Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого

Бывают и обратные процессы, когда единый язык народности, не ставшей нацией в силу отсутствия необходимых экономических условий развития, терпит крах вследствие государственного распада этой народности, а местные диалекты, не успевшие еще перемолоться в едином языке, оживают и дают начало образованию отдельных самостоятельных языков. Возможно, что так именно обстояло дело, например, с единым монгольским языком.

1950 г. 11 июля» [1234] .

Напомню, на особой роли «классовых» составляющих национального языка настаивал Марр. Он же считал, что наличие множества диалектов одного языка подкрепляет его теорию формирования общенационального языка в результате процессов их «расхождения» и их «схождения», то есть скрещения, при котором ни один из диалектов или языков, в нем участвующих, не выходит победителем. При этом языки (диалекты), этносы и культуры никогда генетически не совпадают. Марр мыслил в масштабе истории всего человечества, значительными хронологическими категориями с использованием данных антропологии, археологии и этнологии его времени. Он не был ограничен советскими философскими установками, не ставшими еще догмами, хотя после революции искренне пытался пользоваться ими, найдя в них «многое себе созвучное». Сталин же опирался на здравый смысл, на сведения, почерпнутые из школьных учебников советской и зарубежной истории, на самостоятельно освоенную в зрелые годы марксистскую литературу и на консультации лингвистов консервативного крыла. Своей любимой наукой – историей – он интересовался только в ее социально-политическом аспекте. Его знания доисторической древности человечества не выходили за рамки полученных еще в 80-х годах XIX века в Тифлисской духовной семинарии и из современной учебной и справочной литературы.

1234

Санжеев Г. Д. Образование и развитие национальных языков в свете учения И. В. Сталина // Вопросы языкознания в свете трудов И. В. Сталина. МГУ, 1952. С. 334.

В 1952 году Санжеев опубликовал обширную статью в сборнике, предназначенном в качестве учебного пособия для студентов МГУ, в которой развивал идеи, изложенные Сталиным в адресованном ему письме. Опустим не нуждающиеся в объяснении комплиментарные части статьи. Повторяя раз за разом основополагающие лингвистические установки вождя о стабильности «структуры», «грамматического строя» и «основного словарного фонда» языка, Санжеев воспроизвел вывод своего респондента: «Итак, в структурном отношении национальный язык существенно и принципиально не отличается от языков – родового, племенного и народности». Во всех этих случаях язык «есть орудие общения людей, орудие борьбы и развития общества» [1235] . Вслед за Сталиным там же отмечал, что жаргоны, «не имеющие своего грамматического строя», есть «общественно-бесполезные или даже вредные ответвления от общенародного языка» [1236] . Здесь, пожалуй, следует чуть задержаться и обратить внимание читателя на то, что, не говоря открыто, все участники событий понимали после политических кампаний конца 40-х годов, что под «жаргоном» понимался не столько язык классовый, предположим аристократии, уже давно уничтоженной и говорившей к тому же не только на аристократическом жаргоне родного языка, но и на иностранном языке, как на родном. Санжеев имел в виду не профессиональный жаргон советской бюрократии или «блатной» язык лагерей и тюрем. В эпоху борьбы с «безродным космополитизмом» под «общественно-бесполезным или даже вредным ответвлением от общенародного языка» в первую очередь подразумевались идиш и южнорусский (одесский) говор. В течение нескольких десятилетий работа Сталина «Марксизм и национальный вопрос» входила в обязательный круг чтения чуть ли не всего грамотного населения СССР. А там, как мы помним, на первых же ее страницах можно было прочитать: «Бунд, раньше подчеркивавший общие задачи, теперь стал выставлять на первый план свои особые, чисто националистические цели: дело дошло да того, что “празднование субботы” и “признание жаргона” объявил он боевым пунктом своей избирательной кампании» [1237] . Так что слова «жаргон», «еврейский национализм» и «безродный космополитизм» сошлись в послевоенном общественном сознании в единый семантический «пучок». В пропагандистском языке-коде послевоенной эпохи одно подразумевало другое. В этом смысле и Санжеев помянул недобрым словом «безродный космополитизм», добавив: «С жаргонами нельзя смешивать профессиональные языки, канцелярские, письменные языки, церковные, латынь, арабский как языки науки и религии… диалекты же и говоры являются местными или территориальными ответвлениями» [1238] .

