Исчадия разума: Фантастические романы
Шрифт:
Однако почему-то Юргенс не особенно полагался на людей. Лэнсингу, правда, он рассказал о своем мире, о своем увлечении — создании человекоподобных марионеток по образу и подобию героев человеческих преданий (любопытно, его марионетки были похожи на Мелиссу?). В присутствии всех остальных Юргенс ни словом не обмолвился о своем прошлом и отказался ответить даже на прямой вопрос Мэри.
Почему, спрашивал себя Лэнсинг, почему робот открылся только ему? Существовала ли между ним и Юргенсом связь, понятная роботу и не понятая человеком?
Юргенс остановился у подножия небольшой
Юргенс достал лопату и принялся разгребать песок. Лэнсинг молча наблюдал за его действиями.
— Еще минута, — сказал Юргенс.
И они увидели.
Металлическая конструкция по форме отдаленно напоминала человека. Правда, вместо двух ног у нее было целых три, в высоту она достигала десяти — двенадцати футов. В верхней части имелась полость, и в ней скелет, некогда, возможно, принадлежавший человеку. Кости его теперь лежали грудой на дне капсулы, череп удерживался в шлеме.
Сидя на корточках рядом с находкой, Юргенс поднял голову и взглянул на Лэнсинга.
— Ваши соображения? — спросил он.
Лэнсинга передернуло.
— А вы что думаете?
— По-моему, это самоход, — ответил робот.
— Самоход?!
— Почему бы и нет? Во всяком случае, это первая мысль, которая приходит в голову.
— Что такое самоход?
— Нечто похожее создали люди моего мира еще до отлета к звездам. Для работы на других планетах в неблагоприятных условиях. Я никогда их не видел, но слышал об их существовании.
— Машина для передвижения по негостеприимной планете?
— Да. Органы управления связаны с нервной системой. Сложное устройство, способное реагировать подобно человеческому телу. Человеку захочется сдвинуться с места, и машина начнет перемещаться. Так же действуют руки — у человека и механизма.
— Юргенс, если вы правы, не исключено, что перед нами местный житель. Люди, подобно нам перенесенные на эту планету, не могли захватить с собой машину.
— Но мы не должны исключить и возможность появления пришельцев, — возразил Юргенс.
— Хорошо, — согласился Лэнсинг, — В таком случае этот человек, если он все-таки пришелец, появился из альтернативного мира, ставшего враждебным человеку. Загрязненного, опасного…
— Из воюющего мира. Со смертоносными излучениями и ядовитыми газами.
— Да, похоже на правду. Но в этом мире он не нуждался в своем механизме. Здесь воздух чистый.
— И при этом он не мог отделить себя от машины, порвать их биологическую связь. Впрочем, возможно, он к этому не стремился. Он привык к самоходу. Да и в этом мире машина давала некоторые преимущества.
— Пожалуй, — кивнул Лэнсинг.
— А здесь он попал в беду. При всем его высокомерии здесь ему пришел конец.
Лэнсинг взглянул на робота:
— Вы считаете всех людей высокомерными и видите в этом
отличительную черту нашей расы.— Нет, не всех. Думаю, вы поймете горечь, которую я ношу в себе. Нас ведь бросили…
— Это мучило вас все эти годы?
— Не то чтобы мучило… — На некоторое время воцарилось молчание, потом робот прервал его, — Вы не высокомерны.
И никогда не были высокомерным. А вот пастор был, и генерал, да и Сандра, хотя и в свойственной ей мягкой манере.
— Надеюсь, вы простите их, — отозвался Лэнсинг.
— Вы и Мэри, — сказал Юргенс, — за вас я готов отдать жизнь.
— Тем не менее вы не рассказали Мэри о себе. И не ответили на ее вопрос.
— Она стала бы жалеть меня, это невыносимо. А вот вы меня никогда не жалели.
— Не жалел, — подтвердил Лэнсинг.
— Эдвард, забудем про высокомерие. Нам пора идти дальше.
— Тогда вперед. Нельзя понапрасну терять время. Мне так не хотелось оставлять Мэри, я едва удерживаюсь от того, чтобы не повернуть назад.
— Три дня, и мы вернемся к ней. С ней ничего не случится. Четыре дня — максимум.
Им не удалось найти дров по дороге. Ночевать пришлось без костра.
Ночь была по-своему прекрасна — подобна холодной миниатюре на эмали. Безжизненный песок, восходящая луна, а по краям небосвода, несмотря на потоки лунного света, ослепительное сияние звезд.
Лэнсинг чувствовал, как ночь заполняет все его существо холодной жесткой красотой. Однажды ему показалось, что он слышит что-то похожее на вой. Звук донесся с юга и напоминал голос того огромного несчастного зверя, который стенал в холмах над городом и на утесе в бедлендах. Лэнсинг прислушался, но звук больше не повторился.
— Вы что-нибудь слышали? — спросил он Юргенса.
Робот ответил отрицательно.
Задолго до рассвета Юргенс разбудил своего спутника. Луна висела на западе низко над горизонтом, звезды на востоке меркли.
— Съешьте что-нибудь, — предложил Юргенс, — и в путь.
— Мне хватит глотка воды. Я поем на ходу.
К полудню вновь появились дюны — маленькие поначалу, постепенно они становились все выше и выше. Их окружал мир движущегося желтого песка; бледно-голубой купол неба нависал над бесконечной песчаной поверхностью. Склоны становились все круче, казалось, путники карабкались прямо в синее небо. Узкая полоска неба над северным горизонтом приобрела более темный оттенок; по мере того как путешественники преодолевали дюны, борясь с осыпающимся песком, темная полоса захватывала все большую часть неба, синий цвет вверху сменялся черным.
С севера доносилось неясное приглушенное бормотание. Звук становился громче.
Вскарабкавшись на вершину огромной дюны, Юргенс остановился, дожидаясь Лэнсинга. Тяжело дыша после подъема, Лэнсинг встал на гребень рядом с роботом.
— Похоже на гром. Кажется, там, впереди, собирается гроза, — сказал Юргенс.
— Судя по цвету неба, похоже, но это облако не похоже на грозовую тучу. Я никогда не видел тучи с совершенно ровным краем. При грозе облака обычно клубятся.
— Мне показалось, что я видел вспышку, не саму молнию, а скорее отблеск, отсвет зарницы.