Иосиф Григулевич. Разведчик, «которому везло»

Национальная избирательная хунта Аргентины систематически отказывала компартии в регистрации и не признавала законность «стихийных» бюллетеней в пользу ее кандидатов. В марте 1935 года накануне выборов в парламент было принято очередное решение подобного характера. В коммюнике избирательной хунты было подчеркнуто, что компартия представляет чуждые национальным интересам Аргентины силы, «деструктивные и радикально-подрывные в своей основе», подчиняющиеся «иностранному правительству», главным инструментом которого на международной арене является Третий коммунистический интернационал. В коммюнике было подчеркнуто, что Верховный суд страны признал оправданным лишение «подрывных элементов» избирательных прав, как и применение к ним «адекватных мер воздействия» для защиты интересов граждан и государства.

В тюрьмах томились тысячи заключенных, и активистам «Красной помощи» работы хватало. В одной из бесед Ф. Эдельман рассказала мне, что Иосифа Григулевича хорошо знали в партийных кругах и ценили как надежного товарища, энергичного организатора, предприимчивого «сборщика» денежных средств на нужды политзаключенных. Культ знаний был его характерной чертой. Иосиф посещал различные партийные курсы, настойчиво занимался самообразованием, не жалея своих скудных средств на покупку серьезных книг и свободного времени — на библиотеки. По словам Эдельман, Иосиф был своим человеком в самых разных партийных «кабинетах», если можно таковыми назвать конспиративные квартиры КПА (или, как их называли для маскировки, «технические бюро»). К этому времени относится первая встреча Григулевича с Викторио Кодовилья. У влиятельных партийцев сформировалось положительное впечатление о «Мигеле»: «Парень — перспективный, с твердыми убеждениями, не гнушается черновой комрабо-ты». Особенно теплые отношения сложились у Иосифа с Армандо Кантони, будущим секретарем райкома Буэнос-Айреса. Эта дружба пройдет проверку огнем в Испании.

Можно с уверенностью сказать, что «Мигель» безболезненно вошел в работу КПА. Далеко не все посланцы Коминтерна «приходились ко двору» в латиноамериканских компартиях. Бывали случаи, когда «местные товарищи» под благовидным предлогом отделывались от тех, кто, проявляя излишнее рвение, вмешивался в проблемы, далекие от их компетенции. По оценке ветерана чилийской компартии В. Тейтельбойма, «миссия агента Коминтерна состояла в корректировке политической ориентации, проведении определенной линии, новой организационной схемы и обеспечении спартанской дисциплины. В данном случае (в Коминтерне. — Н. Н.) исходили из посылки, что коммунистические партии все еще находятся в детском возрасте и потому нуждаются в опекунах и инструкторах, чтобы избежать “плохого поведения” и отклонения от ортодоксальности. Несмотря на все глубинные различия, эти концепции и методы в чем-то походили на практику Универсальной католической церкви, хотя ее философия была иной». По мнению Тейтельбойма, «без агентов Интернационала можно было вполне обойтись» [8] .

8

Teitelboim V. Un muchacho del siglo veinte. Ed. Sudamencana Chilena, 1997. P. 246-247.

Григулевич обладал ограниченными полномочиями и на «директивные функции» в КПА не претендовал. О степени доверия к нему говорит тот факт, что руководство партии планировало направить Григулевича в Бразилию для организации побега известных активистов Карлоса Престеса и Родольфо Гиольди [9] из тюрьмы на острове Фернандо Норонха, в которой они оказались после оглушительного провала авантюры Коминтерна с осуществлением революционного восстания в этой стране. Поездка Иосифа не состоялась из-за затяжки с оформлением «липовых» документов, но главным образом из-за гибели в Бразилии напарника Григулевича, который выехал туда первым и был выдан провокатором.

9

Л. К. Престес (1898—1990) — профессиональный революционер, руководитель вооруженного восстания в Бразилии в конце 1935 года, организованного Коминтерном. Возглавлял БКП. Р. Гиольди (1897— 1985) — деятель рабочего и коммунистического движения Аргентины, один из основателей (1918) и руководителей КПА. С 1928 по 1943 год являлся членом Исполкома Коминтерна, часто формально, так как подолгу находился в тюрьмах Бразилии и Аргентины. Видный теоретик марксизма.

Нет сомнения, что Григулевич мог бы искренне повторить вслед за Эдельман: «Я храню о “Красной помощи” самые теплые воспоминания». Эта организация “отражала самые прекрасные чувства, свойственные человеческому существу: солидарность — нежность между народами”, — как весьма точно назвала ее никарагуанская поэтесса Джиоконда Белли. Тяжелые для трудового народа тридцатые годы продемонстрировали в то же время впечатляющий размах солидарности с политическими и профсоюзными заключенными и их семьями… С большой любовью вспоминаю о пожертвованиях небогатых кустарей и рабочих — русских, поляков, болгар, югославов, итальянцев и испанцев, которые прибыли в нашу страну, спасаясь от преследований. Они вступали в ряды “Помощи”, несмотря на угрозу применения против них положений зловещего Закона 4144 о проживании иностранцев».