1235

Там же. С. 335.

1236

Сталин И. В. Соч. Т. 2. М., 1954. С. 292.

1237

Санжеев Г. Д. Указ. соч. С. 335–336.

1238

Звегинцев В. А. Указ. соч. С. 489.

Санжеев, как и многие из тех, кто после завершения дискуссии приступил к интерпретации языковедческих трудов Сталина, вынужден был их корректировать почти по всем основополагающим пунктам, но старался это делать так, чтобы, явно не критикуя вождя, по сути, все же подправлять его грубые ляпсусы. Сталин в своих статьях несколько раз заявлял, что в основу русского языка лег орловско-курский диалект. Спустя тридцать лет известный лингвист В. А. Звегинцев по этому поводу дал следующий комментарий: «Работа Сталина не обошлась без очевидных ляпсусов, когда он касался собственно специальных проблем. Так, он привел в полную растерянность русистов, когда объявил, что в основу русского национального языка лег курско-орловский диалект» [1239] . Справедливости ради добавим, что в целом языковедческие публикации Сталина с научной точки зрения – один большой ляпсус. А вот с точки зрения политической – очередная многоходовая комбинация, преследующая сразу несколько внутренних и внешних целей. Санжеев (так же как Виноградов и Черных в последискуссионных работах), не уставая повторять сталинский тезис о курско-орловском диалекте, все же позволил себе напомнить исторический факт – решающую роль в формировании общенационального языка играет не какой-либо один диалект, а синтезированный язык крупных городов, и чаще всего язык столиц. В периоды централизации в столичные города стихийно стекаются представители всех диалектов и говоров, а в многонациональном государстве – и носители других языков. Именно там формируются нормы, которые затем распространяются на все государство. Ясно, что это диктуется нуждами государственного управления и делопроизводства, армии, рынка, а достигается с помощью унифицированных систем образования, массовых средств информации, деятельностью учреждений общенациональной культуры, науки и т. д. Так на базе многих диалектов и других компонентов формируется, как и утверждал Марр, особый общенациональный язык. Не случайно бывший правоверный «маррист» Санжеев писал, что установить, какой конкретно диалект исторически лег в основу общенационального языка, невозможно. Другое дело, когда новописьменным народам СССР власти свыше указали на тот или иной диалект как на основной [1240] . Не думаю, что Сталин не понимал разницы между естественно-историческим процессом образования национального языка и указным, искусственным.

1239

Санжеев Г. Д. Указ. соч. С. 370.

1240

Марр Н. Я. Лингвистически намечаемые эпохи развития человечества. С. 57.

Никаких «победителей» и никакой преемственности по восходящей линии от родового к племенному, а от него к современному национальному языку не может быть. Марр насмешничал, говоря, что эти представления подобны «генеалогическим построениям по типу “родословия от папы и мамы”» [1241] . Кстати, многие генеалогические модели происхождения языков внутренне как бы подразумевают, что языковые семьи восходят в конечном счете к реальным человеческим парам или к родственным семьям. В Средние века и вплоть до конца XVIII века для обоснования подобных генеалогий искали опору в библейских текстах и в особенности в библейских генеалогиях, а затем уже в конкретном этнографическом и языковом материале. Но, как мы знаем, Ветхий и Новый Заветы говорят об источнике происхождения языка совершенно иное. И Марр до революции использовал библейскую терминологию в индоевропейской интерпретации, но затем, совсем не случайно, отказался от нее. Марр был прав, указывая на то, что национальные языки сложились исторически недавно, делая при этом справедливые отсылки к Ленину, связавшему формирование нации с развитием крупных промышленных городов и складыванием единого рынка централизованного государства. Санжеев, напомнив об очевидной роли столиц – Парижа, Токио, Москвы – в формировании общенациональных языков путем смешения диалектов, лавируя между высказываниями Сталина 1950 года и истиной, подвел итог: «Можно думать, что, например, так называемый московский говор и является именно одним из говоров и авангардом курско-орловского диалекта, наиболее выдвинувшимся вперед в силу исключительной роли Москвы в истории русского народа, который вобрал в себя лучшие элементы прочих говоров как курско-орловского диалекта, так и других русских диалектов. Именно в Москве курско-орловский диалект подвергся соответствующей обработке в течение длительного времени» [1242] . Мне кажется, рассуждение о «лучших» и «худших» элементах по отношению к языку вообще лишено научного смысла и почти всегда имеет конъюнктурный оттенок. Стареющим большинством новояз, молодежный сленг, всегда воспринимается негативно. А вот недавно научившиеся говорить и мыслить новые поколения, не утратившие еще способностей к языкотворчеству, многое воспринимают как естественное развитие своего родного языка и культуры. В любом обществе идет бесконечная борьба «отцов и детей», в результате которой одновременно и развивается, и консервируется «материя» духа.

