Исчезающие Девушки

– Ты из...?

– Сомервилля, - отвечаю я, и он кивает, словно так и думал.

– Сомервилль, - повторяет он.

Далее делает еще несколько пометок в своем блокноте, прикрывая бумагу так, чтобы я не видела, что он там пишет.

– Хорошо. Я помню. Не вы ли попали в аварию этой весной?

Я делаю глубокий вдох. Почему все всегда вспоминают об аварии? Похоже, это уже стало моим определяющим признаком, как косоглазие или заикание.

– Да, - подтверждаю я.
– С Дарой.

– Двое из моих людей получили вызов. Это было на 101-ом шоссе, не так ли? Рядом с Сиротским пляжем.
– Он не дождался моего ответа; вместо этого написал еще несколько слов и, оторвав лист бумаги, аккуратно сложил его.

– Плохой участок дороги, особенно после дождя.

Я сжимаю подлокотник.

– Разве Вы не должны искать мою сестру?
– Спрашиваю я, понимая, что это звучит грубо, но мне всё равно.

Кроме того, если бы я и хотела отвечать на его вопросы, я все равно не смогла бы. К счастью, он пропускает мой вопрос мимо ушей. Кладет обе руки на стол, чтобы встать и вылезти из-за стола.

– Дай мне минутку, - говорит он.
– Жди здесь, хорошо? Хочешь еще воды? Или содовой?

Я начинаю терять терпение.

– Я в порядке, - отвечаю ему.

Эрнандес похлопывает меня по плечу, когда проходит мимо к двери, словно мы приятели. Или, может быть, он хотел подбодрить меня? Потом выходит в коридор, закрывая за собой дверь. Через стекло я вижу, как его перехватывает рыжеволосый коп в холле. Эрнандес протягивает ему записку, и они перебрасываются парой слов, слишком тихо, чтобы я могла расслышать. Ни один из них не смотрит на меня - и у меня такое ощущение, что это преднамеренно. А через минуту оба идут через холл и исчезают из поля зрения. В офисе душно. Оконный кондиционер гоняет тепловатый воздух по комнате, шевеля бумаги на столе Эрнандеса. С каждой прошедшей минутой мое нетерпение возрастает, внутри начинается зуд. Такое ощущение, что происходит что-то неправильное, что Дара в беде, и что мы должны остановить это. Но Эрнандес всё не возвращается. Я встаю, отталкивая кресло от стола, слишком нервная, чтобы усидеть на месте.

Блокнот Эрнандеса – тот, куда он записывал, пока я говорила - лежит на столе, а на верхнем листе отпечаток с тем, что он писал. Подхваченная желанием увидеть то, что он записывал, я беру блокнот, оборачиваясь через плечо, чтобы удостовериться, что Эрнандес не вернулся. Некоторые слова было не разобрать. Но очень четко я смогла увидеть - «позвонить родителям», и под этой надписью чётко – «авария».

Злость поднялась внутри меня. Он не слушал. Он просто терял время. Мои родители ничем не помогут, они ничего не знают.

Я кладу блокнот на место, иду к двери и выхожу в холл. Из переднего офиса доносятся обрывки разговоров и телефонные звонки. Я нигде не вижу Эрнандеса. Но мимо меня проходит с огромной сумкой, перекинутой через плечо, женщина, которую я узнаю. У меня занимает ровно секунду вспомнить её имя. Марджи, кажется, репортер, которая комментировала дело Мэделин Сноу на берегу для местного телевидения.

– Подождите! – Окликаю я её.

Очевидно, она не слышит меня и продолжает идти.

 Постойте!
– Кричу я немного громче.

Полицейский с мутными глазами подозрительно смотрит на меня из-за другой стеклянной стенки офиса, но я продолжаю.

– Пожалуйста. Мне нужно поговорить с Вами.

Она останавливается, положив руку на дверь, ведущую к парковке, осматривает комнату в поисках того, кто звал её, потом делает шаг в сторону, чтобы пропустить полицейского, ведущего перед собой пьяного. Пьяный мужчина бросает на меня взгляд и бубнит что-то, что я не могу разобрать - это звучит как счастливого Рождества - прежде чем коп направляет его дальше по коридору.

Я догоняю Марджи, ощущая нехватку кислорода. В стеклянных дверях наши отражения выглядят как мультяшные призраки: большие темные глазницы, белые, как полотна, лица.

– Мы встречались?
– Её глаза быстро оценивают, но на лице остается улыбка.

Женщина в регистратуре, та, которая провожала меня к Эрнандесу, смотрит на нас, нахмурившись. Я поворачиваюсь к ней спиной.

– Нет, - тихо говорю я.
– Но я могу помочь Вам. И Вы тоже можете мне помочь.
– На её лице не отражаются эмоции: ни удивление, ни волнение.

– Помочь мне как?

Марджи минуту изучает меня, словно раздумывая, - можно мне доверять или нет. Потом указывает головой направо, показывая, чтобы я следовала за ней наружу подальше от пристального взгляда секретаря. Это настоящее облегчение - покинуть полицейский участок с застоявшимся запахом пережженного кофе, перегара и отчаяния.

– Сколько тебе лет?
– Спрашивает она, становясь деловой, как только мы останавливаемся на тротуаре.

– Это имеет значение?
– Парирую я.

Она щелкает пальцами.

– Ники Уоррен. Верно? Из Сомервилля.

Я не стала спрашивать, откуда она знает меня.

– Так Вы поможете мне?

Она не отвечает прямо.

– Почему ты так заинтересована?

– Из-за сестры, - отвечаю я.

Если она уклоняется от ответа, то и я могу. Марджи репортер, а я хочу, чтобы история о Даре пока не появлялась на местном телевидении. До тех пор, пока мы не будем знать больше. До тех пор, пока у нас не останется другого выбора. Она разводит руками - словно говоря: «Давай, покажи мне, что у тебя есть».

Тогда я рассказываю ей о моей поездке в бар, о разговоре, который я подслушала в офисе Андре. Я говорю ей, что почти уверена, что Сара Сноу работала на Андре, делая что-то незаконное. Пока я говорю, её лицо меняется. Она верит мне.

– Похоже, - пробормотала она.
– Мы знаем, что Сары не было дома почти до пяти утра понедельника. Она изначально соврала об этом. Она боялась неприятностей.

– А если Мэделин Сноу увидела что-то, чего не должна была видеть?
– предполагаю я.
– И Андре решил...?
– Я замолкаю, не могу заставить себя произнести фразу «избавиться от неё».

– Может быть, - говорит Марджи, но хмуриться; она не убеждена. – Это притянуто за уши. Копы всё знают о «У Бимера». Но никогда не обвиняли Андре в чем-то серьезном, тем не менее. Несколько штрафов тут и там от департамента здравоохранения. А в прошлом году восемнадцатилетнему подростку, прошедшему по поддельному удостоверению личности, делали промывание желудка. Но убийство девятилетнего ребенка?
– Она вздыхает; неожиданно она выглядит лет на двадцать старше.
– Что ты хочешь от меня?