Исчезновение
Шрифт:
— Я никогда никому не платил.
— А две тысячи долларов в год?
— Ах это… — Стэнли покраснел, быстро взглянул на жену; та нахмурилась. — Когда Дуги родился… Послушайте, я не знал, как все это уладить. Но я любил своего сына. С самого начала. Я хотел что-нибудь для него сделать и начал откладывать деньги, чтобы он мог учиться в колледже.
Лора округлила глаза:
— Мальчику нужно нечто большее, чем колледж, Стэнли. Мальчику нужен отец, который о нем позаботится.
— Я о нем позабочусь.
— Мы позаботимся, — поправила Лора. Стэнли снова покраснел, и в этот момент Рэйни вдруг поняла,
— Он когда-нибудь рассказывал вам о том вечере, когда погибла его мать? — спросила она у Стэнли.
Тот покачал головой.
— С ним нужно об этом поговорить. Когда он захочет и как захочет. Дуги думает, что гибель матери — его вина. Чувство вины заставляет его злиться. На вас и на самого себя.
— Почему он думает, будто виноват в том, что его мать сбила машина? — нахмурившись, спросила Лора.
— Потому что в тот вечер Дуги, видимо, вышел из квартиры — пошел ее искать. Он думает, мама побежала за ним и погибла.
У Стэнли расширились глаза.
— Так и было?
— Нет, конечно, — отозвалась Рэйни. — Ее сбил пьяный водитель — еще до того, как Дуги вышел за дверь. Это записано в полицейском рапорте.
— Бедный малыш, — сказал Стэнли, и на этот раз его жена не стала спорить.
— Есть лишь одна вещь, которой я не понимаю, — сказала Лора. — Зачем Даничич все это устроил? Подружился с Дуги. Похитил вас, похитил его. Какова была цель?
— «Слава, деньги и яблочный пирог», — пробормотал Куинси, после чего они с Рэйни попрощались и ушли.
Куинси подождал, пока им отметят пропуск, и сел в машину.
— Откуда в полицейском рапорте могла появиться подробность о том, что мать Дуги погибла прежде, чем он вышел из квартиры? Судя по тому, что ты рассказала, никто даже не знал, что мальчик выходил.
Рэйни пожала плечами:
— Я это знаю, ты знаешь. Но они не знают.
Он перегнулся с переднего сиденья и крепко сжал ее руку:
— Ты очень славная женщина, Рэйни Коннер.
— Пусть даже и вру иногда? — весело спросила она.
Но Куинси почувствовал, как ее голос оборвался — она отвернулась и заплакала.
Возвращение домой оказалось более тяжелым, чем думала Рэйни. Она приняла лекарство и стала бродить по комнатам, в которых, казалось бы, должна была чувствовать себя в безопасности, надеясь, что вот-вот ее жизнь чудесным образом изменится. Описав круг, вернулась к холодильнику, в котором больше не было спиртного, а среди ночи проснулась вся в поту, перепуганная. Куинси обнял ее и сказал, что очень ее любит, и Рэйни снова вспомнила, что это такое — быть любимой и одновременно ощущать полное одиночество.
Кимберли поправилась, и ее выписали. Они с Маком остались на ночь, и целые сутки дом гудел от разговоров и смеха. Они играли в карты, болтали о работе.
Наконец женщины ушли спать, а Мак и Куинси еще долго сидели вдвоем. У Мака появились кое-какие соображения насчет убийства в Астории, Куинси они показались интересными.
А потом, перед тем как ложиться, Мак спросил: «Как она?» — и кивком указал в сторону хозяйской
спальни.— Ужасно, — искренне ответил Куинси.
— Хотите, чтобы мы пожили здесь?
— В таких делах никто не поможет.
— Вам, должно быть, очень нелегко, — негромко сказал Мак.
— Спасибо, — просто ответил Куинси.
Это были первые слова, которые пришли ему на ум.
Куинси подождал до утра, когда Рэйни отправилась на пробежку, и позвонил Эйбу Сандерсу. Он связался с ними вскоре после того, как нашли Рэйни. Подозреваемый Дункан как по волшебству появился тем же вечером, но потом исчезал еще дважды. Наблюдение за ним усилили, но улик по-прежнему не хватало. Не имелось никаких оснований для получения ордера — не было даже благовидного предлога, чтобы остановить и обыскать этого типа. Но он явно к чему-то готовился. Сандерс чувствовал, что Дункан наметил новую цель.
Куинси изложил Сандерсу суть идеи Мака, и тот задумался.
— Что ж, мы рассматривали версии и поглупее.
— Держи меня в курсе.
Сандерс повесил трубку. Рэйни вернулась с пробежки, и, пока она принимала душ, Куинси осмотрел ее вещи, ища хоть какие-нибудь признаки того, что Рэйни покупала пиво. К этому его приучила жизнь с алкоголичкой. Потом он вернулся в кабинет и долго сидел там, глядя на фотографию дочери.
Куинси несколько раз ездил в Портленд и навещал Шелли в больнице. Она стала настоящей душой ожогового центра, развлекая сиделок и пациентов анекдотами и полицейскими историями. Куинси она, судя по всему, ждала с нетерпением — особенно потому, что он всегда привозил ей ромашковый чай.
Шелли показала ему, в каких местах ей сделали пересадку кожи. Куинси кивнул и постарался сдержать тошноту.
Полицейская карьера шерифа Аткинс была окончена. Ей предстоял по крайней мере год операций и восстановительной терапии. Левая нога у нее была искалечена, но Шелли по-прежнему оставалась самой жизнерадостной из всех знакомых Куинси женщин, и он частенько думал, что в ожоговом центре, в компании мисс Аткинс, он чувствует себя куда уютнее, чем дома, с Рэйни.
Когда он навестил ее в четвертый раз, Шелли сообщила ему потрясающую новость:
— Я еду в Париж!
— Вы едете в Париж?
— Ну да. Я всегда об этом мечтала. О чем и проговорилась пару недель назад, когда давала интервью. Полагаю, мои слова растрогали какого-то олуха. Некто пожелавший остаться неизвестным прислал мне денег на поездку в Париж, с оплатой всех расходов. Как только смогу оторвать свою паленую задницу от кресла, сяду в самолет.
— Вы поставите с ног на голову весь Париж, — уверил ее Куинси.
— Вам правда ничего не известно об этих деньгах? — подозрительно спросила она.
— Ровным счетом ничего.
Но Шелли всегда отличалась проницательностью.
— Спасибо, — тихо сказала она. — Я у тебя в долгу.
Глядя на длинные полосы бинтов, покрывавших ее руки, Куинси подумал, что ему еще никогда не было так грустно.
Потом к нему заехал Кинкейд и сообщил, что криминалисты залезли в компьютер Даничича. Репортер оказался настоящим графоманом. Он не только писал длинные и бессвязные письма самому себе, но и начал работу над автобиографией, которую назвал «Жизнь героя».