Инженеры Сталина: Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы
Шрифт:
Существует традиция написания автобиографий, зародившаяся задолго до 1917 г. и пережившая Советский Союз. Нельзя отделить ни «пропаганду» от «подлинной» позиции человека, ни «аутентичную жизнь» от формы мемуаров. Они прочно переплетены друг с другом, и только теоретически можно представить их себе в чистом виде. Но, анализируя, следует подумать, какие факторы участвовали в формировании именно такого взгляда на себя, не разделяя при этом конечный продукт на «оригинальное состояние» и результат «внешнего воздействия». Время создания мемуаров также обусловливало возможности выражения: в 1960-е гг., когда инженеров впервые призвали записывать свою историю, многие видные деятели первой пятилетки достигли пенсионного возраста. Они писали воспоминания на закате жизни, подводя итоги делу, которому ее посвятили, в связи с празднованием 40-летия плана ГОЭЛРО (1960 г.) или 50-летним юбилеем Октябрьской революции (1967 г.). Не говоря уже обо всем этом, царившая в те годы атмосфера внушала специалистам, что именно они, строители заводов и электростанций, и являются истинными героями Советского Союза. Наконец, они впервые
Мы обращаемся к советским мемуарам как к коллективной памяти, чтобы узнать о преобладающей среди их авторов точке зрения на 1930-е гг., и в то же время — об индивидуальных судьбах и мнениях, отклоняющихся от общепринятых {69} . На их примере мы покажем, как глубоко советские взгляды укоренились в сознании многих людей, определяя их мышление и бытие, даже когда СССР давно перестал существовать. Приверженность к этому государству не была у них внешней и навязанной, и они не могли скинуть ее, как пальто, дабы обнаружить свою «истинную» позицию.
б) Инженеры в роли летописцев
На Западе считается, что инженеры выражают себя в цифрах, уравнениях и конструкциях, а не с помощью литературного языка {70} . Ввиду недостаточной общительности и отсутствия литературных способностей мемуары инженеров слывут редкостью. Совершенно иначе обстоит дело с мемуарами инженеров в России, где они, пожалуй, написали автобиографий больше, чем представители какой-либо другой профессиональной группы, и где автобиографии всегда могли претендовать на статус важнейших исторических документов (см. выше). В связи с пересмотром истории 1930-х гг. многие люди ощутили потребность еще раз мысленно обозреть собственную историю и как следует разобраться в том, что же тогда происходило. Некоторые инженеры начинают повествование с цитаты Ильи Эренбурга (1891-1967), писавшего в своих воспоминаниях: «Когда очевидцы молчат, рождаются легенды» {71} . Тем самым они дают понять, что рассматривают себя как летописцев своего времени, единственных, кто в состоянии рассказать, как все было в действительности.
В 1957-1958 гг., в ходе «оттепели» и десталинизации истории, архивы начали систематически принимать на хранение такие воспоминания. Советские архивисты могли теперь во всеуслышание критиковать имевшую место до сих пор практику собирательства: «На собирательской деятельности наших архивов и использовании источниковедческой базы наглядно сказалось отрицательное воздействие культа личности Сталина. В период культа личности роль трудящихся масс принижалась в угоду возвеличиванию Сталина; ряд выдающихся деятелей Коммунистической партии и Советского государства, а также активных участников пролетарской революции и социалистического строительства были незаконно репрессированы. Эти моменты в значительной мере обусловили выборочный характер отбора и использования материалов личного характера» {72} .
В различных циркулярных письмах архивные управления РСФСР и СССР обязали подведомственные им учреждения собирать материалы тех лиц, которые имели большое значение для государства и общества. Первоначально личное наследие хранили главным образом библиотеки, но в июне 1961 г. Центральный государственный архив народного хозяйства (ЦГАНХ), в настоящее время Российский государственный архив экономики (РГАЭ), выделенный из состава Центрального государственного архива Октябрьской революции (ЦГАОР), получил задание целенаправленно собирать архивы видных деятелей народного хозяйства {73} . По инициативе историка Ю.Ф. Конова был специально учрежден отдел личных фондов {74} для централизованной работы с материалами, которые оставляли после себя «выдающиеся специалисты, начальники, директора, руководители и ведущие инженеры крупных производственных, добывающих, строительных объектов общесоюзного значения (комбинаты, тресты, стройки, заводы, электростанции, рудники и др.)» {75} . В то время во всех государственных архивах в общей сложности насчитывалось 400 личных фондов видных деятелей советского времени, из них 80% составляли документы историков, юристов и деятелей культуры {76} .
С возникновением отдела личных фондов РГАЭ появилось государственное архивное учреждение, в котором собирались и собираются материалы советской истории в форме мемуаров, написанных инженерами. Это единственное в своем роде собрание наследия инженеров и легло в основу данной работы {77} . В конце 1990-х гг. РГАЭ хранил 334 личных фонда с 63 505 документами {78} . Около 20 этих фондов объединяют наследие инженеров той или иной отрасли. Самый большой из них — фонд 9592 «Коллекция документов видных деятелей энергетики», созданная первой и, вероятно, наиболее значительная коллекция, в которой находятся рукописи почти 60 инженеров и ученых, работавших над осуществлением плана электрификации России — плана ГОЭЛРО {79} .
