Ирония фарта

«Здравствуй, Натали, здравствуй, дочка! Как у тебя дела, интересно мне знать? Ты хотя бы помнишь, что у тебя есть родственники, которые о тебе беспокоятся? Неужели забыла? А мы с тетей Светланой постоянно о тебе вспоминаем, думаем, как там наша умница, волнуемся за тебя. Ты почему-то делаешь вид, что нас не существует. Живешь для себя, а это очень скверно, дочка. Тебя родители ведь учили помнить о близких, заботиться о них, а ты вот что творишь. Совсем ты меня забыла. А я ведь много для тебя сделал. Или ты уже не помнишь об этом, помнишь о том, что тебя касается? Нет, дорогая, так дело не пойдет. Это не может продолжаться больше. Это все твой эгоизм. С ним нужно бороться. Ты не звонишь, хотя знаешь прекрасно номер и мой домашний, и мобильный. Мы тебя воспитывали, поддержали в самый тяжелый момент, а ты теперь разбогатела, видите ли, и все, уже не помнишь всего того хорошего, что тебе сделали. Деньги портят тебя. Зарабатываешь, богатеешь и не замечаешь этого. А со стороны очень заметно это все. Ты зазналась. Это отвратительно. Уже и родственников знать не хочешь. Я тебя растил, а ты меня совершенно не уважаешь. Давай-ка исправляйся, пока не поздно. Пиши. Или приезжай сюда к нам, в Америку. Не забывай нас. Твой дядя Рудольф».

Натали закрыла ноутбук и заплакала. То прошлое, от которого она убегала, ради прощания с которым проделала путь из Америки обратно в Петербург, снова возвращалось. Это было прошлое, которое не являлось ее прошлым. Это была не ее жизнь. Это была жизнь маленькой напуганной девочки, когда-то изнасилованной дядей, со страхом ожидающей того, когда же этот детский кошмар повторится снова. Она приложила столько сил, чтобы, наконец, стать собой, поверить в себя, распрощаться со своей неуверенностью. Она променяла семейный уют на детский дом, имела столько трудностей с документами. Казалось, что теперь все должно было постепенно налаживаться. А здесь, в самый неподходящий момент, все вернулось. Кое-как Натали умылась, немного накрасилась и отправилась на работу в студию. 

2

— Что с тобой, Натали? — Коля внимательно рассматривал ее. — Ты какая-то не такая сегодня, совершенно не своя. Не случилось ли чего?

Натали приняла решение никому ничего не говорить. Конечно, дяде Рудольфу нужно было обязательно ответить. Но об этом никто не должен был знать. Что мог бы с этим поделать Коля? Конечно, Константин был способен как-то урегулировать ситуацию. Но просить Константина Натали не могла. Стать попрошайкой, которой мало того, что он для нее сделал? Зазнавшейся и зазвездившейся малолеткой, которая пытается его руками свести счеты с родней? Константин был в курсе того, что сделал с ней дядя Рудольф в детстве, всех неприятностей, случившихся после гибели родителей. Но он и так сделал для нее слишком много, и его не следовало впутывать в эту историю — так казалось Натали.

— Спасибо за свитер, — тихо произнес Коля, так и не дождавшись ответа. — Но учти, что больше я тебе мои вещи стирать не позволю.

— Будешь ходить в грязном? — пыталась шутить Натали.

— Буду!

— А почему вчера все же согласился, а?

— А это, Натали, была моя мимолетная слабость, со всеми случается, — Коля улыбался и рассматривал свитер, который был чистый и оттого выглядел почти новым. — Ну вот, а я думал, что новый придется покупать!

— Давай за работу! Иди, будем записываться. Или ты забыл, что вчера мы на сегодня кое-что припасли?

— О, да ты грозная! — через пять минут Коля с гитарой в руках и наушниками на голове уже старательно выводил аккорды песни, которая предназначалась для Саши Карга. Нужно было спешить, потому что ближе к вечеру должны были прийти братья Денисенко, чтобы записать чистовой вариант своей песни про телефон. Когда Натали впервые прочла ее текст, то долго смеялась.

Не трогай мой телефон,

Не читай мои SMS.

Возьми и купи себе свой,

Да у тебя и так уже есть!

Натали работала весь день, как заведенная. Она не обмолвилась о письме дяди Рудольфа ни с Колей, ни с Константином, когда он приехал ближе к вечеру вместе с братьями Денисенко. Даже когда Натали осталась в холле наедине с Константином, она старалась не выдавать своего крайнего волнения, хотя обычно они делились друг с другом своими проблемами, сидя за стаканчиком кофе во время небольших перерывов.

