Ирландская принцесса

Я не разговаривала с Найлом с момента нашего последнего разговора на утро после моего девичника, а с Коннором с той ночи. Отчасти это связано с тем, что я была занята приготовлениями к свадьбе в последнюю минуту, но ни один из них даже не пытался со мной поговорить. Что касается Коннора, я почти уверена, это потому, что он постоянно пытается установить дистанцию между нами, как бы больно это ни было, но я не могу не задаваться вопросом, не пожалел ли Найл о том, что преследовал меня. Я больше не невеста Лиама, но мне часто интересно, что бы подумал Лиам об интересе Найла ко мне, если бы это каким-то образом повлияло на их дружбу. Если бы Лиам когда-нибудь доверял ему меньше, если бы он знал, что Найл хочет меня, и хотел все эти годы. Именно такую информацию хотел бы знать Коннор, чтобы использовать против Лиама. Однако я решила держать это при себе, даже активно отрицать, что Найл проявляет ко мне интерес, потому что что-то в стремлении Найла ко мне кажется слишком близким, слишком важным, чтобы позволить Коннору использовать это как инструмент или делать это самой. Приятно чувствовать, что тебя хотят из-за того, кто я есть, а не из-за моей ценности как шахматной фигуры. Я пока не готова с этим расстаться.

Я делаю все возможное, чтобы изгнать Найла из своих мыслей. Это день моей свадьбы, крайняя точка моей победы, и я хочу отпраздновать его как можно полнее.

— Сирша! — Выкрикивает Мэгги мое имя, врываясь в мой номер, как раз перед тем, как бедный сотрудник вкатывает тележку с обслуживанием номеров. — Ты заказала мимозы? Другие девушки уже встали, они скоро придут сюда.

— Я это сделала, — говорю я ей с усмешкой, когда она направляется прямиком к шкафу, чтобы достать мое свадебное платье и повесить его над дверью. Оно выглядит так же красиво, как и в тот день, когда я его купила, и я чувствую легкую дрожь возбуждения при мысли о том, чтобы надеть его.

Несмотря на все провалы и трудности на этом пути, я добилась своего. К концу дня я буду Макгрегор и женой Коннора. Больше не будет ни одной неудачной попытки, ни одного прерванного взаимодействия. Все будет сделано. И к завтрашнему утру я больше не буду девственницей.

От этой мысли у меня по спине пробегает дрожь совершенно другого рода.

Я едва могу есть, когда осознаю реальность дня, и могу сказать, что это поднимает моей маме настроение. Она выхватывает у меня из рук бокал с шампанским, прежде чем я успеваю взять вторую мимозу, и, отставляя его в сторону, издает странный звук.

— Тебе не следует слишком раскрасневшейся и подвыпившей идти к алтарю, — твердо говорит она. — Теперь сиди спокойно, чтобы твоя прическа была идеальной.

Сейчас в комнате целая толпа парикмахеров и визажистов, которые работают надо мной и моей свадебной вечеринкой.

— Я хочу естественности, — твердо заявляю я своим. — Никакого густого макияжа, просто волосы спереди зачесаны назад. — Я машу ей рукой, когда парикмахер неуверенно смотрит в сторону моей матери. — Я невеста. Я не хочу выглядеть на десять лет старше.

У моей мамы были совершенно определенные представления о моем свадебном образе, включая огромное платье, которое она пыталась убедить меня купить, тугую прическу с лаком и густой макияж, чтобы это “бросалось в глаза на фотографиях”. Но я не хочу ничего из этого, и я решила, что сегодня, в день моей свадьбы, я начну отстаивать то, чего я хочу, когда дело касается моей семьи. В конце концов, через несколько часов я больше не буду дочерью своего отца. Я буду женой Коннора. И я тоже хочу быть чем-то большим. Больше, чем просто определяться мужчинами, которые меня связывают. Я пока не знаю, как этого добиться, но я намерена разобраться с этим, начав с моего основания, а после со свободы, которую обещал мне Коннор.

