Интро Канарейки
Шрифт:
Её лицо побледнело, глаза моментально наполнились влагой, зрачки расширились, и девочка ухватилась за ворот моей рубашки с невиданной ранее смелостью.
— Нет!!! Вы обещали! Я сделаю всё, что скажете! Да хоть закройте меня в клетке! Никогда не скажу ничего против! Но, прошу Вас! Спасите Одиннадцатую!
Почему же это так сложно? Этот взгляд, полный надежды и отчаяния, эти дрожащие руки, сжавшие прочную ткань, этот молящий голос… Но, увы, есть вещи, над которыми я не властен.
— Канарейка, послушай! Хозяин приюта убил твою подругу… Мне правда жаль…
Секунду после мне стало страшно…нет, не потому, что я боялся последствий. А потому, что последствия наступили раньше, чем я успел выпустить
Скрытая сила
Никита
— Канарейка, ты чего? — расширенные зрачки, мутные от пелены нахлынувших слёз, широко распахнутые веки, истеричная дрожь по телу. В таком положении она застыла, будто душа отошла, а человеческая оболочка, словно мраморная статуя, осталась в моих руках. — девочка, приди в себя! Позвать врача? Тебе плохо?
Хрупкая ладошка, собрав последние силы, устало опустилась поверх моей. Канарейка проморгала несколько раз, будто пытаясь осознать происходящее.
— Не нужно врача… Я просто… Одиннадцатой правда больше нет? — как бы я хотел сказать, что это ложь! Вернуть ее глазам блеск, который радовал меня ещё несколько мгновений назад. Но, что я могу с этим сделать? Реальность бывает чрезмерно жестокой, особенно с теми, кто ничего не может возразить.
— Да, Малышка… Мне жаль…
— Как это произошло?
— Ублюдок вышел из себя. И…так получилось. — решил, что хотя бы грязные подробности могу от неё утаить, оградив тем самым раненую душу несчастной девочки…
— Извините за дерзость. Могу я немного побыть одна?
Мне страшно оставлять ее в таком состоянии. Совсем молодая, уже сполна хлебнувшая горя, пережив очередное потрясение… Не наделает ли Канарейка глупостей?
— Я предпочел бы остаться рядом.
— Господин — твердый взгляд, с небывалой уверенностью, в упор встретился с моим. — от того, что в этот момент вы дадите мне немного свободы- я не перестану быть вашей вещью! Не исчезну, не пропаду… Именно сейчас я не хочу, чтобы меня кто-либо видел. Позвольте мне, хоть в сердце, проститься с самым близким человеком, которого больше никогда не будет рядом!
Девочка повысила тон! Видимо, впала в отчаяние настолько, что положение, сдержанность и покорность попросту стали не важными… Под этим напором сдался даже я.
— Хорошо, только, не наделай глупостей! Я буду в соседней спальне, и, если что- сразу приду.
— Знаете, Никита Александрович, я всегда хотела спросить у кого-нибудь из знати одну вещь… — чуть слышный шепот лишившегося жизненной энергии голоса. Я провел большим пальцем под ее веками, вытирая струящиеся слёзы. Они, обрамлённые алмазным сиянием, слетали с глаз тихо… Не было всхлипов, безэмоциональное, прекрасное лицо не исказила гримаса боли. Она лишь читалась в полузакрытых глазах.
— Спрашивай, девочка…
— Что в вашей жизни самое важное? Было ли что-то, чего вы желали больше всего на свете? Цель, к которой шли, не смотря ни на что?
