Исаак Бабель
Шрифт:
Собираюсь на несколько дней в Москву: я явлюсь тогда и к Вам на последнее растерзание, и — правда, мы условимся относительно нашего №выходного дня». У нас хорошо тут. Я за Вами вышлю лошадей в назначенный день, и мы разопьем в избе деревенского сапожника самовар мира.
В. П. Полонскому
Молодёново. 13/ХII-1930
13 декабря 1930 г., Молодёново
Дорогой В. П. Мне передали «цидульку» конторы. И смех и грех. Привлечь меня к суду — это значит подарить мне деньги. Я вызываю всех писателей СССР на «конкурс бедности» со мной, у которого не только что квартиры нет, но даже и самого паршивенького стола. Я сочиняю на верстаке (в самом буквальном смысле слова) моего хозяина Ивана Карповича, деревенского сапожника.
116
Вот и все (фр.).
Не судиться надо со мной, а дать мне последнюю отсрочку* о чем я и отсылаю официальную просьбу.
— Через несколько дней приеду в Москву. Я рассчитываю увезти Вас хоть на день в мое логово.
Преданный Вам
Ф. А. Бабель
<17июня 1931 — а., Москва>
<…> По отзывам — сочиняю я теперь лучше, чем раньше, — так что слова твоего Слонима [117] относятся к прошлому и для меня значения не имеют. Впрочем — надо мне отдать справедливость — к критике, хвалебной и ругательной — я отношусь с полным самообладанием и знаю ей цену — чаще всего цена ей пятак…
117
Имеется в виду Марк Львович Слоним (1894–1976) — публицист, литературный критик, переводчик. С 1919 г. в эмиграции. Возглавлял эсеровский по ориентации ежемесячный журнал «Воля России» (1922–1932). В этом журнале под своим именем и под псевдонимом Б. Аратов вел отделы: литературный дневник, литературная хроника. Занимался творчеством советских писателей — Бабеля, Олеши, Зощенко, Леонова, Катаева. — (коммент. Б. М. Сарнова)
С. М. Михоэлсу [118]
Молодёново, 28/XI-31
28 ноября 1931 г., Молодёндео
Дорогой С. М,
Я жив и пишу рассказы, не пьесу, а рассказы. Замерзшая пьеса лежит [119] , лежат сотни исписанных листов. Самое удивительное в этом деле, что я ее все-таки напишу; она не дается, но мы ее оседлаем. От этих рассуждений никому не легче, ни Вам, ни Вашей бухгалтерии. Все-таки не стоит сажать меня в долговую яму. Гордость моя заключается в том, чтобы не платить кредиторам по 20 копеек за рубль, а бедствие в том, что о рубле, его качестве и удельном весе у меня собственное представление. Если вы согласны ждать еще — ладите, и это будет правильно, если нет — я верну деньги. Я начал печататься, и гонорарий помаленьку будет капать.
118
Соломон Михайлович Михоэлс (настоящая фамимя — Вовси; 1890–1948) — советский актер и режиссер. С 1929 г. художественный руководитель ГОСЕТа — Государственного еврейского театра. — (коммент. Б. М. Сарнова)
119
Имеется в виду пьеса Бабеля «Мария». — (коммент. Б. М. Сарнова)
Кто-То передавал мне, что у вас директором — Токарев. Правда ли это? Если он в Москве, кланяйтесь ему от меня.
Мне очень хочется, чтобы Вы приехали в Молодёново. У нас нет комфорта, но красота неописанная. Дороги еще нет, но как Только ляжет снег, я пришлю за Вами гонца. Вы передадите ему, к какому поезду высылать лошадь, и мы весь Ваш выходной день будем говорить о любви и пить вино.
Привет от всего сердца Е. М.
