Исцеляющая любовь

Барни, ты очень рискуешь! Я тобой восхищаюсь. А какой ты им напишешь диагноз?

— Все, что сочту подходящим. Сексуальный фетишизм — например, непреодолимую тягу к женской стопе… Шизофрению, патологическую склонность к убийству…

— Ну, это как раз будет только приветствоваться.

— Раз уж речь зашла об убийствах… Как поживает твой распрекрасный муженек, будь он неладен?..

— Он сейчас в Вашингтоне.

— Я не об этом спрашиваю. Меня интересует, как вы с ним ладите?

— Сама не знаю, — ответила Лора, — Можно сказать, худо-бедно. Он как раз сегодня прилетает.

— А тебе не кажется, что он уже достаточно тобой покомандовал? Кастельяно, то, что ты это терпишь, ведет к саморазрушению! Почему ты не выставишь ему ультиматум?

— Послушай, Барн, я уже предлагала ему разойтись по-хорошему. Он отказывается. Говорит, что его устраивает нынешнее положение дел. Если честно, я настолько устала, что мне уже все равно.

Лора была так увлечена разговором, что не слышала, как открылась дверь и вошел Палмер.

— По правде сказать, наверное, это моя вина, что он так шляется. Я иногда думаю, что таким образом он мстит мне за мое «свободное поведение» до брака.

— Господи, Кастельяно, у тебя просто талант всегда и во всем взваливать вину на себя!

В этот момент Лора вскрикнула.

— Эй! Что там у тебя? — забеспокоился Барни.

Она обернулась и, к своему облегчению, увидела Палмера. Это он шутя ущипнул ее за шею. Теперь он обнял жену за талию, а Лора успокоила Барни:

— Это всего лишь мой заблудший муж, который изображает из себя Дракулу. Пока, Барни!

— Пока! Только наберись смелости и заставь его примириться с твоим образом жизни. Или, на худой конец, заткнуться.

Она повесила трубку.

Палмер вдруг принялся расстегивать ей блузку, шепча таким тоном, какого она не слышала уже сто лет:

— Лора, я ужасно соскучился.

Через полчаса, сидя у камина, она поцеловала мужа и сказала:

— Это самое великое превращение из всех. Со времен обращения святого Павла на пути в Дамаск.

— Лора, ты знаешь, что я всегда тебя любил. Я не стану делать вид, что в Вашингтоне хранил целомудрие. Там творится настоящий сексуальный карнавал. Надеюсь, ты не читала в газетах эту ерунду про меня и Джессику Форбс? И делов-то: мы просто сидели рядом за ужином. Но наверное, все, что делает любая сенаторская дочка, тут же становится поводом для пересудов.

«Интересно, — подумала Лора, — не является ли эта „исповедь“ скрытой формой бахвальства?» Но ей очень хотелось поверить, что этот новый прилив его чувств искренен.

— Послушай, Палмер, — ответила она, — тебе не нужно докладывать мне имя, статус или размер лифчика. Будем считать, что у нас обоих были небольшие каникулы.

Тут он осторожно спросил:

— А в твоей жизни есть кто-нибудь… особенный?

— Может, лучше сменим тему? — мягко предложила она, понимая, что, расскажи она о Робби, Палмер будет очень уязвлен. Она решила перейти к вопросам:

— Ты надолго?

— У меня двухнедельный отпуск. Если сумеешь выпросить себе какие-нибудь отгулы, я буду рад провести с тобой столько времени, сколько удастся.

В голосе Палмера слышалась нежность.

— Ну, день или два мне дадут…

Тут зазвонил телефон. Никто не двинулся с места.

— Наверное, тебя, — прошептал Палмер.

— Не обращай внимания. Я не хочу сейчас ни с кем говорить.

Телефон не утихал.

— Иди, Лора, — подтолкнул ее Палмер. — Ты врач, это может быть что-то важное.

Лора медленно пошла к телефону, спиной чувствуя его взгляд.

— Алло. Доктор Кастельяно слушает.

— Привет, Лора, это твой верный Робби. Не хочешь пойти куда-нибудь пропустить по коктейлю? Музыку послушать?

— Мне очень жаль, но я ужасно занята. Увидимся завтра после обхода.

— Что-нибудь случилось? Или я не вовремя?

— Спасибо, что ты меня правильно понял.

— Ну что ты, ничего страшного, — грустно ответил Робби.

Она слышала, насколько он разочарован.

— Кто это был? — беспечно спросил Палмер, когда она вернулась к камину.

— Да так, — ответила Лора. — Ничего особенного.

— Могу я задать тебе вопрос?

— Конечно.

— Ты не принимаешь противозачаточные таблетки?

Она усмехнулась:

— Только не говори, что ты волнуешься, как бы я не залетела. Можешь не беспокоиться, я их пью с такой же регулярностью, что и раньше.

По его лицу промелькнуло обиженное выражение. Он словно хотел спросить: «Ради кого ты предохранялась все эти месяцы, если я был далеко?»

— А если ты бросишь их пить, то когда сможешь забеременеть?

Лора онемела. Затем ответила машинально, процитировав учебник:

— Эндокринная система организма весьма непредсказуема. Бывают случаи, когда женщине для восстановления детородной функции требуется полгода, а то и год. А другие беременеют практически сразу, как бросают таблетки.

— Будем надеяться, что ты относишься ко второй категории, — сказал Палмер.

Она еще не оправилась от изумления.

— Откуда эта внезапная тяга к отцовству?

— Понимаешь, мы ведь с тобой оба не молодеем. Женщине лучше родить до тридцати. А поскольку в этом году твоя ординатура заканчивается, то график у тебя будет полегче и ты, надеюсь, сможешь совместить его с материнством.

— Палмер, а настоящие мотивы? — не унималась она.

— Видишь ли, я бы хотел иметь наследника, чтобы передать ему родовое имя.

— Нет! — настаивала Лора. — Скажи мне настоящую причину, только честно!

Он взглянул ей в глаза и с оттенком тревоги ответил:

— Меня переводят. Пока не знаю, когда именно, но это будет Вьетнам.

— Лора, ты шутишь!

— Прости, но я говорю серьезно.

— Но он об тебя вытирает ноги! Неужели ты позволишь ему снова войти в твою жизнь и трепать тебе нервы?

Робби был вне себя. Лора только что сообщила ему, что больше они не смогут видеться. Разве что как друзья.

С последним условием он еще мог бы смириться. Он был вполне зрелый, взрослый человек. За его плечами уже были победы и поражения — в том числе женитьба, развод и вызванная им неразбериха с двумя детьми.