Ирод Великий

Глава 16

Строительство театров и стадионов шло одновременно с подготовкой атлетов и борцов, под нужды которых было отдано несколько зданий в центре Иерусалима, дабы царь мог лично наблюдать за тренировкой юношей. Об успехах последних писал в своих, с позволения сказать, трудах Николай Дамасский. Высокий и дивно краснорожий новый друг Ирода из-за чрезмерной красноты лица производил впечатления человека имеющего необоримую склонность нажравшись до свинячьего визга, спать затем на солнцепеке. На самом деле, я редко видел его сильно утомленным вином и недолюбливал не за это, и даже не за то, что прежде благоволивший мне Ирод ныне отдает предпочтение этому пройдохе. Но он уговорил царя диктовать ему при каждом удобном случае свои воспоминания [102] , которые затем дивным образом переиначивал, так что даже участники событий описанных в трудах Николая, не узнали бы ни себя, ни того, о чем красноречиво повествовал сей ученый муж, не ткни их предварительно в них носом, и не объясни, в каком месте следует кивать.

102

Труды Николая Дамасского были по большей части утрачены, на него ссылается Иосиф Флавий. Из произведений Николая Дамасского до нас дошли во фрагментах: «История» (в 144 книгах), «Жизнь Цезаря», «О своей жизни и своем воспитании», «Собрание замечательных обычаев», «История», первые книги которой были посвящены истории и мифологии стран Востока, последние – событиям 7—4 до н. э. в Средиземноморье. Поэтические и философские произведения Н. Д. до нас не дошли.

По его писанине выходило, например, что Ирод вел свой род от младшей ветви каких-то там священников, а это было такой же ложью, как-то, что дед Ирода Антипас, являлся храмовым рабом в Аскалоне. Последняя версия, как помните, принадлежит вашему покорному слуге, и она хоть и полностью является плодом моего воображения, но до сих пор ходит в народе, чего нельзя сказать о смехотворных притязаниях на священные одежды.

Тоже самое и со всеми остальными событиями в жизни Ирода. При чем, вот ведь еще, олух, выводил в своих трудах Хасмонеев как каких-то вырожденцев, ублюдков и дураков. То этот почитаемый и известнейший род не способен произвести на свет мужского наследника. – Конечно, не может с такой скоростью, как Костобар их уничтожает. На мой личный вкус, нельзя назвать делом чести победу над дураками и вырожденцами? Ироду же приходилось воевать действительно с сильными, опытными и влиятельными противниками. Воевать и побеждать! Вот, где настоящая победа!!! Победить сильного, хитрого и огромного, как Голиаф врага.

То, вдруг Ирод воспламеняется любовью к Гиркану или той же простите боги – ведьме Александре, спеша на лихом коне, корабле, или даже пешком на встречу опасностям, дабы посадить на престол Аристобула! Которого позже приказал утопить как котенка. А то и вовсе изумительный факт – мол, во время бегства из парфянского плена, когда Кипра – мать Ирода случайно выпала из телеги на землю, Ирод подбежал к ней, и разорвав на себе одежды и рыдая попытался тот час вогнать себе меч в брюхо! Мол, слезы пострадавшей родительницы привели его в такое состояние, что захотелось немедленно умереть. Ага. На глазах у той же родительницы! Чтобы доконать ее уже наверняка.

Спрашиваю, для чего понадобилось уж так сильно искажать события, свидетелей коих еще пруд пруди? Смеется в бороду, мол, сколько вы еще проживете, а потомки должны знать благородного и справедливого царя, основателя великой династии. Что же, не только эта история базируется на сказках. А все же Ирод достоин того, чтобы потомки видели его дела как они есть: в благе и во зле, потому что всегда завораживает, когда человек вдруг поднимается из неизвестности, расправляет невидимые крылья, и парит над всеми. Славны семьи Юлиев и Юниев в великом Риме. Славны масками предков и базиликами. Когда Цезарь назвал своим сыном и законным наследником Октавиана, он мог остаться просто богатым человеком, а вместо этого поднял легионы и захватил власть. Мне почему-то кажется, что если люди узнают о деяниях Ирода человека, а не небожителя, которым живописует его Николай Дамасский, им было бы проще попытаться постичь и понять Ирода.

Но да я отвлекся. После моего окончательного переезда в Александриум. При дворе Ирода, дабы не вызвать нареканий своим бездельем, я занимал скромную должность надзирающего за поставками всего необходимого для строительства театра. С такой работенкой я мог неделями не вылезать из крепости, отдавая распоряжения и распекая негодных поставщиков материала или продовольствия для рабочих. Приблизительно через пять месяцев такой, вполне спокойной и безмятежной жизни, Саломея вдруг призналась мне, что опять в тяжести, животик был еще можно сказать не заметен, но Ирод не собирался отпускать ее в Идумею к мужу и не вызывал в Иудею последнего, а Костобар – он не дурак, и счету обучен. Это была уже настоящая проблема. Плохо понимая, как выкрутиться из столь щекотливой ситуации, мы решили, было, что Саломея должна попросить Ирода вызвать за какой-нибудь надобностью в Александрию ее мужа, дабы после она могла предъявить ему, эту встречу и ее естественные последствия. Единственной возможной помехой этого плана был уже достаточно серьезный срок беременности, минимум три месяца, а, сколько еще понадобится, чтобы уговорить Ирода? Сколько поскачет гонец, и как быстро удастся вытащить из Идумеи Костобара? И самое главное, как объяснить затем, отчего ребенок родился слишком рано. С другой стороны мы и думать не могли избавиться от плода, хотя верная Бат-шева умоляла нас прибегнуть к этому старому и испытанному средству. Нет уж! Пусть лучше рогоносец вызовет меня на поединок и убьет, чем я позволю терзать мою Саломею.