К тому времени, как мы заканчиваем, мой макияж становится мягким и легким, как я и хотела, а веки окрашены в мерцающие золотые и бронзовые тона, которые выглядят естественно и красиво рядом с моими темно-рыжими волосами, дополняя темную бахрому моих легких наращенных ресниц. Мои волосы завиты мягкими волнами, спереди зачесаны назад и закреплены бабушкиной золотой заколкой с бриллиантами и жемчугом, а мои украшения тоже сплошь из золота и жемчуга: двухнитевое ожерелье моей матери, висячие серьги моей тети, золотая манжета с жемчужинами, подаренная мне на шестнадцатилетие.

Я надеваю свое свадебное платье, пока Мэгги застегивает его и начинает застегивать пуговицы сзади, и я должна признать, что выгляжу как идеальная невеста. Моя мама и Мэгги прикрепляют вуаль к гребню в моих волосах, оставляя ее откинутой назад, пока мы не добираемся до церкви, и когда я оборачиваюсь, то вижу, что даже Мэгги сияет.

— Ты потрясающе выглядишь, Сирша, — говорит она мне с ноткой нервного возбуждения в голосе несмотря на то, что я знаю, что в глубине души она думает об этой свадьбе. — Коннор счастливый человек.

— Надеюсь, он тоже так думает, — говорю я с легким смешком, разглаживая кружево своей юбки с золотыми и жемчужными крапинками.

— Ну, после сегодняшнего он останется с тобой, — весело щебечет Мэгги, и я сдерживаю желание сухо заметить, что у него будет много других. Мне не особенно хочется говорить о том, что мой муж планирует изменить мне еще до того, как мы поженимся, и я знаю, что Мэгги была бы только еще больше сбита с толку и напугана всем этим, даже если бы я была в состоянии сделать то же самое.

До собора Святого Павла ехать недолго, но все равно к тому времени, когда мы почти добираемся туда, мои нервы уже крепко сдают. Мэгги помогает мне подготовить шлейф, пока мы стоим внутри, я накидываю вуаль на лицо, пока мы ждем, когда к нам присоединится мой отец. Он появляется, высокий и подтянутый, в своем черном костюме и с ухоженной бородой, и берет меня под руку, похлопывая по ладони.

— Ты молодец, дочь, — говорит он с улыбкой. — Мы победили, благодаря тебе. Коннор и короли наши.

Дрожь пробегает по мне, потому что я знаю, что это неправда. Коннор твердо намерен добиться своего, разорвать верность между моим отцом и мной и гарантировать, что каждое сказанное мной слово, каждое действие с моей стороны отвечает интересам Коннора, а не Грэма О'Салливана. Но я просто киваю, чувствуя легкую сухость во рту. Я не могу говорить, когда двери открываются, открывая проход, по которому я собираюсь идти, церковь, заполненная белыми цветочными композициями, разбросанными по всему свободному месту. Я очень мало влияла на планирование или оформление, и по множеству цветов становится ясно, что моя мать приложила к этому свою руку. Я беру в руки свой собственный букет из нежно-розовых пионов, белых роз и незабудок и делаю глубокий вдох под звуки музыки, и мы с отцом начинаем наш путь к алтарю.

Коннор ждет в конце, Джейкоб рядом с ним, рядом с ним еще один незнакомый мне мужчина, Мэгги стоит напротив с Анжеликой. Я вижу Луку, Виктора, Софию и Катерину, сидящих во втором ряду, сразу за моей матерью, и я пытаюсь охватить взглядом всех гостей, смотреть куда угодно, только не на бесстрастное, каменное лицо Коннора.

Я заставляю себя не дрожать, когда отец передает меня Коннору, приподнимая мою вуаль ровно настолько, чтобы слегка поцеловать меня в щеку, прежде чем вложить мою руку в более широкую и грубую ладонь Коннора. Прикосновение его кожи к моей вызывает у меня трепет. Мне нравится, что у него грубые руки. Это мне тоже понравилось и в Лиаме. У обоих братьев руки более сильных мужчин, мужчин, которые сами решают проблемы, которые работают, которые не ждут, пока другие сведут с ними счеты.