваша рота на полном скаку влетала на тачанках в горный аул, вы разве разбирались, кто виновен, кто нет?

– Тачанки… – усмехнулся Французов. – И нечего иронизировать. Где не могли пройти бронетранспортеры, тачанки были единственным средством передвижения и не мешали работе пулеметов на ходу.

– Я видел эти пулеметы в музее. Они действительно работали? – Мостовой знал, как Французов гордится своим армейским прошлым, и воспоминание о нем приведут губернатора в хорошее настроение.

– «Максим» – замечательное оружие, Антон. Пулеметы до сих пор работают безотказно. Не то что современные «Булавы», в белый свет как в копеечку. И точно, влетают они нам в копеечку. – Настроение у губернатора улучшилось, и он улыбнулся. – Но не будем отвлекаться, докладывай.

– Ничего особенного не произошло, арестованные уже отпущены на свободу.

– Но ты говорил о моем двойнике. Значит, утверждение ясновидца подтвердилось?

– Увы, ваше превосходительство.

– Пусть так. Но даже если я действительно связан с ним какой-то сверхъестественной связью, чем опасен для меня какой-то кассир?

– Ясновидец напророчил ему конец в сумасшедшем доме.

– Конец в сумасшедшем доме? – удивился Французов, и чувство тревоги вновь поселилось в нем.

– Доверься нам, дорогой, – сказала Диана, видя растерянность своего возлюбленного. – Мы с Антоном Антоновичем тебя защитим.

У губернатора была причина встревожиться, он вспомнил свой странный сон – пыльную дорогу, опаленную солнцем, по которой ползли повозки с впряженными волами. А на повозках… Тогда он не обратил внимания, что люди, сидящие в повозках, упакованы в грязные смирительные рубахи. Вот, оказывается, кого вез в пустыню этот караван…

Апатия вдруг навалилась на Вольдемара Викторовича неподъемным грузом и вдавила назад в кресло.

С улицы в зал донесся перестук конских копыт.

– Самсона привезли, – сказал полковник.

– Зачем? – вяло спросил Вольдемар Викторович.

– Вас нужно познакомить. Я уже ввел его в курс дела, теперь важно, чтобы он ощутил вашу благожелательность и успокоился. А то он, чего доброго, действительно свихнется от свалившейся на него ответственности.

В комнату горничная вкатила столик с напитками и бутербродами, накрытыми белоснежной салфеткой. Мостовой приподнял салфетку, осмотрел ассортимент и одобрительно кивнул девушке. Горничная присела в глубоком реверансе и выбежала из гостиной.

– Я волнуюсь, – призналась Диана.

– Будьте с ним ласковы, и все образуется, – посоветовал Антон Антонович.

В зал охранники ввели Самсона и стали у дверей, скрестив алебарды. Кольчуги на их грудях были начищены до ослепительного блеска.

– Вот наш герой. – Начальник СБ подтолкнул Самсона к губернатору. – Зовут Самсон. Прошу любить и жаловать.

– Красивое имя, – сказала Диана.

Самсон поднял на нее глаза и обомлел: ему улыбалась невыносимо прекрасная женщина. Ее смуглое треугольное лицо с большими карими глазами и чувственно вздрагивающими крыльями носа впечаталось в его сердце. Оно вдруг стукнуло, затихло, снова стукнуло и зачастило так, что перехватило дыхание. Стало и томительно, и больно, и радостно одновременно. Только тот, кто испытал эту мощную, неодолимую силу любви с первого взгляда, может понять, что испытал в это мгновение Самсон. У него подкосились ноги, руки отказались повиноваться, и он пошатнулся. Антон Антонович, внимательно следивший за ним, подхватил его под руки и усадил в кресло. Самсон сел и опустил глаза – страшился еще раз взглянуть на женщину.