Иосиф Сталин – беспощадный созидатель
Шрифт:
Агент Сюрприз, доносивший о «генерале Турдееве», был германским подданным Адольфом Хайровским, который с 1931 г. являлся агентом разведки рейхсвера в Югославии и Албании, а в 1932 г., незадолго до вербовки ОГПУ, стал внештатным экспертом по делам авиации в абвере. В Москве с самого начала с очень большим недоверием относились к донесениям Хайровского, поскольку сообщения о способе получения материалов и сами материалы были «малоправдоподобны» и больше напоминали «болтовню». Один из сотрудников советской резидентуры в Германии по поводу информации о «военной партии» писал: «Как Сюрприз, не работавший непосредственно в абвере, может узнать настоящие фамилии агентов в чужой стране просто так. Ведь допустить, что в абвере дела поставлены так скверно, что Сюрприз, являющийся только экспертом по делам авиации, не получающий даже… жалованья (только за отдельные поручения), австриец, ставший несколько лет тому назад германским подданным, может так легко от отдельных работников узнавать такие конспиративные данные…»
Агент же А-270, на которого ссылался Артузов в своих показаниях и через
Обстоятельства смерти А-270 позволяют предположить, что с советской разведкой он все-таки не вел двойной игры. Хотя, очевидно, более всего был озабочен получением денег любой ценой. Агент Эрих подозревал Позаннера в финансовой нечистоплотности: «Парень нахально врет. Денег Сюрпризу не дал, а нужного самообладания при всовывании нам фальшивой расписки у него нет… Врал он сегодня не только в связи с деньгами, но вообще, заявив мне на вопрос, почему нет ничего интересного, что Конрад, Росинг и Штельце – все трое заболели, что лишает Сюрприза возможности видеться с ними… Я еще раз… подтверждаю свое мнение: с А-270 больше не тянуть… если он еще сегодня не провокатор, а просто мелкий жулик, то он станет и провокатором из-за колоссальной жадности к деньгам». Была разработана операция по проверке Позаннера, но провести ее не успели. Скорее всего, контрразведка рейхсвера установила, что барон связан с ОГПУ, и решила убрать предателя. Не исключено, что перед этим через Позаннера в Москву передавалась дезинформация, в том числе и насчет Тухачевского, и что Хайровский-Сюрприз как раз и исполнял роль двойного агента, помогая разоблачению А-270. Тогда вполне объяснимо последующее исчезновение Сюрприза из поля зрения советской разведки и полная фантастичность его сообщений о «генерале Турдееве».
Нельзя, впрочем, исключить, что Хайровский двойным агентом не был, а просто набивал себе цену (в буквальном смысле, увеличивая гонорары), сообщая информацию, основанную на слухах и его собственных домыслах. В 1932–1933 гг. руководители ОГПУ рассматривали сообщения Сюрприза и А-270 о Тухачевском как отражающие ранее легендированные данные в связи с операцией «Трест». И никаких мер против Тухачевского не приняли. А в 1937 году сообщения Сюрприза в его следственном деле не фигурировали. Информацию о связях Тухачевского с германскими военными передавал и агент гестапо, немецкий журналист Карл Виттиг, ранее откровенно симпатизировавший Чехословакии и имевший обширные связи в Праге. По заданию Службы безопасности нацистской партии (СД), он в июле 1936-го сообщил своим чешским друзьям, что между рейхсвером и Красной Армией сохраняется тайная связь, несмотря на формальное прекращение сотрудничества в 1933 году и что со стороны русских эту связь поддерживает Тухачевский. Однако здесь речь не шла о каких-то отношениях втайне от советского правительства и тем более направленных против него. Цель подобной дезинформации была очевидна – напугать чехов двуличием Москвы, которая за спиной партнера по договору о взаимопомощи продолжает секретное сотрудничество с Берлином, не скрывавшим намерений аннексировать часть чехословацкой территории. Эта история тоже не имела под собой реальной почвы.
В апреле 1937 года Тухачевский с женой собирался в Лондон на коронацию короля Георга VI, которая должна была состояться 15 мая. Но неожиданно поездку отменили. Нарком внутренних дел Н. И. Ежов 21 апреля 1937 года направил спецсообщение Сталину, Молотову и Ворошилову:
«Нами сегодня получены данные от зарубежного источника, заслуживающего полного доверия, о том, что во время поездки тов. Тухачевского на коронационные торжества в Лондон над ним по заданию германских разведывательных органов предполагается совершить террористический акт. Для подготовки террористического акта создана группа из 4 человек (3 немцев и 1 поляка). Источник не исключает, что террористический акт готовится с намерением вызвать международное осложнение. Ввиду того, что мы лишены возможности обеспечить в пути следования и в Лондоне охрану тов. Тухачевского, гарантирующую полную его безопасность, считаю целесообразным поездку тов. Тухачевского в Лондон отменить. Прошу обсудить».
