Иосиф Сталин. Гибель богов
Шрифт:
Мы, грузины, тщеславный народ. Нам мало быть великими. Нам нужно постоянно видеть свое величие в глазах другого. Я был этими глазами. Зеркалом, глядя в которое, он видел весь свой длинный путь.
Разжегши трубку, Коба неторопливо пошел вдоль карты.
– Однако поглядим детальней, что у нас получилось. На Севере все в порядке. Финляндия перед нами слишком провинилась, и мы забрали у них немного земли – отодвинули их границу от Ленинграда. Теперь твои агенты, Лаврентий, могут преспокойно вылавливать там белых эмигрантов, сбежавших после Революции. Придется финнам не замечать твоей охоты. Постарайся хорошенько прочесать Финляндию и найти всю белую сволочь. Мерзавцы белогвардейцы должны
Я слушал в ужасе. Видел изумленное лицо Молотова, растерянное – Берии. Коба явно говорил о новом переделе мира!
Он усмехнулся, как это часто бывало, читая мысли. И сказал:
– Пророчество Ильича сбывается. Первая мировая война создала одно социалистическое государство. Вторая мировая родила целый лагерь социализма… Значит, третья война? Да, эта третья война навсегда покончит с капитализмом. Как учит хорошая русская пословица: «Бог троицу любит».
Все стояли в испуганном молчании. Страна лежала в руинах, двадцать шесть миллионов убитых, калеки без числа, а он уже размышлял… о новой Мировой войне!
Коба упоенно продолжал:
– Треть человечества идет в наших рядах… Фудзи помнит: когда приходил наш век, товарищ Сталин работал в обсерватории и смотрел в телескоп на звездное небо. И увидел небывалое свечение. Оно становилось все ярче, постепенно сияние заполнило все небо. Теперь мы с вами знаем – это грядет Великая всемирная Социалистическая Республика. Товарищ Сталин, может быть, даже ее увидит, как Моисей! Мы с Фудзи учили эту легенду в семинарии. Хорошая легенда. Моисей привел свой народ в Землю обетованную, но жить там ему не суждено было. Товарищ Сталин создаст для человечества Всемирную Республику рабочих и крестьян, но управлять ее будут Вячеслав и Лаврентий, они помоложе, – добродушно закончил он.
Оба побледнели.
Когда мы остались одни, он заметил:
– Глазки-то у них заблестели! Ну, добро бы Лаврентий. Он, если зазеваешься, кинжал в тебя всадит, но тишайший Вячеслав… Вот уж не ожидал! Впрочем, есть еще одна хорошая русская пословица: «В тихом омуте черти водятся».
Я понял: и Молотов, и Берия – оба кандидаты.
Подарок Черчилля
5 марта 1946 года мир потрясла опаснейшая сенсация… Пока в СССР была ночь и мы спокойно спали, в Америке наступил вечер. И находившийся там с визитом Черчилль произнес в Фултоне свою знаменитую речь.
Начав читать ее, я моментально вспомнил удивительно похожие злые мысли.
22 февраля 1946 года наши службы перехватили невероятную телеграмму в восемь тысяч слов. Ее отправил из Москвы временный поверенный в делах США некто Джордж Кеннан.
Этот американский дипломат работал в России еще в тридцатых при Буллите (кстати, он присутствовал на том знаменитом балу, устроенном безумным послом). Высокий, с сухим лицом аскета, он, в отличие от большинства самодовольных американских дипломатов, в совершенстве выучил русский. Эта телеграмма, как передавал мой американский агент, произвела шоковое впечатление в Вашингтоне.
Помню, как я переводил Кобе ее расшифровку. Его интересовало каждое слово.
Смысл был таков: русские понимают лишь одну политику – политику силы. И потому политика противодействия должна проводиться повсюду, где начинается русская экспансия. Запад должен объединиться в этом тотальном сдерживании.
