Исцеление любовью

– Эван пришел домой с пробежки и, увидев новости, тут же ушел на работу. К тому времени все мосты и туннели, которые вели к Манхеттену, были перегружены машинами, поэтому ему пришлось идти пешком по туннелю Линкольн. Когда он добрал туда, зданий уже не было. Так же не было и несколько тысяч людей.

По ее щеке катится одинокая слеза, которую она быстро вытирает.

– Эван провел следующие несколько дней в эпицентре. Из-за того, что он провел столько времени в пыли, пострадали его легкие. Когда он нашел останки своих коллег, которые были его единственной семьей, пострадала также и его душа, – мама моргает, пряча слезы, и голосом, дрожащим от эмоций, продолжает. – Ему повезло, и он победил рак легких. Но со стрессом, который он получил, находя мертвые тела, он не смог справиться. Эван обратился за помощью и подал в отставку, – не в силах больше справляться с эмоциями, мама начинает плакать. В тот же момент я двигаюсь к ней, чтобы обнять.

Когда мы обе успокаиваемся, я передаю маме салфетки, чтобы она привела себя в порядок.

– Вы прошли через многое, – говорю едва слышно, зная, что мама все услышит.

– Что ты имеешь в виду? Он прошел сквозь то, с чем люди вообще не должны сталкиваться, – отвечает мама, вытирая последнюю слезу.

Сделав глубокий вдох, решаю задать вопрос, который был в моих мыслях с тех пор, как я стала достаточно взрослой, чтобы думать об этом.

– Ты давно потеряла папу. А потом единственный кто у тебя был – это я. Тебе не было грустно все это время? Тебе не казалось, будто ты пропускала все мимо? – на последних словах мной владеют эмоции.

Мама тут же меня обнимает. Гладя мои волосы, она успокаивает меня, давая мне возможность выплакаться. Оторвавшись от меня, она смотрит в мои глаза, которые наверняка были опухшими и красными от слез.

– Конечно, я скучаю по твоему папе. Я очень сильно любила его и у него всегда будет кусочек моего сердца, но я не хочу, чтобы ты даже думала о том, что моя жизнь была неполноценной, только потому, что нас было всего двое, – заправив волосы мне за ухо, она целует меня в лоб и улыбается. – Ты – самое лучшее, что произошло в моей жизни. Быть твоей мамой – это удовольствие и счастье и я даже не могу представить, что могло бы быть более важным в моей жизни, чем ты, – мама снова целует меня в лоб, когда я сильно обнимаю ее.

Мы стоим так, наслаждаясь объятиями еще пару минут, пока грусть полностью не испаряется.

– Я люблю тебя настолько сильно, Мелани, что ты даже не понимаешь насколько, – мое сердце замирает, когда я смотрю в ее глаза. Все эти года я действительно думала, что она просто потратила на меня свою жизнь. Мама заслужила намного больше счастья, чем у нас с ней было. Мне казалось, будто ее жизнь стояла на «паузе», из-за меня.

А, как оказалось, я и была ее жизнью.

А что сейчас? С этой мыслью я будто нажала на перемотку и вернулась к тому, о чем мы говорили раньше.

– Так ты не думаешь, что наконец-то заслужила все это счастье спустя столько лет? Я про то, что Эван – замечательный, по крайней мере, из того, что я увидела. И я знаю, что он сделает тебя счастливой. Почему бы тебе не перестать говорить слова «Возможно, когда-то», – я пользуюсь этой фразой, и она снова смеется.

Но потом мама выдыхает, будто чувствует себя подавленной.

– А что, если он не чувствует то же самое?

Подождите секунду! Неужели моя мама, самая лучшая женщина в мире, действительно чувствует себя неуверенно?

Она, должно быть, шутит!

– Мам, – я говорю это слово громче, чтобы удостовериться, что она меня слушает. – Я видела, как он вчера смотрел на тебя. Черт, он сделал для нас ужин и вел себя так, будто всегда был частью нашей сумасшедшей семьи. И не думай, будто я не видела, как вы держались под столом за руки.

Мама открывает рот, чтобы запротестовать, но я просто махаю пальцем в воздухе перед ней.

– Ох, и даже не думай это отрицать. Я видела вас, – мама подносит чашку к своим губам, понимая, что бы она сейчас ни сказала, это обернется против нее. – И я думаю, что он чувствует то же самое по отношению к тебе.

– Но что насчет тебя, Мелани? – спрашивает она нерешительно.

Я опускаю руки и пожимаю плечами.

– А что насчет меня, мам? У меня все хорошо. У меня хорошие соседи и жизнь в кампусе. Тебе не надо обо мне беспокоиться, – чтобы добавить больше правдивости в свои слова, прижимаю руку к сердцу и тяну ей мизинец со словами «Обещаю».

– Хорошо, ладно, – она смеется и хватается за мой мизинец.

– Так ты будешь встречаться с Эваном? – у меня кружится голова, и я сажусь на стул.

– Да, я дам этой ситуации шанс, – бормочет она, и я вижу в ее глазах предвкушение.

Мама встает, чтобы помыть свою чашку, и задает вопрос.

– Говоря о парнях, как там Брайан? Что происходит между вами? – да, я та дочь, которая забыла сказать маме о самом важном, что произошло за последнее время.

– Мы расстались, – я решаю сорвать пластырь одним движением в надежде, что она больше не будет задавать вопросы. Но это же моя мама.

Ее лицо исказило удивление, и она вновь садится на стул.

– Ох, нет! Что произошло? Когда? Почему ты не рассказала мне? С тобой все в порядке?

Значит вопросы, ладно.

Я не собиралась вдаваться в тему измены. Мы были близки с мамой, но не настолько, чтобы говорить с ней о таком. Выбрав самый уклончивый и короткий вариант, я отвечаю на все ее вопросы одним ответом.

– Просто что-то пошло не так. Где-то шесть недель назад. Я закрутилась. И да, я в порядке.

Мама смотрит на меня, подняв одну бровь и улыбаясь. Держа руки перед грудью, мама сдается.

– Хорошо, ладно. Я не буду на тебя давить. Но ты же знаешь, что я всегда рядом, – она улыбается и встает. Поцеловав меня в макушку, спрашивает, хочу ли я присоединиться к ней и Линде во время шопинга.

– Эм, нет, спасибо. Пожалуй, откажусь, но вы повеселитесь, – она слышит сарказм в моем голосе и закатывает глаза. – Я позвоню Мэдди и узнаю, какие у нее на сегодня планы.

– Хорошо, вы тоже повеселитесь, – радостно говорит мама, идя к лестнице.

Я смеюсь, ибо нас с Мэдди до каких-то странных дворовых распродаж отделяли всего лишь двадцать пять лет, и мы будем в точности как мама и Линда.

Спустя два часа бесполезного шопинга, Мэдди тянет меня в Старбакс, мимо которого мы как раз проходили.

– Мне надо присесть. Мои ноги очень сильно отекают.

Я смотрю на ее ноги, и, несмотря на то, что, на мой взгляд, они выглядели нормально, решила не спорить.

Заказав по шоколадному печенью и холодному чаю, мы садимся за столик, стоящий дальше остальных. Так вот какой у Мэдди был план. Она ничего не говорила, потому что знала, что я отвечу на любой ее вопрос. Вместо этого она просто убийственно посмотрела на меня, давая понять, что хочет знать все.