Ф. А. Бабель и М. Э. Шапошниковой
<2 января 1932 г., Москва>
<…> Удивляюсь тому, что в зарубежной прессе пишут о таких пустяках, как «Карл Янкель». Рассказ этот неудачен и к тому же чудовищно искажен. Я уже, кажется, писал вам, что его напечатали по невыправленному тексту (черновому) с ошибками, совершенно уничтожающими смысл. Вообще, то, что печатается, есть ничтожная доля сделанного, а основная работа производится теперь. С похвалами рано, посмотрим, что будет дальше. Единственное, что достигнуто, — это чувство профессионализма и упрямства и жажда работы, которых раньше не было. Внешне же это проявляется пока недостаточно, случайно, скомкано, не в том порядке, как надо. Впрочем, до всего дойдет очередь…
Ф. А. Бабель и М. Э. Шапошниковой
<5 мая 1933 г., Сорренто>
<…> Вчера провели весь день с
Алексеем Максимовичем Горьким в Неаполе. Он показывал нам музеи — античную скульптуру (до сих пор опомниться не могу), Картины Тициана, Рафаэля, Веласкеса. Вместе обедали и ужинали. Старик выпил, и здорово. Когда мы вошли вечером в ресторан (расположенный высоко над Неаполем, вид города оттуда волшебен), где его знают уже 30 лет, все встали со своих мест, официанты кинулись целовать ему руки и сейчас же послали за старинными певцами неаполитанских песен. Они прискакали — семидесятилетние, все помнящие А. М. — и пели надтреснутыми своими голосами так — что я, верно, во всю мою жизнь этого не забуду. А. М. плакал безутешно — пил и, когда у него отбирали бокал, говорил: в последней раз в жизни… Незабываемый для ценя день. Стараюсь изо всех сил ускорить приезд Жени и Наташи. Надеюсь, что они приедут недели через полторы. Мне не советуют посылать пьесу [120] , надо бы, конечно, везти самому, я еще не решил, как поступить. Горькие уезжают девятого — есть советский пароход, идущий из Лондона в Одессу, им, конечно, выгодно поехать на нем. В доме остаюсь я да Баршак — великолепный наш детский поэт, надеюсь, он подружится с Наташей. У Маршака тоже есть в Брюсселе сестра; очень возможно, что мы поедем в Бельгию вместе.120
«Марию». — (коммент. Б. М. Сарнова)
А. М. взял у меня для альманаха три новых рассказа. Один из них мне действительно удался, только бы цензура пропустила. А. М. обещал прислать из Москвы гонорар валютой <…>
Ф. А. Бабель
<23 декабря 1934 г., Москва»
<…> Чувствую себя хорошо. Жизнь у нас необыкновенно интересна, но профессии мною выбранная, вкусы мои, правила — всё или ничего — никогда не давали повода предполагать, что личная моя жизнь будет легка, будет шествием по розам и что каждый мой шаг должен вызывать ликование моих родных, и знакомых. При рождении, своем я не давал обязательство легкой жизни. Не будучи хвастуном, я имею право сказать, что так называемые трудности сносящей мною с легкостью и мужеством, не часто встречающимися, и если я молчу об них, то это не доблесть моя и не дурной характер, а естественное и законное отвращение к такому неинтересному и незначительному сюжету. Вы создайте себе в отношении меня страхи там, где их нет и в помине. Единственная моя болезнь — это разлука с мамой, со всеми вами. Вместо того, чтобы ныть, помогите мне, приезжайте жить вместе со мной…
Л. Г. Багрицкой
Одесса, 21/IX-36
21 сентября 1935 г., Одесса
Милая Лидия Густавовна. [121]
Снова хожу с глубоким волнением по одесским улицам и греюсь у моря. Лето стоит во всем блеске.
По два раза в день ем скумбрию во всех видах. Первые дни прожил в Лондонской, много часов провели с Олешей на лавочке, на бульваре… Не Соберетесь ли Вы на родину? Она бедновата, но прекрасна по-прежнему.
121
Лидия Густавовна Багрицкая (Суок) — жена Эдуарда Багрицкого. — (коммент. Б. М. Сарнова)
От всего сердца кланяйтесь Сене, Ольге Густавовне [122] и Нарбутам. Мой адрес — Главный почтамт, до востребования.
Ф. В. Бабель
Москва. 19/VI-36
<19 июня 1936 г… Москва>
Дорогая мамахен. Великое горе по всей стране, а у меня особенно. Этот человек был для меня совестью, судьей, примером. Двадцать лет ничем не омраченной дружбы и любви связывают меня с ним. Теперь — чтить его память — это значит жить и работать — и то и другой делать хорошо.
122
Сева — Всеволод Эдуардович Багрицкий (1922–1942) — сын Багрицких, поэт.
Ольга Густавовна — сестра Л. Г. Багрицкой, жена Юрия Олеши. — (коммент. Б. М. Сарнова)
Тело А. М. выставлено в Колонном зале, неисчислимые толпы текут мимо гроба. День жаркий, летний. Немножко отойду, напишу еще.
Ф. А. Бабель
<29 сентября 1938 г., Москва>
<…> Не помню, писал ли я вам о том потрясающем впечатлении, которое произвела на меня Ясная Поляна — стоишь в аскетических комнатах Толстого — и кажется, что яростная работа мысли продолжается в них до сих пор! <…>