— Сложный вопрос… Моих желаний было явно больше, чем одно. И каждое из них я стремился исполнить. Как правило, мои усердия вознаграждались успехом. Характер такой…
— Как я и думала… У всех, кто имеет на что-то возможность, много амбиций и планов. От того вы считаете, что с жизнью можно не считаться. Теперь представьте, как может мыслить человек, у которого с детства лишь одна цель, и эта цель- сама жизнь?! Безродным не о чем мечтать, ведь их мечты не осуществляются. И от того мы просто упрямо стараемся выжить… Потому что, это единственное, что мы можем. Подумайте, сколько раз в приюте я могла лишиться смысла открывать по утрам глаза? Не только я, каждая сирота, которая
даже человеком не считается в понимании высшего света. Но, мы не хотим умирать! Пытаемся понравиться покупателю, остаёмся безвольными куклами в угоду богатых господ, играем роль преданных зверушек. И делаем это так старательно, что Господа, в итоге, попросту забыли, что мы, на самом деле, тоже люди! С теми же чувствами, с той же душой, с сердцем, которое бьётся… И Канарейка будет хранить это биение, даже если никому не будет с этого выгоды. Даже если вы больше не будете в нем нуждаться. Ведь это единственное, что я делаю не для Вас, а для себя! Одиннадцатая тоже хотела жить. Так же грезила надеждой, что ей позволят дышать. И она, семнадцатилетняя девочка, чью жизнь отняли, не осознавая ее важности, не простила бы меня, отними я нечто столь значимое у себя сама! Поэтому, поверьте, безродная ни за что не сделает той глупости, которой вы так опасаетесь.Значит, она умеет и это… Не петь, а просто говорить те вещи, о которых не задумывался раньше, но, осознав их, не сможешь оставаться равнодушным… Каждое слово резало сердце непоколебимого, жестокого Зверя. Я смотрел на Канарейку, и думал… Она, эта Одиннадцатая, все, кто не имеет родителей и знатной фамилии- лишь товар. Но, так ли это? Тот надрыв, те эмоции, что напитали собою ее речь- на них игрушки не способны! Лишь личность, не желающая быть никем, способна чувствовать такое.
— Понял…Пожалуйста, позови меня, если что-нибудь понадобится. Я не буду тебя торопить.
Поднялся и прошел, ошеломленный её пламенной волей, к выходу. Обернулся напоследок, прошелся взглядом по маленькой, хрупкой, словно хрустальной, малышке, лишенной физической силы, но обладающей силой духовной. Наверное, такой она мне нравится ещё больше. Теперь мне кажется, что она бывает сильнее, чем я. Ведь говорить искренне- тоже способен не каждый. А Зверь так и не смог признаться, что, на самом деле, больше всего на свете, он желал лишь одного. Всецело обладать безродной Канарейкой… И это желание настолько же сильное, как её желание жить.
Безымянная
Канарейка
— Эй, Одиннадцатая, смотри, мне привезли новую тетрадь для нот!
— Здорово! Сыграешь мне?
— Ты хочешь, чтобы нас опять завалили работой, как в прошлый раз? Хозяин запрещает подходить к пианино, когда он не присутствует лично…
— Да мы не на долго! Хочу послушать, что там за новые мелодии! Пошли!
Своей маленькой, мозолистой ладошкой крепко сжала меня за руку и потащила в сторону гостиной, где и располагался инструмент. Я открыла переплет и зашлась перебирать клавиши, высвобождая милую, детскую музыкальную нотацию со страниц исписанной бумаги. Настолько умело, насколько способна семилетняя девочка после шести месяцев усердных занятий.
— Красиво! Может, споешь? — восторженно наблюдая за старательным исполнением, пролепетала воодушевленно Одиннадцатая.
— Можно, но я не знаю куплетов, подходящих под эту мелодию…
— Ну, давай придумаем!
Две девочки радостно захлопали в ладоши, заинтересовавшись новым планом действий. Я зажала нужную комбинацию, возвращаясь к первому аккорду. Так сказать, для вдохновения…
— Хм, а если так… — подруге в голову пришли строки, которыми она поспешила со мной поделиться
Две птички сидели по клеткам,
Одна другой прошептала:…
Ну, подпевай, Канарейка! Я все сама не придумаю!
— Хорошо, дай сосредоточиться! А, вот:
Вот прыгать бы с ветки на ветку
Свободным, ни много- ни мало…
Подруга довольно хихикнула, оценив плод нашего совместного творчества, и подхватила звонким голоском:
Такое простое желание,
Далёкое, словно полёт
И здесь моя тональность сменилась, подчёркивая скрытую грусть строк двух безвольных сирот