1241

Звегинцев В. А. Указ. соч. С. 360.

1242

Санжеев Г. Д. Указ. соч. С. 354–355.

* * *

Возвращаясь к ответу Сталина Санжееву, напомним, что последний был специалистом в области монгольского и бурятского языков. Из «Ответа» видно, что Сталин об этом знал и даже каким-то образом, пусть и поверхностно, ориентировался в современной ситуации с монгольскими языками. Это наводит на мысль, что письменное обращение Санжеева могло быть также инспирировано самим Сталиным или теми, кто ему помогал. Но я совершенно точно знаю, что Сталин в силу государственной необходимости постоянно обращался к справочной и исторической литературе перед тем, как решать важные политические, дипломатические, военные или иные задачи в том или ином регионе земного шара. В его время Монгольская Народная Республика была даже не политическим сателлитом СССР, а фактически его составной частью, чуть приукрашенной суверенной символикой. В архиве Сталина есть материалы, которые весьма убедительно показывают, как Сталин и его наркомы сажали, снимали и уничтожали руководителей этой республики, служившей как бы моделью для обращения с руководителями стран будущего «социалистического лагеря». До войны Сталин последовательно уничтожил нескольких лидеров МНР, пока не остановился на Ю. Цеденбале. Поэтому вождь имел неплохое представление не только о политической ситуации в МНР, но и о ее экономике, культуре, этнографии, истории. Очень кратко обо всем этом говорилось в одном из томов БСЭ, вышедшем в 1938 году, где, в частности, упоминалось и имя профессора Санжеева как крупнейшего специалиста-монголоведа. Не могу не отметить, что одним из тех исторических героев древности, о которых Сталин отзывался в высшей степени положительно, был Чингисхан.

Особенно примечательно то, что в письме Санжееву, известному специалисту именно в монгольских языках, Сталин без тени смущения поучающе указал на современные монгольские диалекты в качестве примера «распада» некогда единого языка. Судя по «ответу» Санжеева на «Ответ» академика Сталина, профессор был человеком тонкого ума. В промежутках между комплиментарными фразами он упомянул об административном введении русского алфавита взамен древней системы «вертикального письма» [1243] . Двусмысленно в одном абзаце сказал о вредном влиянии чужой речи и языка вообще и о положительном воздействии на монгольский язык «передового русского языка» [1244] . Затем обрисовал сложную историко-лингвистическую ситуацию: «Своеобразное положение сложилось в Монголии маньчжурского периода (XVII–XIX вв.), где церковным языком издавна был тибетский (с XIV в.), официально-канцелярским преимущественно маньчжурский (особенно в VIII–XIX вв.), письменным – классическо-монгольский, в основу которого лег один из монгольских диалектов XII–XIII вв., а народно-разговорным языком – халхаский диалект» [1245] . Он сообщил, что во время войны 1941–1945 годов была предпринята попытка упростить языковую ситуацию в стране вводом русской графики для «оформления нового, современного монгольского литературного языка» [1246] . Но, отмечал Санжеев, реформа мало что решила: «Практически получается, таким образом, что монголы и буряты за последние послереволюционные годы перешли не со старых литературных языков на новые, а только со старого алфавита на новые, созданные на основе русской графики» [1247] . Иначе говоря, вместо сближения языка и письменности, их демократизации, ничего не решив, получили дополнительные проблемы для различных поколений монгольского народа. В сходном положении оказались и другие ранее реформированные языки и письменность некоторых народов СССР, перешедших, в частности, с арабской письменности на кириллицу. Как показывает история культуры некоторых народов СССР, такие «перебивки» в графике могут быть не только бесполезны, но и вести к частичной потере культурной преемственности.