Григулевич написал в автобиографических заметках, что в «первый период» пребывания в Аргентине совмещал революционную и трудовую деятельность. Он был продавцом радиоаппаратов, страховым агентом, электриком, журналистом. Почти невозможно отыскать те старые издания марксистского толка, в которых печатался молодой Иосиф. В «эмеротеки» — отделы периодических изданий в библиотеках — их не посылали, потому что левая пресса была под запретом. Однако один из таких журналов мне удалось откопать в букинистическом магазине «Уемуль» на авениде Санта-Фе в Буэнос-Айресе. Его статья называлась «О социальных координатах танго». Она клеймила поклонников этого музыкально-танцевального жанра как безнадежно «мелкобуржуазных элементов».

По мнению автора, танго — это продукт нестабильного мироощущения мелкой буржуазии, музыка стенаний, жалоб, декадентства и страха перед жизнью. Ее нельзя назвать народной, и тем более — пролетарской. Все дело в специфике мелкой буржуазии, подвижной социальной группы, отдельные члены которой, разорившись, пролетаризируются, растворяются в рабочей массе, передавая ей свои пороки, слабости и извращенные вкусы. Отсюда в текстах танго так часто возникают мотивы криминального дна, публичных домов и падших женщин, сумрачных городских окраин, где вместо закона властвуют кинжал и револьвер. Да, в капиталистической Европе эта музыка приветствуется, но только потому, что декадентское разложение старого континента достигло апогея, как было объявлено философом Шпенглером. Танго — это импотенция, фатализм, отсутствие воли и тяга к самоубийству.

Конечно, пройдут годы, и зрелый Григулевич будет с улыбкой вспоминать эти суровые выпады в адрес танго и его поклонников. Надрывные звуки бандонеона не будут казаться ему упадническими или декадентскими. А голос Карлоса Гарделя — «Мой любимый Буэнос-Айрес, когда я снова встречусь с тобой» — непростительно сентиментальным. Это мелодии его юности, навеки сопряженные в его памяти с тем Буэнос-Айресом, которого не вернуть, в который не вернуться…

* * *

Григулевич много ездил по стране, выполняя партийные поручения. У него сложились неплохие связи в литовских эмигрантских кругах, хотя оценивал он их с «классовых позиций». Например, клуб взаимопомощи «Пролетариат» в Бериссо он считал «своим» и часто бывал там, чтобы обсудить последние новости из сметоновской Литвы. Были коммунисты и в клубе «Утренняя звезда». Позже он завел друзей в организации демократического толка «Объединенные литовцы в Аргентине».

Ностальгические чувства не были чужды молодому Григулевичу. В поисках новостей с родины он с жадностью поглощал издаваемые в Аргентине эмигрантские газеты, в особенности «Голос литовца в Аргентине», которая была старейшим органом эмигрантских организаций, ориентированных на создание подлинно конституционной и демократической Литвы. «Ни фашистов, ни коммунистов, ни сметонистов» — таким было направление газеты, находившейся под сильным влиянием «Центра взаимопомощи имени доктора Дж. Базанавичуса», основанного в 20-х годах, в самый пик литовской эмиграции в Аргентину. Особенно высоко Григулевич ценил литературно-политический журнал «Дар-бас», издаваемый в Росарио П. Улявичусом, человеком прогрессивных взглядов. Впоследствии тот принимал участие в гражданской войне в Испании на стороне республиканцев.

Разветвленными знакомствами обладал Иосиф в еврейской общине Буэнос-Айреса. Особенно близкие отношения сложились у него с обаятельной Флорой Тофф, секретарем ДАИА [10] , руководящего органа еврейских организаций в Аргентине. Ее брат Моисей, убежденный сионист, «симпатизировал», тем не менее, коммунистам. Попытки молодых Тоффов вовлечь Иосифа в деятельность ДАИА окончились ничем. Он внимательно прочел материалы 16-го Сионистского конгресса Аргентины: активизировать прием новых членов, шире пропагандировать еврейский язык и культуру, предпринять меры по сбору средств на цели колонизации и восстановления исторического «очага в Палестине». Для него — слишком узко. Марксистский взгляд куда масштабнее. «Только коммунизм способен разрешить проблемы национального характера, надо смотреть в корень проблемы», — убежденно внушал Иосиф своим друзьям.

10

La Delegacion de Asociaciones Israelitas Ai^gentinas (DAIA) — Представительство еврейских ассоциаций в Аргентине.

Григулевич был частым гостем у молодой поросли семейства Тофф, обитавшего по адресу — улица Айякучо, 471. Моисей, Флора, Чарна, Хосефа… Иосифа тепло привечали в этом доме, стены которого были выложены сверкающей плиткой, а в колоннах, обрамляющих парадный вход, было нечто античное. После смерти матери Иосиф вспоминал о семейном уюте как о потерянном рае, и в доме на Айякучо почти забытое ощущение покоя и умиротворенности нередко всплывало в подсознании. Три сестры, три грации, три шутницы умели растормошить «тайного коминтерновского агента», занятого серьезными конспиративными делами. Тоффы не воспринимали Иосифа как официального жениха Флоры, но в «околосемейных кругах» молва об этом шла.