Иосиф Сталин. Гибель богов

Коба был прав. Зал не удивлялся. Зал давно отвык обсуждать виденное и окончательно забыл, что такое негодовать.

Визит Молотова проходил в самой дружеской атмосфере – обсуждали возможность СССР присоединиться к Тройственному Союзу (Германии, Италии и Японии) и наше участие в нападении на Англию. А также план раздела владений Британской империи после поражения Англии.

Англичане знали тему переговоров, хорошо подготовились к ним и постарались доказать, что рано делить шкуру неубитого медведя…

Сперва все шло гладко. В честь нашей делегации Гитлер дал завтрак в Рейхсканцелярии. Дальнейшее описал мой агент.

Молотов устроил ответный прием в нашем посольстве. Среди высоких гостей присутствовали сопровождавший Молотова заместитель Берии Меркулов и рейхсфюрер СС Гиммлер. Так встретились руководители СС и НКВД.

Открывая торжество, Молотов поднялся и предложил тост за Риббентропа, и в этот момент завыли сирены. Началась воздушная тревога!

При первых звуках сирены пугливый Риббентроп буквально выскочил из-за стола. За ним – остальные. Пестрая толпа наших и немецких чиновников понеслась по Унтер-ден-Линден. Они шустро свернули за ближайший угол – там находилось бомбоубежище немецкого МИД.

В тот день Черчилль продемонстрировал Кобе: англичане не только выстояли, они зверски бомбят Берлин.

В бомбоубежище Риббентроп как ни в чем не бывало попытался продолжить делить английские колонии. Сверху доносились непрерывные оглушительные звуки разрывов мощных бомб. Глупец не нашел ничего лучше, чем сказать:

– Все эти бомбы не стоят внимания, господин Молотов. С Англией, считайте, мы покончили.

– Тогда почему мы здесь сидим? – усмехнулся Молотов.

По возвращении Молотов без комментариев описал всю сцену.

– Остроумный человек, товарищ Молотошвили, – сказал Коба. – Но стоит ли народному комиссару иностранных дел сердить нашего союзника? – Он подмигнул – дескать, конечно, не стоит, но ты молодец, так им! После чего добавил: – Мне тут немецкий посол с негодованием поведал слова Империалиста. Оказывается, сукин сын Черчилль запрещает своим летчикам бомбить жилые кварталы Берлина, они бомбят только военные объекты. Нет, не из человеколюбия! Империалист сформулировал: «Сначала – дело, а удовольствие – потом…» Удовольствие – это бомбы на головы домохозяек! Каков! Жестокий человек! Но другим в нашем веке нет места в политике.

И в глазах – восхищение! Пожалуй, тогда я понял: Черчилль ему не просто нравится. Мой друг уже что-то обдумывает.

Во второй половине декабря сорокового (кажется, это было девятнадцатого, но проверьте) я получил самое сенсационное сообщение агента. «Вчера в Рейхсканцелярии Гитлер подписал директиву № 21». И описание директивы.

Это был план молниеносной войны против СССР. План операции, которая сначала разрабатывалась под именем «Отто», а теперь получила новое название – «Барбаросса».

Уже на следующий день Ефрейтор прислал большую цитату из последнего доклада Гитлера: предполагалось немецкое наступление на гигантском фронте в полторы тысячи километров. Первые цели – отторжение от СССР житниц Украины и нефтеносных районов на юге. Венцом операции Гитлер считал захват Москвы, что «означает экономическую и политическую победу, не говоря уже о падении самого важного железнодорожного узла страны». «Приготовление к операции следует закончить к 15 мая 1941 года. Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советы в ходе кратковременной кампании…» Гитлер закончил докладывать словами: «Когда начнется план “Барбаросса”, мир затаит дыхание… и промолчит».

Как всегда в подобных случаях, я тотчас позвонил Кобе, попросил встречи в связи с важными обстоятельствами.

– Опять важные и чрезвычайные? Может, ты хочешь сообщить о «Барбароссе»? – он засмеялся (значит, до меня сообщили!). – Ты мне надоел, старый мудак. Занимайся лучше своими бумажками в Наркомате. – (Мне поручили читать отчеты наших послов.) – И зазубри: Гитлер – наш союзник и на нас не нападет. – Гудки в телефонной трубке.

Итак, он все знал! Скорее всего, от Берии. Или от вернувшегося из Берлина Молотова. Должно быть, во время визита сами немцы ему тогда сказали. На случай, если мы узнаем. И наверняка сказали все то же: дескать, «Барбаросса» – план для англичан, чтобы усыпить их бдительность, ослабить сопротивление.

Наступил новый, 1941 год. Встречали опять дома, по-семейному. Нежность к Нанико… Я последнее время спал только с любовницами. Но в ту ночь снова был с женой. Будто чувствовал: скоро мы не будем вместе.

Она сказала:

– Думала, уже никогда не случится этого. – И заплакала.

В начале марта я получил очередное сообщение из Берлина: «Гитлер намечает на весну нападение на СССР. Фюрер сказал, что должен торопиться, ибо Сталин готовит нападение на Германию».

Я рассказал об этом Кобе. Он ничего не ответил, только пожал плечами.

Между тем в наших отношениях с Германией продолжалось похолодание. Гитлер ввел немецкие войска на территории Румынии, Финляндии и Болгарии, естественно, по просьбе этих стран. Они стояли теперь у наших границ, и немецкие самолеты стали регулярно нарушать их.

В апреле состоялось удивительное событие. В Москву приехал японский министр иностранных дел Мацуока – заключить договор о нейтралитете. До этого, как известно, на наших восточных рубежах не раз возникали военные конфликты с японцами. Японцы долго вели безуспешные переговоры с Кобой. Мацуока то покидал Москву, то возвращался. Кажется, они хотели получить нашу часть Сахалина или для начала взять ее хотя бы в аренду, точно не помню. Но помню, что Коба – ни в какую! Мой друг не умел отдавать. К тому же он отлично знал, что нужен японцам. Как и Гитлер, они не желали и не могли вести войну на два фронта. Им важен был мир с могучим соседом – СССР. Им требовались свободные руки – чтобы начать захватывать колонии Англии, Франции и Голландии в Юго-Восточной Азии и, конечно, американские Гавайи.

Договор о нейтралитете был подписан.

13 апреля Мацуока уезжал. Коба устроил ему беспрецедентные проводы.

Мацуока прогуливался по перрону вместе с Шуленбургом, немецкими и японскими дипломатами, когда на перроне появились Коба и Молотов.

Коба подошел к немцам, дружески положил Шуленбургу руку на плечо. И, приобняв посла, проникновенно сказал: «Мы должны оставаться друзьями, и вы обязаны сделать для этого все!» Обласкал Коба и немецкого военного атташе…

После чего все прошли в вокзальный ресторан. Здесь он поднял тост за дружбу трех наших стран. Тостов было много. Молотов и Коба «на дорожку» так напоили японского министра, что в вагон его вели под руки. Отправление поезда задержалось на час…

Я прочел об этом в газетах в Швейцарии, куда ездил на встречу с агентом. Газеты были уверены, что Коба заискивал перед Гитлером.

Я знал Кобу. Он слишком заискивал, значит, что-то готовил.

В апреле я начал получать регулярные донесения агентов об одном и том же.

2 апреля информатор писал: «Гитлер весной вторгнется в СССР».

14 апреля: «Нападение произойдет, но после разгрома Югославии и Турции».

Однако периодически Гитлер ловко сбивал напряжение.