1243

Указ. соч. С. 356.

1244

Указ. соч. С. 337.

1245

Указ. соч. С. 347.

1246

Указ. соч. С. 366.

1247

Лебон Г. Психология народов и масс. Изд-во Ф. Павленкова, 1898; Чамберлен Г. С. Евреи, их происхождение и причины их влияния в Европе. 5-е изд. СПб., 1910.

Расистские и нацистские интерпретации происхождения языка и нации

Мы подошли к главному пункту всей лингвистической эпопеи, не утратившему эмоциональной остроты и в наше время. Сталин не мог не знать ни в 30-х, ни тем более в послевоенных 50-х годах о расистских и националистических тенденциях в западноевропейской науке второй половины XIX – первой половины XX века, в конечном счете вылившихся в расовую политику фашистских и национал-социалистических режимов. Этот вопрос требует особого и более тщательного рассмотрения именно в связи с марровским «новым учением о языке» и в контексте инициированной Сталиным лингвистической дискуссии 1950 года. Напомним также, что Сталин, редактируя статью Чикобавы, особое внимание уделил вопросам взаимоотношений расовой теории, интернационализма, индоевропеизма и «нового учения о языке». И они действительно имеют некое общее поле проблем. Поскольку имя Марра ассоциировалось с интернационалистическими идеями, борьба на «языкофронте» 1950 годов фактически была направлена против них. Отметим, что одной из проблем, бурно обсуждавшейся в конце XIX – начале XX столетия, была проблема биологической взаимосвязанности нации, языка и культуры и оценки факторов чистоты или ассимиляции, гибридизации и метисизации с другими нациями, языками, культурами. В зависимости от позиции по отношению к «расовой проблеме» приоритет отдавался или биологическому, или социальному факторам.

Фундаментальные проблемы происхождения народов, проблемы общей генетики и селекции будоражили умы не только биологов и антропологов, но и психологов, социологов, политиков, публицистов, историков. Книги Г. Лебона и Г. С. Чамберлена [1248] , заложившие основы «расовой теории», широко издавались до революции и в России [1249] . Близких к ним взглядов придерживались и некоторые русские деятели XIX века, в частности некоторые народники. Ленин в ранней работе «Что такое друзья народа и как они воюют против социал-демократии?» с характерным сарказмом прокомментировал одну из отечественных разновидностей теории происхождения наций: «Итак, национальные связи – это продолжение и обобщение связей родовых! Г. Михайловский заимствует, очевидно, свои представления об истории общества из той детской побасенки, которой учат гимназистов. История общественности, гласит эта доктрина прописей, состоит в том, что сначала была семья, эта ячейка всякого общества, дескать, семья разрослась в племя, а племя разрослось в государство». Сталин, повторив в 1929 году основные положения своей дореволюционной национальной доктрины, процитировал этот ленинский текст [1250] .

1248

До революции писали Чамберлен, а в наше время – Чемберлен.

1249

Сталин И. В. Национальный вопрос и ленинизм // Сталин И. В. Соч. Т. 11. М., 1949. С. 337.

1250

Есаков В. Д., Левина Е. С. Страницы жизни Николая Ивановича Вавилова (по его письмам) // Философия и социология науки и техники. Ежегодник 1988–1989. М., 1989. С. 270–271.

Марр хорошо был знаком со всем кругом проблем и аргументацией представителей расистского направления в культурологии и лингвистике его времени, в том числе и по первоисточникам. Это видно при знакомстве с его работами. Я уже упоминал, что выдающийся генетик-ботаник XX века Н. И. Вавилов проводил свои широкомасштабные исследования происхождения и распространения культурных растений в значительной степени под влиянием этно-лингвистических идей и аналогичных путешествий Марра. Сохранилось его письмо Марру от 9 февраля 1923 года, имеющее прямое отношение к рассматриваемой теме:

«Глубокоуважаемый Николай Яковлевич.

