Исанка
Шрифт:
Борис сказал задушевно и грустно:
– Я очень мучаюсь.
– Да? Ну, это очень приятно.- Она закурила папиросу.- Жалко только, что это совсем не
Борька ласково положил руку на холодную руку Исанки и сказал бережно:
– Исанка! Что ты мне тогда написала,- про то, у памятника Гоголя,- я это игнорирую. Я понимаю, все это было сделано с отчаяния, и что тут, может быть, виною – я.
– Ты… и-г-н-о-р-и-р-у-е-ш-ь?.. Ха-ха-ха!- Исанка вскочила со скамейки и с негодованием смотрела на него.- Ты игнорируешь! А как я тебя ждала после этого письма! Господи, как ждала! Я ждала,- ты прибежишь ко мне, как хороший товарищ, как друг, схватишь меня за руки, станешь спрашивать: "Исанка, Исанка, как это могло случиться?!" Какая я была дура!.. А ты, гордый своею добродетелью, наверно, с презрением бросил письмо в печку… Борька!
Она вплотную остановилась перед ним, расставив ноги и засунув руки в карманы потрепанного своего, короткого пальто.
– Борька! Неужели ты
так подл и так глуп, что поверил тому, что я там написала? Я только хотела с тобою разорвать.Он вскочил и схватил ее за руку.
– Правда?!
Исанка на мгновение не отняла затрепетавшей руки, но сейчас же ее высвободила.
– Ага,- правда! А дальше что?
– Исанка, зачем этот тон? Я тебя совсем не узнаю.
– Что же дальше?
– Ведь это совсем меняет дело,- то, что ты мне сейчас сказала.
– Ха-ха! Ну, ясно,- меняет! Раз так, то можно и помириться, правда? И опять ты меня начнешь поганить, и будешь мне твердить, что из-за меня не станешь великим человеком.
Борька смущенно молчал. Грудь Исанки вдруг судорожно задергалась.
Загремел и зазвонил вдали трамвай, меж пушисто-белых ветвей заморгала красная надпись: "Берегись трамвая!" Исанка вскочила.
– Пятнадцатый номер! Последний, наверно. Придется на Девичье Поле переть пешком… Пока!
И побежала к остановке, скрипя по морозному снегу.
1928