При оценке этого наследия необходимо помнить, что ввиду принятой в архиве практики собирательства сюда поступали материалы только части лиц, охватываемых понятием «инженеры». Внимания удостаивались начальники цехов, отделов, главные инженеры, директора заводов, начальники строительства и сотрудники
трестов, народных комиссариатов и министерств, «рядовые» инженеры, не занимавшие ответственных должностей, оставались за пределами этого круга. Учитывая достаточно высокое положение, которого достигли авторы попавших в архив документов, не приходится надеяться, что среди мемуаров найдутся воспоминания диссидента. У такого отбора есть и еще одно следствие: поскольку до значительных постов поднимались почти исключительно мужчины, то в РГАЭ вряд ли можно обнаружить личное наследие женщин-инженеров {80} . Чтобы включить в исследование и этот круг лиц, наряду с мемуарами, находящимися в архивах, были привлечены другие автобиографии: а) мемуары женщин-инженеров, опубликованные в годы существования Советского Союза; б) записки эмигрантов; в) воспоминания постсоветского времени; г) интервью, взятые мной лично у женщин и мужчин, которые занимали недостаточно видное положение, чтобы заинтересовать архив, или не считали свою жизнь настолько яркой, чтобы оставить потомкам воспоминания о ней в письменном виде [3] .3
Проводя интервью, я не следовала жесткой схеме: мне казалось более важным, чтобы опрашиваемые свободно и без помех рассказывали историю своей жизни так, как считают нужным. Если они обходили молчанием интересовавшие меня темы, я задавала уточняющие вопросы, но не настаивала на подробных ответах. О преимуществах и проблемах устной истории см. так же: Niethammer L. Einleitung // Die Jahre, weifi man nicht, wo man die heute hinsetzen soil. Faschismus Erfahrung im Ruhrgebiet / hg. L. Niethammer. Berlin; Bonn, 1986.
В целом для данной работы использованы 70 личных свидетельств, примерно половина из них приходится на долю архивных дел, и около десяти представляют собой интервью. Мир инженеров — мужчин и женщин — в 1930-е гг. реконструируется на примере 14 повествований, отобранных из упомянутых 70 документов таким образом, чтобы как можно полнее раскрывался весь имеющийся спектр жизненных проектов и судеб, социального происхождения и политических позиций, а также более или менее воспроизводилось тендерное соотношение. Воспоминания четырех человек хранятся в РГАЭ; первые двое из этой четверки — типичные представители «красных инженеров», выходцев из рабочих или батраков.
1. Леонид Игнатьевич Логинов(р. 1902, дата смерти неизв.) написал в 1966-1967 гг. воспоминания объемом в 143 машинописные страницы под названием «Записки одного инженера»; сегодня они вместе с его биографией и немногочисленными другими документами составляют дело № 350 в фонде 9592 «Коллекция документов видных деятелей энергетики», хотя Логинов всю жизнь работал в приборостроительной промышленности. Он родился в г. Вязники Владимирской губ., отец его работал в лавке. После ранней смерти отца Логинову удалось проучиться в школе только четыре года, а затем пришлось самому вносить вклад в семейный бюджет. В 1918 г. он ушел из дома и до 1923 г. служил в Красной армии. В 1919 г. Логинов вступил в партию, в 1924-1926 гг. вел партийную работу, в 1926— 1929 гг. учился в Ленинградском политехническом институте. После быстрого восхождения в управленческом аппарате промышленности был в 1938 г. арестован, в 1953 г. реабилитирован.
2. Никита Захарович Поздняк(1906-1982) писал свои мемуары также в 1967 г. Его труд под названием «Воспоминания и записки инженера. От каховского батрака до диплома ученого» включает 480 машинописных страниц и описывает исключительно время от детства автора до окончания учебы в 1934 г. Поздняк планировал и второй том о своей работе в цветной металлургии, но не написал его. Наследие Поздняка образует отдельный фонд 372 и включает 111 дел, которые кроме мемуаров содержат его научные труды, карманный календарь и фотографии. Родившийся в с. Агайманы (позднее Фрунзе) близ г. Каховка в Херсонской губ. сын кровельщика, придерживавшегося революционных взглядов, тоже посещал школу только четыре года, в 12-летнем возрасте остался круглым сиротой, в 1917-1924 гг. нанимался в поденщики и батраки. В 1926-1927 гг. был штатным комсомольским работником, в 1927-1929 гг. учился на рабфаке, затем в 1929-1934 гг. — в Московском институте цветных металлов и золота (МИЦМиЗ).
Два следующих мемуариста происходили из буржуазных семей, но шли тем же путем, что Логинов и Поздняк.
3. Константин Дмитриевич Лаврененко(р. 1908, дата смерти неизв.). Наследие, как и у Логинова, составляет одно дело 404 в фон де 9592. В этом конволюте из тысячи страниц, не имеющих сквозной нумерации, содержатся и мемуары объемом в 448 машинописных страниц с тремя различными титульными листами: «Так было», «Исповедь энергетика» и «Электричество и люди». Ко всем трем заголовкам добавлен подзаголовок «Документальное повествование». Мемуары состоят из семи глав, из них только первая, объемом в 56 страниц, посвящена довоенному времени. Дата записи, к сожалению, ни где не отмечена. Так как имени Лаврененко нет в старом путеводителе по архиву (1983 г.), можно предположить, что его документы попали в архив позже и, вероятно, были написаны не ранее начала 1980-х гг. Лаврененко родился в деревне под Киевом в семье сельского учи теля, семь лет посещал школу, затем профшколу при металлургическом заводе в Днепропетровске, где приобрел специальность слесаря-разметчика. В 1931 г. окончил Киевский политехнический институт, будучи секретарем комитета комсомола; работал в 1930-е гг. на различных должностях на электростанциях и достиг в 1938 г. поста в одном из главков Наркомата тяжелой промышленности.