В отделе прикладной ботаники и селекции С.-Х. ученого комитета в Петрограде (Морская, 44) мы очень интересуемся изучением вопроса происхождения и географии культурных растений. Главным образом мы подходим к этому вопросу чисто ботанически, но нередко для выяснения генезиса культурных растений много дает лингвистический метод.

Узнав от проф. Берга и от некоторых из Ваших учеников о Вашем интересе к вопросам происхождения культурных растений, мне хотелось бы быть Вам, во-первых, полезным в деле выяснения некоторых ботанических затруднений, которые у Вас могут встретиться, а затем, в свою очередь, обсудить с Вами некоторые из интересующих нас проблем. Между прочим, одно из растений, которое нас очень интересует, это вид пшеницы Тритикум дикоккум, вид вымирающий, возделывавшийся прежде в большом количестве, в особенности в Египте, в Малой Азии и в настоящее время сохранившийся в культуре только в Среднем Поволжье у чувашей, мордвы, отчасти татар, в Сербии, у армян в Армении, на Кавказе и в Персии и у басков в Испании. Этот же хлеб возделывается в Абиссинии. Словом, остались отдельные пятна культуры, связанные с народностями. Сорта, возделываемые этими народностями, ботанически довольно хорошо различимы. Например, формы, возделываемые чувашами, мордвою, ближе к формам закавказским, армянским… Бесспорно интереснейший факт то, что эта дренажная культура связана с этнографическим составом. Распространение полбы определенно связано с распространением чувашей, мордвы и татар. Я послал Вам несколько месяцев тому назад свою работу о происхождении ржи, в которой лингвистический метод помог расшифровать одну сложную задачу. Лингвистический метод оказался при этом особенно ценным… Если бы Вас заинтересовала по приезде в Петроград эта область, был бы очень рад поделиться с Вами тем, над чем работаем.

Искренне уважающий Вас

Вавилов» [1251] .

Нетрудно заметить, что многие этносы, перечисляемые Вавиловым в связи с распространением определенных видов культурных растений, совпадают с яфетическими племенами по классификации Марра. Кроме того, Вавилов сообщает об удачном использовании результатов лингвистического анализа названий культурных растений перечисленных народов, проведенный методами Марра. Исследователи научного наследия Н. И. Вавилова В. Д. Есаков и Е. С. Левина пишут: «Нам не удалось выяснить, получил ли Н. Я. Марр это письмо. Обеспокоенный задержкой ответа, Н. И. Вавилов 18 мая 1923 г. направляет ему повторное письмо аналогичного содержания, которое возвращается отправителю и содержит пометку “пришло обратно 10. VI. 25”. Очевидно, письма уже застали Н. Я. Марра в Париже. Можно предположить, что этот вопрос был обсужден Н. И. Вавиловым во время личной встречи ученых после возвращения Н. Я. Марра из заграничной командировки. Во время экспедиции в страны Средиземноморья в 1927 году Н. И. Вавилов побывал в Испании, специально посетив Басконию, и установил агрономически и ботанически поразительную связь Северной Испании с Грузией. “Я вспоминаю, – писал Н. И. Вавилов, – с каким волнением слушал академик Н. Я. Марр наш рассказ об этом”. Выводы Н. И. Вавилова, положенные в основу теории о происхождении культурных растений, широко использовались и используются этнографами и лингвистами». Не имея возможности рассмотреть эти работы подробнее, я отсылаю к источникам [1252] . Думаю, что дополнительного изучения требует и вопрос взаимосвязи вавиловской теории генезиса культурных растений с марровской этно-лингвистической теорией. Остается открытым вопрос: понимал ли эту связь Сталин, без видимых причин уничтоживший великого советского генетика в канун войны?

1251

Указ. соч. С. 271. При этом авторы ссылаются на следующие работы: Гамкрелидзе Г. В., Иванов Вяч. В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и культуры. Тбилиси, 1984. Т. 11. Гл. 4, 6; Филин Ф. П. Происхождение русского, украинского и белорусского народов. Л., 1972. С. 18–19.

1252

См.: Неизвестный Гитлер. М., 2005.