Исчезнувшая

— Э-э-э… вы уверены?

— О черт! — ответил мой тесть. — Конечно возьму!

Все сразу закивали, сверкнули улыбки. Настроение поднялось, как от дружеского хлопка по плечу. «А от тебя есть прок, папаша!»

— За мной! — скомандовал Майк, ведя нас вдоль фасада. — Где-то тут, рядом со «Спенсером», есть дверь со сломанным замком.

Сразу после его слов мы миновали мрачные окна «Шу-би-ду-би», где моя мама проработала полжизни. Я все еще помню волнение, с каким она собиралась устраиваться в одно из самых удивительных заведений города — в «Риверуэй молл»! В то субботнее утро сорокалетняя женщина, надев персикового цвета брючный костюм, впервые отправилась на биржу труда с неуверенной улыбкой. «Я и вообразить не могла, что в „Риверуэе“ так много разных магазинов! И поди угадай, в каком из них я буду работать? Обратилась самое малое в девять! В магазины готовой одежды и музыкальной аппаратуры, даже туда, где делают попкорн». Через неделю мама торжественно заявила, что ее берут в штат на должность продавца обуви. Но нас, ее детей, эта новость не окрылила.

— Трогать вонючие ноги… — проворчала Го.

— Нет, знакомиться с интересными людьми, — возразила матушка.

Я заглянул в мрачное окно. Пустота. Лишь брошенные сандалии для примерки обуви вдоль стен.

— Моя мама здесь работала, — сказал я Ранду, невольно задерживая его.

— И?..

— Хорошо. Ей нравилось.

— Я в смысле, чем она занималась?

— А! Обувь. Продавала обувь.

— Замечательно! Обувь. Здорово. Это то, в чем люди всегда нуждаются. В конце дня можно со спокойной душой сказать: я продал людям пять пар обуви. Не то что книжки писать, верно?

— Эй, Данн, сюда! — позвал Стакс, придерживая открытую дверь.

Остальные уже вошли внутрь.

Я все гадал, как будет пахнуть внутри «Риверуэя». Раньше работали кондиционеры. Сейчас же я вдыхал запахи сырой земли и травы, как во дворе, а вовсе не как в помещении. Духотища, будто лег на матрас и накрылся периной. Трое из нас захватили мощные фонари с неестественным, режущим глаза светом. Казалось, мы попали в безжизненный мир — после апокалипсиса, после падения кометы, после зомби-эпидемии. Грязные колеса магазинных тележек разрисовали безумными петлями белое покрытие пола. Енот хрустел собачьим кормом у входа в женский туалет. Его глаза блестели, как новые десятицентовые монетки.

В молле царила тишина. Голос Майка отражался эхом от стен, наши шаги отражались эхом от стен, пьяное хихиканье Стакса отражалось эхом от стен. Вряд ли нам удастся застичь кого-то врасплох, как было задумано.

В центральном коридоре «Риверуэя» потолок терялся в вышине — четыре этажа, эскалаторы, лифты уходили в непроницаемую черноту.

— Итак, парни, — с сомнением протянул Ранд, — что будем делать? Вы все знаете это место, а я — нет. Нужно подумать, как систематически…

Позади громко лязгнуло, поднялась решетка.

— Ага! — заорал Стакс. — Один есть!

Лучом фонаря он выхватил из темноты мужчину в развевающемся дождевике, выбежавшего из бутика «Клэр» и рванувшего прочь по коридору.

— Хватай его! — выкрикнул Джо и припустил вдогонку, тяжело топая кроссовками по керамической плитке.

Майк не отставал, удерживая незнакомца в ярком свете.

Братья яростно голосили:

— Стой, чувак! Эй, ты! Спросить хотим!

Мужчина даже не повернулся.

— А ну стоять, гад!

Сохраняя молчание, беглец прибавил скорости. Он летел по коридору «Риверуэя», то возникая в пятне света, то вырываясь из него, а дождевик вился позади подобно знамени. Внезапно незнакомец совершил поистине акробатический трюк: перепрыгнул через урну, оттолкнулся ногами от ограждения фонтана, скользнул на спине в щель под металлическими воротами и исчез.

