Ирландский обет

Лиам наклоняется, обхватывает ладонью мое лицо и быстро целует меня, и я чувствую, как мое сердце пропускает еще один удар от ощущения его губ на моих. Они всегда кажутся приятными, правильными, как будто это тот человек, которого я ждала всю свою жизнь, чтобы поцеловать, и до сих пор это было не совсем правильно. Я наклоняюсь, желая насладиться этим, и он задерживается всего на секунду, прежде чем отстраниться.

— Сейчас утром мне нужно уйти, — говорит он, вскакивая с кровати. Черные пижамные штаны, которые он носит, низко сидят на бедрах, позволяя мне видеть все гладкие рельефные мышцы его груди и пресса, глубокие линии выреза, исчезающие в присборенной талии брюк. Он без раздумий снимает их, подходя к комоду, и я мельком вижу его округлую, мускулистую задницу, прежде чем он надевает темно-серые боксерские трусы.

Это так буднично, так по-домашнему, что у меня на мгновение перехватывает дыхание. Это кажется нормальным, более нормальным, чем что-либо за очень долгое время. Очень легко представить, что это наше каждое утро, легко забыть обо всех препятствиях, которые все еще стоят на нашем пути.

Вчера вечером я сказала Александру, что с меня хватит. Я сделала все, что могла, чтобы доказать Лиаму, что я принадлежу ему, что я хочу его. Моя все еще болящая задница является доказательством этого, хотя всякий раз, когда я шевелюсь и чувствую эту затяжную боль, внутри и снаружи, но это посылает через меня импульс желания. То, что Лиам сделал со мной, было наказанием, но в то же время это было приятно.

Лиам скоро разберется с Сиршей и их помолвкой. Я верю в это и цепляюсь за эту мысль, чтобы не падать духом, хотя уже прошло много времени с тех пор, как Лиам ушел, а я позавтракала и сделала зарядку в гостиной. Я как раз поднимаюсь со своего коврика для йоги, заправляя выбившиеся пряди волос обратно в пучок на макушке, когда слышу стук в дверь, от которого мое сердце уходит в пятки.

Лиам не стал бы стучать, а я никого не жду. Так что, если только он не послал кого-нибудь сюда проведать меня или забрать что-нибудь, не совсем за гранью возможного, кто бы ни был по ту сторону этой двери, я не хочу его видеть.

Стук раздается снова, на этот раз сильнее.

— Анастасия? Я знаю, что ты здесь. Открой. — Еще один сильный, настойчивый стук.

Это женский голос. Сирша. Я уверена в этом, и я чувствую, как мой желудок переворачивается от беспокойства. Я не хочу впускать ее, но я почти уверена, что она останется там, пока я этого не сделаю.

Я неохотно подхожу к двери и открываю ее, тяжело сглатывая. У меня есть смутная надежда, что это кто-то другой, кто угодно, но это не так.

Сирша протискивается в квартиру, едва взглянув на меня, пока не оказывается в гостиной. Когда она наконец поворачивается, то опускается на диван, сложив руки на коленях. Обручальное кольцо с бриллиантами и изумрудами все еще у нее на пальце, оно сверкает на солнце, и у меня пересыхает во рту, когда я смотрю на него. Пока оно там, это похоже на символ ее притязаний на Лиама. Напоминание о том, что бы Лиам ни говорил мне, что бы он ни обещал, прямо сейчас он не полностью мой.

— Нам нужно поговорить, Анастасия, — говорит Сирша. У нее легкий и элегантный голос, почти королевская осанка, культурный акцент, несмотря на намек на гэльский. На ней накрахмаленные черные брюки с тонким кожаным поясом и кремовая шелковая рубашка, заправленная внутрь, рукава аккуратно застегнуты на запястьях, а ее рыжие волосы ниспадают на плечи и спину. В ушах у нее маленькие серьги с бриллиантами и никаких других украшений, рядом с ней тонкая черная сумка через плечо, вывернутая внутрь, так что я не могу разглядеть, дизайнерская она или нет. Все в ней сдержанно, но отточено, элегантно, но непритязательно. Последнее, что я могу видеть, это фасад… Сирша точно знает, что делает.

