Исчезнувший принц

Садясь в экипаж, Марко увидел мальчика того же примерно возраста, что и он, выглядывающего из-за куста. Внезапно он со всех ног бросился бежать по направлению к станции, только пятки засверкали. Лошади, однако, мчались быстрее. Путники приехали на станцию. Их быстро проводили в особый, мягкий вагон. Когда поезд тронулся, Марко снова увидел, как мальчик вбежал на платформу, замахал руками и в неистовом восторге что-то прокричал. Люди на платформе оглянулись, и в следующую минуту все сорвали с голов шапки, стали подбрасывать их в воздух и тоже кричать. Однако расслышать их было уже невозможно.

— Еле-еле успели, — заметил Форферск, и Растка кивнул в знак согласия.

Поезд шел быстро и перед Мельзаром останавливался только один раз, у маленькой станции, на которой были крестьяне с большими гирляндами цветов и вечнозеленых растений. Они положили их на ступеньки вагона, и вскоре Марко и Рэт обратили внимание на нечто странное. Человек, стоявший на площадке вагона, взял гирлянды и подал их вместе с флагами людям, что-то делавшим на крыше.

— Им зачем-то нужны цветы и флаги! — волнуясь, закричал Рэт.

— Господин, они украшают снаружи вагон, — ответил Форферск. — Крестьяне получили на это разрешение Его Величества.Нельзя позволить сыну Стефана Лористана проехать мимо,не оказав ему почета.

– -Понимаю,--сказал Марко с сильно бьющимся сердцем.--Это делается ради моего отца.

Наконец украшенный цветами и развевающимися флагами поезд подошел к главному вокзалу Мельзарра.

– -Сэр,--сказал Растка,когда они подђезжали,--не встанете ли вы ,чтобы народ мог вас видеть?Правда они только мельком увидят вас, но все же никогда не забудут этого момента.

Марко встал. Остальные сгруппировались позади него. Поднялась целая буря голосов, перешедших в крик радости, резкий и громкий, как свист урагана. Затем раздались звуки духового оркестра, заигравшего самавийский гимн. К оркестру присоединились ликующие голоса тысяч людей.

Не практикуйся Марко долго в умении владеть собой, нервы его не выдержали бы. Но вот поезд совершенно остановился и дверь распахнулась. Даже всегда спокойный голос Растка немного дрожал, когда он произнес:

– Сэр, идите впереди. Нам подобает следовать за вами.

И Марко, вытянувшись во весь рост, простоял с минуту в дверях, глядя на ликующую, плачущую и поющую толпу, и отсалютовал ей точно так же, как некогда роте. В эту минуту он был и мальчик, и взрослый, и какое-то высшее человеческое создание.

При виде его народ словно обезумел... Обезумел так же, как обезумели «Хранители мечей» в ту знаменательную ночь в пещере. Шум с каждым мгновением все усиливался; толпа колыхалась, напирала и в безумном волнении грозилась раздавить сама себя. Не будь цепей солдат, через нее нельзя было бы пробраться.

«Я - сын Стефана Лористана»,- сказал Марко самому себе, чтобы придать себе твердости.

Немного спустя он двигался меж рядов солдат к выходу, где стояли две открытые коляски. Здесь, у здания вокзала, ждала его новая толпа, еще более многочисленная и возбужденная, чем оставшаяся на перроне. Марко снова пришлось раскланяться много раз во все стороны.

– Ты должен тоже кланяться,- сказал он Рэту, когда они садились в придворную коляску.- Может быть, отец рассказал им о тебе. Они как будто тебя знают.

Крысу посадили рядом с Марко на переднем месте. Он внутренне весь дрожал от безграничного восторга. Люди смотрели на него... Приветствовали его... По лицам стоящих ближе он видел, что они смотрели и на него. Быть может, Лористан?..

Слушай!
– внезапно воскликнул Марко, когда экипаж покатил дальше.- Слушай! Они кричат нам по-самавийски: «Благие вестники!» Слушай, вот и опять они кричат: «Благие вестники!»

Их везли во дворец. Об этом им еще в поезде сказали барон Растка и граф Ворверск. Его Величество желал принять их. Стефан Лористан тоже был там.

Столица когда-то была пышна и величественна. Она имела несколько восточный характер. Здесь были увенчанные куполами и украшенные колоннами здания из бедого камня и мрамора огромные арки, городские ворота и церкви. Но многое было наполовину разрушено войнами, временем и небрежностью.

Они проехали мимо собора с полуразрушенной крышей, который стоял, весь залитый солнцем, в центре большой площади. Среди ликующей толпы можно было видеть и изможденные лица, людей с забинтованными руками, ногами, хромых и безруких. Большинство ярких национальных костюмов было изношено в лохмотья. Но лица всех свидетельствовали о том, что самавийцы из бездны отчаяния словно вознесены на небо.

Айвор! Айвор!
– кричали они.- Айвор! Айвор!
– Голоса их прерывались радостными слезами.

Дворец был так же красив, как и собор. Необычайно широкие ступени его охранялись солдатами. Огромная площадь, посреди которой он стоял, была полна народу; войска сдерживали их лишь с большим трудом.

«Я - его сын»,- говорил самому себе Марко, выходя из придворной коляски и начиная подниматься по лестнице, бесконечно широкой, казавшейся целой улицей. Он поднимался медленно, ступенька за ступенькой. Рэт следовал за ним. И когда Марко поворачивался из стороны в сторону, чтобы поклониться приветствующим его, он припомнил, что уже раньше видел их лица.

Это люди, которых мы видели в пещере,- «Хранители мечей!» - сказал он быстрым шепотом Рэту.Когда Марко вошел во дворец, то увидел много штатских и офицеров в роскошных мундирах. Люди кланялись почти до земли при его проходе. Он был еще очень молод для подобного обожания и царственного церемониала. Однако Марко надеялся, что это недолго продлится. После того как он преклонит колени перед королем и поцелует ему руку, он увидит своего отца и услышит его голос.

Лишь бы поскорее услышать этот милый ^ голос и почувствовать руку отца на своем плече!

По сводчатым коридорам его довели до широко растворенных дверей великолепного зала. Он был так огромен, что, казалось, ему нет конца. Множество богато одетых людей выровнялись в два ряда, когда он стал проходить к высокому трону. Марко побледнел от сильного волнения и шел, точно во сне, между кланяющихся ему до земли придворных.

Он смутно сознавал, что сам король, окруженный свитой, стоит, ожидая его приближения. Но вся эта необычайность, и великолепие обстановки, безумно радостные приветствия так ошеломили и ослепили его, что он не мог ясно рассмотреть ни одного лица, ни одного предмета.