Исцеление

Но на этот раз Никифоров ошибся. Информация, естественно, взволновала полковника, и он не решился доложить о ней даже генералу. Последствия могли быть нежелательными для него, и он вечером поехал домой к своему приятелю — начальнику налоговой инспекции, рассказал щекотливую ситуацию.

Долго они сидели за бутылочкой коньяка, обсуждая эту и другие проблемы, поздно вечером уехал полковник домой с чувством, что не все сказал ему оперок, не все поведал.

Михайлов никогда не делал бесплатных операций, действительно некоторые больные платили по 10 тысяч за операцию, но не все. Участники ВОВ и дети оплачивали рубль, «афганцы» и «чеченцы» два, пенсионеры, малоимущие, безработные платили три рубля за самые сложные операции. Третий год работал Михайлов, и недавно была у него плановая проверка, которая и сняла сразу все возможные подозрения.

Злился на Никифорова полковник, чуть не поставил он его в неловкое положение. Но, слава Богу, все обошлось благополучно. «Зачем ему потребовался Михайлов, что он хотел выяснить?» — никак не мог понять полковник Никифорова. Утром он написал резолюцию на рапорте: «Информация не подтвердилась, в дело, — и, подумав, дописал: «Тов. Никифоров, обратите внимание на качество получаемой информации».

Пустовалов изучал сводки негласного наблюдения, стенограммы прослушки. Кроме торчания на чердаке, звонка в клинику и разговора начальником УБЭП, интересной информации не было. С выводами он не спешил, решив еще раз обдумать все основательно. Налил кофе, отодвинул в сторону бумаги и задумался, делая маленькие глотки. Вначале можно было предположить, что Никифоров наблюдает за Михайловым из интересов своего управления. Но звонок в клинику и разговор с начальником явно не вписывались в это предположение — не могло быть у Никифорова подобного информатора. А вот под другие интересы подходили и звонок, и рапорт, которым он добивался официального разрешения на негласную проверку. Никифоров убивал двух зайцев — разрешение прикрывало его действия и главное: ему нужна информация. Какая, зачем? То, что Никифоров интересовался графиком дня, уходом и приходом Михайлова с работы, заботило Пустовалова больше всего. «Надо бы поставить «обманку» у входа в клинику, пусть он думает, что Михайлов ходит на работу вдоль внутренней стороны забора и сразу попадает в клинику, — рассуждал Пустовалов, — тогда они не будут точно знать, где он находится, а это им, видимо, необходимо. Прослушка на расстоянии — не получится, выкрасть — но как переправить за границу? Зачем звонил? Скорее всего, как раз уточнял вопрос, ведется ли запись приема больных на предполагаемый период поездки в Америку. Значит, у него есть связь, причем оперативная связь, должен же он слить куда-то свою информацию. Надо усилить наблюдение, не проморгать контакты.

Пустовалов решил еще раз просмотреть пленки, он рассортировал их на несколько групп: маршруты по работе, личные маршруты, контакты рабочие и личные. Личное общение и рабочие встречи не давали повода думать о возможной связи.

Он поставил кассету «личные маршруты», внимательно просмотрел ее еще раз, ничего не обнаружив подозрительного, как и на других пленках. Никифоров в одном месте даже два раза нигде не бывал. Вывод напрашивался двоякий: или он проморгал, не уловил возможный контакт, или встречи нечастые и все еще впереди.

Стоп, в подсознании промелькнуло что-то неуловимое, он еще раз включил запись. Никифоров шел по парку неторопливой прогуливающейся походкой, на следующий день — то же самое. И время совпадало, время! Он перемотал назад и снова включил запись — ничего существенного. Никифоров проходил по почти безлюдной аллее и выходил из парка, ни с кем не общаясь. Немногие прохожие, гулявшие в это время, не встречались на кассете два раза. Он снова просмотрел пленку и не нашел ничего особенного. Устав от напряжения, выключил видеомагнитофон, откинулся в кресле и допивал свой остывший кофе. В голове навязчиво гудела мысль: упустил, упустил, упустил.