— Это дело Лиама… разговаривать с тобой, — просто говорю я, стоя рядом с одним из кресел и положив руку на спинку. Я не хочу садиться. У меня такое чувство, что мне нужно оставаться на ногах, готовой бежать, хотя я действительно не знаю, куда бы я пошла. — Нам не о чем говорить, Сирша. Это касается только тебя и Лиама.

— Видишь ли, тут мы расходимся во мнениях. — Она вежливо улыбается мне. — Я не думаю, что ты в полной мере осознаешь ситуацию, в которую Лиам поставил себя ради тебя, Ана. Могу я называть тебя Ана?

— Я не думаю, что мое НЕТ остановит тебя.

Сирша приподнимает бровь.

— Не нужно быть невежливой. Ты здесь, трахаешься с моим женихом в его доме, и я не веду себя невежливо по отношению к тебе. Я просто думаю, что ты не понимаешь серьезности ситуации, Ана.

— И ты собираешься мне это объяснить?

Ее губы сжимаются в тонкую линию.

— Лиам важный человек, Ана. Я не думаю, что ты слишком хорошо знакома с ирландскими королями или, по крайней мере, со всеми остальными. Но Лиам возглавляет таблицу. Это что-то значит. И что это значит…

— Ты считаешь, что должна помочь ему?

Сирша моргает.

— Ну… нет, хотя всегда предполагалось, что я выйду замуж за сына Макгрегора. Я просто… — Она прочищает горло. — Я ничего не должна Лиаму, хотя выйти замуж за главу Королей, мое право по рождению, так же как это место принадлежит ему. Но это означает, Ана, что он подвергает опасности множество жизней, бизнес, финансы, доверие своих людей и даже свою собственную жизнь, настаивая на том, чтобы быть с тобой. Настаивая на том, что он собирается отодвинуть меня в сторону, и я не думаю, что ты это понимаешь или, по крайней мере, не до конца осознаешь.

Я уставилась на нее. Его жизнь? Я не хочу в это верить. Я не могу. Кажется таким архаичным, таким безумным думать, что Лиам мог рисковать своей жизнью или чьей-либо еще, решив быть с кем-то не таким, как ему было предназначено.

— Он нарушает клятву, Ана, — спокойно говорит Сирша, и я задаюсь вопросом, произнесла ли я какую-то часть этой последней мысли вслух. — Контракт, подписанный в церкви, в присутствии священника, моего отца и дяди. Это важно для королей. Человек, который не может сдержать свое слово, вообще не человек.

— Он сдержал данное мне слово, — говорю я еле слышно. Я не хочу, чтобы это обидело Сиршу, но я все равно вижу вспышку этого в ее глазах.

— Ты ничего не значишь, — говорит она как ни в чем не бывало. — Ни для меня, ни для кого-либо из Королей. Здесь ты никто, Анастасия Иванова. Не имеет значения, кем ты была раньше. И не имеет значения, что придумал Лиам, чтобы заставить себя поверить, что тебя могут здесь принять. Ты не можешь остаться с ним.

Боль, пронзающая мою грудь, проникает так глубоко, как и хотела Сирша, потому что я знаю, что она права. Мне здесь не место. У меня нет никого, кроме Лиама, и между нами никогда не было легко. Если Лиам решит, что слишком многим рискует, у меня здесь вообще ничего не останется.

— Тебе следует вернуться в Нью-Йорк. — Голос Сирши почти успокаивающий, как будто она действительно просто пытается помочь мне сделать то, что лучше, как будто она действительно мой друг. — У тебя там есть друзья. Если ты заботишься о Лиаме, ты не будешь заставлять его проходить через это. Ты отпустишь его, чтобы он мог жить той жизнью, которая ему предназначена, жизнью, которой он был совершенно доволен до встречи с тобой. И ты сможешь продолжать заниматься чем-то другим. Всем, что сделает тебя счастливой. Главное, чтобы этого не было здесь.