На этой бумаге Сталин написал: «Членам Политбюро. Как это ни печально, приходится согласиться с предложением т. Ежова. Нужно предложить т. Ворошилову представить другую кандидатуру». Политбюро на следующий день постановило поездку Тухачевского отменить. Вместо него в Лондон отправился флагман флота 1-го ранга В. М. Орлов, начальник морских сил РККА и заместитель наркома обороны (его расстреляли через год после Тухачевского, 28 июля 1938 года). 23 апреля Михаила Николаевича ознакомили с текстом спецсообщения, резолюцией Сталина и решением Политбюро. Что он должен был подумать? В принципе нельзя было исключить, что немцы собирались физически уничтожить одного из руководителей Красной Армии, считавшегося одним из главных противников Германии. Однако оговорка в записке Ежова о том, что теракт, возможно, готовится, чтобы спровоцировать международные осложнения, меняла суть дела. В таком
случае покушавшимся было бы практически все равно, кого из заместителей Ворошилова убивать – Тухачевского или Орлова. НКВД точно так же не мог гарантировать стопроцентную безопасность начальнику Морских сил, равно как и наркому иностранных дел М.М. Литвинову, но их почему-то рискнули отправить в туманный Альбион. Поэтому у маршала наверняка зародилось подозрение, что именно его по какой-то причине не хотят выпускать за границу.Если бы он действительно участвовал в заговоре и тем более возглавлял заговор, первой мыслью у него должно было быть, что заговор раскрыт. Настоящий заговорщик в таких обстоятельствах попробовал бы все-таки попытаться осуществить переворот, раз терять уже нечего. И уж тем более он должен был поступить так, когда были арестованы его товарищи – Корк в ночь на 14 мая, Фельдман – 15 мая. Или когда 11 мая его назначили командующим Приволжским военным округом, сместив с поста 1-го заместителя наркома, но он еще несколько дней оставался в Москве. В этих условиях можно было попытаться поднять любую часть Московского гарнизона и захватить Кремль. Терять ведь все равно нечего. В худшем случае заговорщики рисковали погибнуть в бою вместо того, чтобы быть расстрелянными в лубянских подвалах. Иногда такого рода выступления в последний момент, уже после разоблачения заговора, коренным образом меняли ситуацию. Так, например, произошли успешные перевороты (революции) в Египте в июле 1952 года и в Афганистане в апреле 1978 года. Однако ничего подобного Тухачевский и его товарищи не сделали, потому что никакого заговора не готовили и были совершенно не готовы к тому, что их вдруг начнут арестовывать.
В целом не вызывает сомнения, что реальных бонапартистских намерений у Тухачевского не было, и Сталин это прекрасно знал. Ликвидация Тухачевского, равно как и других высокопоставленных военных, являлась чисто превентивной акцией в рамках подготовки к мировой войне. Сталин таким образом страховал себя как от возможных неудач, когда отдельные военачальники могли поднять восстание под лозунгом более эффективного ведения войны (или ее немедленного окончания), так и от возможных побед, когда новый Бонапарт во главе победоносной Красной Армии мог попытаться захватить власть. Проведя чистку Красной Армии, он устранил почти всех военачальников, осмеливавшихся высказывать собственные мнения, отличные от его, сталинского мнения, обладавших хоть каким-то политическим потенциалом и не обязанных непосредственно ему своей карьерой.
Таким образом, в промежутке между гражданской и Второй мировой войнами единственным серьезным кандидатом на роль советского бонапарта и в СССР, и за его пределами казался только Тухачевский. Но у него как раз планов захвата власти не было, хотя в будущем они и могли возникнуть, в случае, если бы Тухачевскому довелось командовать победоносными советскими армиями во Второй мировой войне. Арест и казнь Тухачевского и его товарищей со стороны Сталина были чисто превентивной акцией в процессе подготовки ко Второй мировой войне. Причиной этого решения Сталина стал открытый конфликт группировки Тухачевского с «конармейской группировкой», возглавлявшейся Ворошиловым. Сталин нисколько не подозревал Ворошилова в бонапартистских амбициях, не сомневаясь в его лояльности. Главное же, у Ворошилова, в отличие от Тухачевского, не было ни полководческих, ни политических способностей, ни волевых качеств для того, чтобы попытаться стать советским бонапартом. У Тухачевского и его сторонников не было планов военного переворота и никакой технической подготовки к такому перевороту они не проводили.
Подготовка к большой войне
Устранение внутрипартийной оппозиции, коллективизация и Великая чистка 1937–1938 годов являлись мероприятиями, направленными на подготовку к будущей войне. Лозунги подготовки к войне занимали заметное место в советской пропаганде 30-х годов. И это неслучайно. Подготовка к войне стала главной задачей Сталина сразу же после того, как он наследовал Ленину в 1924 году. Только с помощью победоносной войны можно было рассчитывать распространить мировую пролетарскую революцию хотя бы на всю Европу. Внутри же страны обстановка осажденного лагеря, занятого подготовкой к неизбежному столкновению с «империалистами», создавала наилучшие условия для концентрации всей власти в руках диктатора.
4 мая 1935 года Сталин выступил в Кремле на приеме в честь выпускников военных академий. Ранее мы цитировали неправленую стенограмму этой речи. А теперь посмотрим на тот текст, который Сталин разрешил опубликовать, а потом неизменно включал в свою главную книгу «Вопросы ленинизма», ставшую своего рода библией в стране победившего социализма. Из этого текста были выброшены прозрачные намеки на деятельность правой оппозиции и на убийство Кирова. Вот как это звучало в причесанном и приспособленном для нужд пропаганды виде: «Вы знаете, что мы получили в наследство от старого времени отсталую технически и полунищую, разоренную страну. Разоренная четырьмя годами империалистической войны, повторно разоренная тремя годами гражданской войны, страна с полуграмотным населением, с низкой техникой, с отдельными оазисами промышленности, тонущими среди моря мельчайших крестьянских хозяйств, – вот какую страну получили мы в наследство от прошлого. Задача состояла в том, чтобы эту страну перевести с рельс средневековья и темноты на рельсы современной индустрии и машинизированного сельского хозяйства. Задача, как видите, серьезная и трудная. Вопрос стоял так: либо мы эту задачу разрешим в кратчайший срок и укрепим в нашей стране социализм, либо мы ее не разрешим и тогда наша страна – слабая технически и темная в культурном отношении – растеряет свою независимость и превратится в объект игры империалистических держав…