— Ах ты, сука! — Хиллсемы раскраснелись — лица, шеи, руки как при апоплектическом ударе.

По очереди они пытались приподнять ворота, напрягались изо всех сил, но тщетно.

Я силился им помочь, но все равно щель оставалась не больше половины фута в высоту. Опустившись на пол, я попробовал протиснуться под воротами — вначале ступни, потом колени, но бедра застряли напрочь.

— Нет, не получится! — выдохнул я. — Мать его так!

Вытащив фонарик, я посветил под дверь. Выставочный зал пустовал, за исключением кучи вешалок, которые кто-то свалил посредине, словно намереваясь разводить костер.

— Тут из каждого магазина есть дверь в служебный коридор — трубы там водопроводные, выход к мусорке. Этот чувак небось уже на другом конце центра.

— Выходите, суки! — заорал Джо, запрокинув голову и выпучив глаза.

Его рев раскатился по зданию. Дальше мы пошли гурьбой, держа бейсбольные биты на изготовку. А Хиллсемы, словно вообразив себя разведдозором в зоне военных действий, лупили битами по воротам и дверям.

— Лучше сами выходите. Если найдем — хуже будет! — голосил Майк. — О, привет!

На площадке перед зоомагазином, разостлав несколько армейских одеял, лежали мужчина и женщина. Их волосы блестели от пота. Майк навис над ними, громко дыша и вытирая лоб. Картина напомнила мне типичную сцену из кино, когда озлобленные солдаты-завоеватели набредают на мирную деревню и случается страшное.

— Какого хера вам надо? — спросил мужчина.

Он был истощен, лицо такое худое, вытянутое, что казалось оплавленным. Спутанные волосы до плеч, скорбь в глядящих вверх глазах — падший Иисус, да и только. Женщина выглядела получше — чистые полные руки и ноги, жидкие волосы грязны, но хотя бы расчесаны.

— Пацан, ты из «Синей тетрадки»? — спросил Стакс.

— Какой я тебе пацан? — пробормотал мужчина, складывая руки на груди.

— Повежливее, бля! — буркнула женщина, потом плаксиво сморщилась и отвернулась, делая вид, будто рассматривает что-то вдалеке. — Как достали эти грубияны!

— Чувак, мы вопрос задали. — Майк подошел ближе и пнул мужчину по ноге.

— Я не из «Синей тетрадки», — ответил тот. — Просто жизнь не сложилась.

— Чё за херня?

— Тут куча разного народу, кроме синяков. Но если вам понадобились они…

— То идите и найдите, — процедила женщина. — Да попробуйте им похамить.

— Они в Дыре приторговывают, — сказал мужчина, а когда мы удивленно переглянулись, пояснил: — В «Мервинсе», в дальнем конце, где карусель была.

— И хрен собачий вам в помощь, — напутствовала женщина.

Место, где раньше стояла карусель, отмечал густо накрашенный круг. Незадолго до закрытия «Риверуэй молл» мы с Эми катались на нем. Двое взрослых людей уселись верхом на зайцев. Это моей жене приспичило увидеть «Риверуэй», где я в детстве провел столько времени, и послушать мои рассказы. Не все у нас было плохо, как ни крути.

Решетка на входе в «Мервинс» была выломана, двери гостеприимно распахнуты, как на распродаже в Президентский день. Все оборудование давно вынесли, за исключением тумб, на которых когда-то стояли кассовые аппараты. Сейчас под плакатами «Ювелирные украшения», «Салон красоты», «Постельные принадлежности» валялись люди — с дюжину. Каждый более или менее под кайфом. Их освещали походные лампы, мерцавшие, как факелы. Кое-кто, услышав нас, приоткрыл глаза, другие лежали неподвижно. В дальнем углу два парня, едва-едва вышедшие из подросткового возраста, самозабвенно декламировали «Геттисбергскую речь»: «Теперь мы ведем великую Гражданскую войну…» На коврике лежал мужчина в чистых белых шортах и кроссовках, как будто вышел поиграть в ти-бол с детьми. Ранд посмотрел на него так пристально, будто встретил старого знакомого.