Пустовалов закрыл глаза, но словно во сне видел Никифорова. Вот он идет, поворачивая голову в сторону… Стоп! Он даже вздрогнул от возможной догадки и быстро включил «видак». Никифоров шел своей неторопливой походкой, потом, чуть замедлив шаг, повернул голову, посмотрев на мусорную урну, и пошел дальше, прикуривая сигарету.

Прокрутив пленку, он просмотрел второй день — точ в точ замедление шага и поворот головы. Пустовалов глянул на часы: до указанного времени оставалось 1,5 часа. От догадки заломило виски, Пустовалов потер их пальцами и вызвал сотрудника. Прокрутил ему пленку.

— Давай, жми быстро туда, организуй съемку всех проходящих по аллее лиц, особенно если кто-то что-либо бросит в урну или черкнет на ней мелом, помадой, ну, сам понимаешь. Если мы угадали, Никифоров появится там в 13–30, наблюдение без моего разрешения не снимать. Докладывайте о всех брошенных предметах немедленно, о знакомых лицах тоже. Держи связь с ведущей его группой, имейте в виду, что возможно наблюдение профессионала на предмет обнаружения слежки за Никифоровым и урной. Будьте предельно бдительны. Давай, ни пуха тебе… — пожелал удачи Пустовалов и, получив соответствующий ответ, расслабился в кресле.

Оставалось ждать, он принял решение и надо доложить об этом генералу.

Начальник управления выслушал его очень внимательно.

— Оставайся здесь, будешь отсюда руководить операцией, — резюмировал генерал, — Не нравится мне все это.

Степанов взял рацию. Спросил Пустовалова:

— Кто наблюдает за Чабрецовым и за парком?

— 21-ый — за Чабрецовым, условно называем его старик, 32-ой за парком, товарищ генерал. Никифорову дали кодовое имя Оборотень.

— 21-ый — первому.

— 21-ый на связи.

— Где объект?

— Объект дома. Повторяю — объект дома.

— Сообщать о всех передвижениях немедленно.

— 21-ый понял.

Степанов положил рацию.

— Будем ждать, Валентин Петрович. Ох, не нравится мне все это, — повторил он.

Подумал про себя: «Молодец! Разглядел Никифорова, а мог и не разглядеть, ни за что зацепился, за поворот головы, вот тебе и мелочи…

— Первый — 21-му, — заработала рация.

— Первый на связи.

— Объект вышел из дома, направляется в сторону моста, пытается оторваться.

«Это в другую сторону от парка», — подумал Степанов, — но время у него еще есть».

— Соблюдайте предельную осторожность, при альтернативе — лучше потерять, чем засветиться.

— 21-ый, понял вас.

Через полчаса 21-ый доложил, что потерял объект. Степанов откровенно поморщился: «Не могут старика проследить, молодежь пошла» — подумал он и вслух сказал по рации:

— Встречайте объект на северном выходе из парка, повторяю: предельная осторожность и без проколов, — приказал генерал.

— 21-ый понял, перемещаемся к северному выходу.

— Полагаю, это возможный связник Никифорова, вернее, его шеф, скоро все прояснится, — в раздумье проговорил Степанов Пустовалову, — свяжись со своими в парке.

— 32-ой — 15-му.

— 32-ой на связи.

Генерал взял рацию.

— Говорит первый, если появиться старик, немедленно сообщите 15-ому.

— Понял вас, первый.

Время тянулось медленно, казалось, что часы стояли, а секундная стрелка крутилась вхолостую, и только разговор по рации сдвигал «отяжелевшие минутки». Словно метроном, тикали на стене зависшие часы, нагнетая в кабинет напряженность. Пустовалов прокашлялся в гулком, как ему показалось, помещении. Не верилось, что Чабрецов стал предателем, может где-то кроется ошибка?

Заработала рация.

— 15-ый — 32-ому.

— 15-ый на связи.

— Старик появился в парке, свернул с аллеи. Двинулся в нашу сторону. Прием…

Степанов схватил рацию.

— Говорит первый, немедленно уходите на безопасное расстояние, главное — не засветиться. Полагаю, старик осмотрит окрестности и выйдет к урне. Не проморгайте, если он что-то выбросит.

— Понял вас, первый. Выполняем.

Степанов закурил, нервничая, перебирал телефонный провод пальцами. «Какой гад выискался, пришел пораньше провериться — нет ли где-нибудь слежки».