Развязка наступила неожиданно скоро и как это водится, когда мы ее совсем не ждали. Вдруг со стуком распахнулась дверь в первую комнату перед спальней Саломеи. Послышалась возня. Никто и никогда не смел так вести себя в покоях госпожи, так что я решив, что Саломею собираются убить, забыв обо всем вскочил с ложа, и схватив в руку меч как был нагишом приготовился встречать неведомого противника.

В этот момент со скрипом отварилась дверь в спальню, на пороге возникла странно-перекошенная фигура Бат-шева с открытым ртом и вытаращенными в узорчатый потолок мертвыми глазами. В следующее мгновение, рабыня грузно осела на пол, и перед нами возник растрепанный, с всклокоченными черными волосами безумным взором и окровавленным мечом сам Костобар. Заметив за моей спиной Саломею, он взвыл и бросился на нас, замахиваясь мечом сверху вниз, должно быть, намереваясь развалить меня на две части. Щас!

Меч со свистом разрезал воздух, Саломея взвизгнула и бросилась на кровать, зарывшись в золотистые простыни. Я сделал выпад, кольнув Костобара острием меча, попал в бедро. Новый сумасшедший замах, теперь уже двумя руками – удар лесоруба, я принял его на свой меч, который раскололся надвое. Костобар снова вскинул руки, понимая, что защищаться мне уже не чем, а за спиной Саломея, я бросился на врага успев схватить его за руки и остановить, таким образом, стремительно набирающий скорость удар. Несколько мгновений он пытался преодолеть мое безоружное сопротивление. Но вдруг все закончилось, Костобар ойкнул и в следующее мгновение упал прямо на меня, меч лязгнул, ударившись о мозаичный пол. Спрятавшаяся, точно маленькая девочка под одеяло, Саломея тихо выла. А передо мной возвышалась одетая в траурные коричневые одежды и платок незнакомка с кубком в руках. Хороший такой каменный кубок, вроде яшма, после костобаровской головы даже трещины не дал.

– Тебе Квинт следует покинуть комнату царевны, а тебе госпожа Саломея лучше поспешить к Ироду. – Голосом Цыпочки порекомендовала женщина, после чего чинно поставила на стол кубок, и, обтерев о юбку руки, вышла вон, перешагнув через труп Бат-шева.

Костобар был жив, но в глубоком обмороке. Мы спешно оделись, после чего Саломея отправилась к Ироду, раскрывать самый важный в деле Хасмонеев на тот момент времени заговор – заговор Костобара, сохранившего, вопреки ясному приказу, жизнь двум сыновьям Хасмонея Бабы, которых он готовил посадить в дальнейшем на престол, спихнув нынешнюю правящую династию. На руках у Саломеи были наиважнейшие козыри – она знала место нахождения юношей. Тем не менее, нужно было как-то объяснить смерть служанки, и еще лучше заткнуть на дальнейшее самого Костобара, который в награду за предательство без сомнения показал бы на нас как на любовников, которых он застал во время прелюбодеяния.

Не желая впутывать Цыпочку еще больше, мы наспех сочинили историю, о том, будто бы Саломея пообещала Костобару, что сообщит о его предательстве царю. После чего, тот попытался убить ее, для начала расправившись с попытавшейся защитить госпожу Бат-шева. Спас же сестру царя, разумеется, я, схватившись с вооруженным идумеем на мечах.

Именно поэтому, в дальнейшем царь и не сочтет необходимым выслушивать показания Костобара, в которых тот будет снова и снова рассказывать о событиях предшествующих аресту. – Наговаривает потому что мстит.

Глава 17

Вновь и вновь я пытался занять утерянное расположение Ирода, свое место при царе, но тот не менее упорно не замечал моих намеков и откровенных жалоб. Виной тому было исключительно влияние оказываемое на Ирода Николаем. Чертов писака, он делал все возможное, чтобы отдалить от меня царя.

Меж тем его усилиями, прежде только формирующееся окружение Ирода, приобрело четкую структуру. Систему, в центре которой размещался сам Царь, вокруг которого располагался ближний круг: мать, брат Ферора, Саломея, Николай! Далее второй круг: близкие друзья, потом третий: друзья-сотрапезники за праздничным столом, лихие выпивохи и по большей части бездельники, дальше… особый дискомфорт вызывал тот факт, что дамасский недоносок отвел себе тепленькое местечко рядом с родственниками царя. Он носил высокий и прежде невиданный титул – собеседника царя, одевался скромно, но чисто, пил умеренно, или, во всяком случае, столько, чтобы держаться на ногах, продолжая высоко-ученые беседы. Он не желал заводить семью, время от времени отдавая должное шлюхам. Насколько я сумел это выяснить – Николай не пытался копить богатств, раздавая сыпавшиеся к его ногам подарки царя нуждающимся.

Было странно, что чтивший превыше всего семейные узы Ирод покровительствует человеку явно не разделяющему в этом вопросе его взглядов.

Тридцать четыре года отроду Николай был не красив, лысоват, носил аккуратную курчавую точно у фавна бородку с проседью, на затылке остатки некогда светло-каштановых волос, перевязывал кожаной тесемкой в жиденький хвостик.

В свое время отец Ирода Антипатр нанимал меня с тем, чтобы я познакомил его второго сына с обычаями и образом жизни Рима. Должно быть, царь преуспел в этом, ибо нынче, я сделался ему не нужным.