Отдельные куски телеграммы Коба попросил повторить дважды. Например, этот: «У истоков маниакальной точки зрения
Кремля на западную опасность лежит традиционное и инстинктивное для России чувство незащищенности. Изначально это было чувство незащищенности земледельческих народов, живущих на обширных открытых территориях по соседству со свирепыми кочевниками. По мере налаживания контактов с экономически более развитым Западом к этому чувству прибавился страх перед более компетентным, более могущественным, более организованным западным сообществом. Но эта незащищенность внушала опасение скорее российским правителям, а не русскому народу, поскольку российские правители осознавали архаичность формы своего правления, неспособность выдержать сравнение с политическими системами западных стран. По этой причине они все время избегали прямого контакта между западным миром и своим собственным, боялись того, что может случиться, если русский народ узнает правду о внешнем мире или внешний мир узнает правду о жизни внутри России…Нельзя назвать случайным совпадением то, что марксизм, в течение полувека безрезультатно блуждавший по Западной Европе, задержался и впервые пустил свои корни именно в России. Только в стране, которая никогда не знала дружественного соседства, могло получить отклик это учение, утверждающее, что экономические конфликты общества могут быть разрешены исключительно насилием…»
Здесь Коба прервал меня и сказал:
– Хватит. Об одном жалею: что мы должны делать вид, будто не знаем всех этих мерзостей.
И вот теперь Черчилль повторил в Фултоне похожие мысли.
Как я уже писал, он потерял пост премьера и находился в оппозиции. Но во время визита в США его сопровождал сам президент Трумэн, что придавало поездке оттенок официальности. Черчилль нравился американцам – мягкая шляпа с загнутыми полями, расстегнутый ворот рубашки, сигара во рту… Никакой английской чопорности, свой в доску парень. Когда ему присвоили во Флориде докторскую степень, он, к восторгу американцев, сказал:
– Эта докторская степень у меня не первая. Думаю, никто, заваливший в юности такое количество экзаменов, не получал столько докторских степеней…
Трумэн весело смеялся. Однако по окончании речи Черчилля в Фултоне президент, находившийся в зале, был бледен (все это сообщил наш агент).
Коба тотчас вызвал меня на дачу. Принимал в Большой столовой – я понял, что сейчас привезут остальных «гостей».
Как теперь часто случалось, Коба был в мундире генералиссимуса. Насмешливый и важный. На столе лежали еще не переведенные телеграфные сообщения агентств о речи Черчилля… Я стал переводить:
– «Свою речь Черчилль начал с цитаты из Байрона: “Кто превзошел всех, должен помнить о ненависти тех, кто отстал”…»
– Наша армия стоит по всей Европе, – усмехнулся Коба, – а мы отстали, как считает империалист товарищ Черчилль?! Продолжай…
– «После чего Черчилль заговорил о русской экспансии “От Щецина на Балтике до Триеста на Адриатике над европейским континентом опустился железный занавес”… Он призвал США с Англией объединиться против советской угрозы. “Никто не знает, где пределы и есть ли пределы этой беспощадной коммунистической экспансии… И это уже касается не только Восточной, но и Центральной Европы. Во Франции и Италии влияние коммунистов чрезвычайно велико, там их партии представляют пятую колонну – вызов христианской цивилизации… Из того, что я понял при встречах со Сталиным и русскими, скажу одно: ничто не производит большего впечатления на них, чем сила. И ничто не вызывает у них меньшего уважения, чем слабость”. Далее Черчилль потребовал от Америки и Британии увеличить военную мощь. “От масштаба нашей вооруженности сейчас зависит наша безопасность”…»
Надо было видеть ярость Кобы, когда я переводил. Желтые глаза пылали! Но, когда я закончил, Коба… зааплодировал! Потом сказал:
– Между нами говоря, товарищ Черчилль очень помог нам в войну. Не оставил нас своей заботой и в мирное время. – И добавил, глядя на меня в упор: – Он поможет нам теперь сделать главное – вовремя разъединиться с империалистами! Спасибо ему…
Я заметил:
– У меня до сих пор ощущение, что он хорошо прочел телеграмму Кеннона.
– Да нет, это общий, вечный, завистливый голос Запада, когда он начинает чувствовать нашу силу. Это испытали все русские цари…