В любой другой день, вернувшись в квартиру, Натали сразу же принялась бы писать Андрею. Так было на протяжении уже пары месяцев, что они были знакомы. Но в этот раз она была полна решимости ответить дяде Рудольфу. Нет, никаких проклятий и грубостей она писать не собиралась. Она никому никогда не желала зла. Когда-то ее этому учили родители, а теперь это было просто не в ее правилах. Не ответить же, промолчать, значило согласиться с тем, что написал дядя Рудольф. Но как? Неужели и вправду ее интересуют только деньги, и ради них она была готова пожертвовать отношениями с родственниками?

— Нет, надо успокоиться, — говорила себе Натали, включая ноутбук. — Надо взять себя в руки, иначе все может зайти слишком далеко.

Натали и вправду зарабатывала довольно много. Она могла себе позволить пообедать там, где хочется, не задумываясь о цене, купить какие угодно вещи и украшения, не особо себя ограничивая, съездить отдохнуть. Но все это мало ее интересовало. Она оставалась такой же скромной, какой и была до знакомства с Константином. Конечно, что-то в ее жизни поменялось, но не настолько, чтобы заподозрить, что деньги сыграли в этом какую-то роль.

К тому же она не считала дядю Рудольфа родственником. То есть формально он и приходился ей дядей, это отрицать было сложно и совершенно не нужно. Но, потеряв родителей и брата, Натали решила для себя, что родственников у нее больше не осталось. Все, кто есть — дальняя родня, как говорят, третья вода на киселе. И как мог являться родственником человек, которого с детства Натали пыталась вычеркнуть из своей жизни. Вычеркнуть, не причинив зла, не заставляя думать о себе плохо. Просто перестать общаться, потерять контакты, разойтись в толпе — все эти варианты прекрасно подходили для Натали. Она верила в то, что все получилось в момент ее возвращения в Петербург из Америки. Но, как оказалось, это была лишь иллюзия, временная передышка перед новым этапом выяснения отношений.

Дядя Рудольф был неприятен Натали как человек. Его занятия были для нее омерзительны. Когда она, будучи в Америке, убедилась, что его бизнес, мягко говоря, не совсем легален и построен, судя по всему, на контрабанде чего-то и проведению этого чего-то через американскую таможню, то это неприятное ощущение нахлынуло с новой силой. Тем более она слышала, каким тоном он общается по телефону то ли с подчиненными, то ли с партнерами. Ничего общего с дядей Рудольфом у Натали быть не могло — об этом она и решила ему написать.

«Здравствуй, дядя Рудольф. Твои обвинения в том, что я зазналась, совершенно беспочвенны. У меня не так много денег, как может показаться. Все они заработаны честным путем, и мне нечего стыдиться. Я никому ничего не должна. И ты мне ничего не должен. Я добилась всего сама, мне никто не помогал в трудную минуту и не помогает сейчас. Я много работаю. У нас с тобой нет ничего общего. Давай жить каждый своей жизнью, не мешая друг другу. Натали».

Меня снова бросает в дрожь, когда я понимаю, что дядя Рудольф следит за мной. Как будто я все еще сижу в аэропорту, там, в Чикаго, и молюсь, чтобы посадку на рейс объявили как можно скорее. Я пытаюсь понять, как дядя узнал, что я работаю и неплохо зарабатываю. Думаю, он знает и про Константина. И кто ему дал адрес моей электронной почты, если его знают всего несколько человек? Хотя, у дяди наверняка все схвачено, раз он занимается там в своей Америке какими-то махинациями. Разве теперь я могу чувствовать себя в безопасности? Нет. Что от него можно ожидать? Да всего, чего угодно. Скорее бы закончился «Конвеєр слави»! Конечно, мне хочется работать, очень хочется. И нравится. И ребята отличные. Но я так жду встречи с Андреем!

Андрей, 21: Привет, я все жду тебя, а тебя нет(((

Натали, 19: Привет. Прости, заработалась и неприятности всякие.

Андрей, 21: Это дело житейское. Забудь. Бывает. А ну-ка улыбнись!

Натали, 19:)))

Андрей, 21: Ты точно улыбаешься или просто от балды мне тут смайлики рисуешь?

Натали, 19: Конечно, улыбаюсь! Я не могу писать одно, а делать другое. Совесть не позволит тебя обманывать. Да и зачем?

Андрей, 21: А можно я задам тебе один вопрос?

Натали, 19: Задавай. Надеюсь, он приличный?