Инженю
Шрифт:
Расположившись за железной решеткой маленького кабинета, Оже, казалось, ждал, когда мятежники ворвутся и в его святилище.
Но — какое странное, почти чудесное избавление! — никто Оже не беспокоил, ибо грабители неистовствовали в другой стороне.
Кстати, все чаще слышались выстрелы: это из предместья подошел отряд солдат французской гвардии под командованием г-на дю Шатле — правда, отряд насчитывал самое большее человек двадцать пять или тридцать.
На звук стрельбы Оже подошел к выходящему на улицу окну и увидел, как упало несколько человек. Не зная, сколько пришло солдат
— Я пропал! — прошептал Оже. — Кассу грабители не тронули, через полчаса солдаты станут хозяевами положения.
И он от отчаяния рвал на себе волосы.
— Хорошо! — вдруг воскликнул он. — А если я сам сделаю то, чего не сделали эти глупцы?
Оже спустился в небольшой двор, бросил горящую бумагу в бак со скипидаром — тот с шипением вспыхнул, и красновато-зеленая струя огня, словно змея, поползла по стене.
Он увидел, как загорелись в чанах краски, разведенные на эфирных маслах, услышал, как трещит деревянная обшивка стен, и, открыв сундук, достал из него мешок с золотыми монетами, которые, как нам уже известно, были сложены аккуратными столбиками.
Потом он снова закрыл сундук, подбежал к выходившему во двор окну, которое уже лизали языки пожара; чтобы пламя быстрее охватило сундук, он облил его эфирным маслом и жиром для лампы, затем поджег, поднеся к нему подсвечник.
Лицо злодея, озаренное отблесками пламени, было безобразно: по его зловещему взгляду и по его радостной улыбке можно было бы подумать, что это некий адский дух, упорно стремящийся разорить несчастного Ревельона!
Огонь разгорался и уже охватил сундук (в нем остались лишь ценные бумаги на крупную сумму, которые Оже были ни к чему и даже могли его разоблачить, если бы он имел неосторожность их взять), когда за спиной Оже раздался чей-то возглас:
— О подлец! К тому же вы еще и вор!
Оже обернулся: голос принадлежал Инженю; мертвенно-бледная, она застыла на пороге, едва переводя дух.
Оже выронил подсвечник, покатившийся по полу, и был вынужден прислониться к стене как для того, чтобы держаться на ногах, так и пытаясь скрыть мешок с монетами; он обхватил его руками, и золотые монеты тихонько звякнули.
— Вы? — пробормотал он. — Как вы здесь оказались?
— Да, я! — воскликнула Инженю. — Наконец-то я разоблачила все ваши личины!
Оже провел по лбу вспотевшей ладонью и машинально опустил руку в боковой карман куртки, где нащупал рукоятку довольно большого и очень острого ножа, который в случае необходимости мог служить кинжалом.
Впрочем, Оже еще не знал, на что ему может пригодиться этот нож. Он растерялся и не верил своим глазам.
Инженю (он знал, что она ушла из дома и должна вернуться только вечером) застигла его на месте преступления — за поджогом и воровством!
Эта кроткая и непорочная женщина, олицетворение невинной добродетели, предстала перед ним словно Немезида: ее глаза горели местью, ее жесты грозили карой.
Почему она оказалась в кассе? Объяснить это совсем легко.
В час дня Инженю, как обычно, вышла из дома; то был день исполнения ее нежных грез: близ Клиньянкура у нее было назначено
свидание с Кристианом.Свидание, как всегда, промелькнуло мгновенно: находясь вдвоем, молодой человек и молодая женщина теряли представление о времени; лишь с наступлением вечера они поняли, что пора возвращаться.
Кристиан проводил Инженю почти до дома; условившись о дне и часе нового свидания, они расстались.
В тот день они, конечно, слышали в предместье шум; но, поскольку невозможно было понять, чем он вызван, а значит, нужно ли его опасаться, Кристиан задворками провел Инженю почти до самой садовой калитки и здесь расстался с ней.
Инженю нашла калитку открытой; потом она заметила клубы дыма над домом, услышала крики во дворах и жилых помещениях.
Подойдя ближе, она увидела бегущих с громкими криками людей и поняла, что весь этот шум, все эти вопли доносятся из дома Ревельона.
Смелая, как любое целомудренное и чистое создание, Инженю подумала, что Ревельон, конечно, подвергается опасности, и вбежала в комнаты.
Их заполняли разъяренные люди, которые искали фабриканта.
Так как нетрудно было убедиться, что они его не нашли, Инженю решила, что, по всей вероятности, Ревельон, либо спасаясь от расправы мятежников, либо пытаясь спасти свои деньги, укрылся в кассе, и прибежала туда.
Мы видели, что она вошла в кассу в ту самую минуту, когда Оже поджигал сундук и дом, чтобы украсть золото.
Именно тогда Инженю, увидев эту чудовищную картину, забыла обо всем и закричала: «О подлец! К тому же вы еще и вор!»
Оже, опомнившись от первого потрясения, понял всю опасность своего положения.
Эта женщина должна стать либо его сообщницей, либо его жертвой.
Он слишком хорошо знал Инженю и ее нравственные принципы, чтобы хоть на миг понадеяться, что она согласится молчать.
Однако он все-таки попытался уговорить Инженю и дрогнувшим голосом сказал:
— Дайте мне пройти! Наши судьбы уже ничто не связывает: вы беспрестанно обижали и унижали меня. Я вам больше не муж, вы мне не жена; дайте мне пройти!
Инженю поняла: настал час, который должен навсегда разлучить ее с мужем, тот час, о котором она постоянно молила Небеса.
— Пропустить вас? — спросила она.
— Так нужно! — воскликнул Оже.
— Отпустить вас с золотом господина Ревельона?
— Кто вам сказал, что это золото господина Ревельона?
— Не вы ли взяли его из кассы?
— Разве я не могу держать собственные деньги в кассе господина Ревельона?
— Где господин Ревельон?
— Разве вы оставили его под моим присмотром?
— Берегитесь, несчастный! Вы даете мне тот же ответ, что Каин дал Богу после убийства Авеля.
Оже молчал, но попытался пройти.
Однако Инженю, загораживая дверь, громко кричала:
— Вор! Вор!
Он остановился, не зная, как быть дальше: его невыносимо искушал дьявол.
— Вор! Вы, наверное, и убили господина Ревельона! — продолжала кричать Инженю. — Это вы подожгли его дом, вы погубили все, чем сами пользовались. Вор и убийца! Отдайте хотя бы это золото, которое завтра останется, быть может, у ваших благодетелей единственной возможностью прожить.