Ищи меня

– Нет, нет, – поддержала похвалу Манька, – где уж, теперь один ситчик. А это ещё давно, по великому блату Петя мне достал.

– Сошьёт Галя, – обрадовалась Анисья, забирая материю, – размеры твои у неё есть, не в первый раз шьёт.

– Есть, есть, – снова подтвердила Манька, – а за лето я не пополнею, похудею только, Петя любить не станет. Я наметила посадить нынче бобы, горох, фасоль, перцы, баклажаны, ну и всё основное, чтобы у меня всё было, как и полагается…..

Манька в их округе слыла не лучшей огородницей, и Анисья слушала её лишь из вежливости.

– У меня пироги стынут, – решилась прервать она Маньку, – зайди к нам, попробуешь.

– Нет, нет, – запротестовала та, – не пойду, и не упрашивай. Скоро Петя должен прийти. Где, спросит, моя баба, куда ходила?

Манька уходит. Анисья смотрит в сторону остановки. Нет Гали. Прошёл парень в голубой рубашке. Проковылял старик в ещё зимней шапке, а Гали всё нет.

– Пойдём, – дёрнула Анисья внучку за руку, – нагуляется – придёт. Нет, чтоб по людски уйти, так крадучись убежала. – Она решила, что дочка тайком убежала к этому Васе, – и ватрушки не нужны, – ворчала она.

Но, опять же всё прибрала, вымыла, постирала. Лицо старушки постепенно добреет. Досыта поев и накормив внучку, она наполняет до краёв стакан сметаной и ставит его в холодильник, для Гали. Придёт – поест.

Тишина в доме. На вымытом полу, копируя очертания окон, лежит солнечный свет. Ещё Галей сдвинутый в сторону печи стол с белой скатертью, загораживал собой диван. У окна стоял массивный комод, по обе стороны которого ютилось по тумбочке. В комнате стоял ещё один диван и мягкое широкое кресло, в котором сейчас тихонько сидела Эля, прижимая к себе куклу. Стол загораживал проход в другую комнату, где поместилась только кровать с тумбочкой, белый столик и такой же белый стул. Из-под кровати выглядывала коробка с игрушками девочки. Со стены, с лоскутного коврика весело кричал петух. Оранжевое солнце и подсолнух на коврике сшитые из одного материала. Над коричневым забором пестреют мелкие цветы. Петух смотрит на мир красной пуговицей от бабушкиной кофты. Время словно остановилось. Надо поставить стол на место, пододвинуть к столу стулья, надо выпустить Бельку, ещё раз погулять, но всё сковывает желание сидеть, слушать и ждать: вот-вот заскрипит дверь и придёт Галя. Тишина. Анисья тихонько вяжет носок и прислушивается. Эля переодела куклу в голубое платье и тоже прислушивается. Далеко – далеко залаяла собака, зашумела пила, где то пилят дрова, по крыше пробежала кошка и снова тишина. Солнце покатилось на вторую половину дня. И вдруг послышались отчётливые уверенные шаги и шли они к их дому. Эля первая добежала до окна.

– Пришли! – закричала она, узнав Васю.

– Наконец то, – Анисья откладывает вязание, идёт открывать. Но, за дверями её ждал один парень. Он растерянно и смущённо улыбался, заглядывал за Анисью, надеясь увидеть Галю. Старуха тоже искала дочь. Она в надежде найти её, мельком осмотрела улицу.

– Где Галя? – спросили они друг у друга почти одновременно. Парень спросил робко, с надеждой. Старуха не терпеливо, сердито. Она уже устала ждать. На худом лице парня чётче проявились веснушки, в голубых глазах заметалась растерянность. Он неловко провёл рукой по не давно подстриженным волосам, пожал плечами.

–Не знаю, я её со вчерашнего дня не видел. Договорились, что я сам к вам приду.

– Где Галя? – не хотела верить старуха, – крадучись ушла, так и показаться боится? Не чужая я ей – мати. Поперёк её счастья не стану. Говори мне правду. Я и Элю сама выращу, моей пенсии на двоих хватит.

Пенсия её не велика, но и ею готова поделиться Анисья, лишь бы нашлась дочка. Вынуждённо поверив парню, она приглашает его в дом, угощает ватрушками, приносит тот стакан сметаны, припасённый для Гали. С дочкой что то случилось? Перед неопределённой бедой Анисья ищет в парне союзника и защитника. Она подробно рассказывает, как Галя мыла пол, потом стирала, а Эля играла на улице. Сама Анисья пекла ватрушки, потом приходила Манька, принесла материю сшить ей платье. Он внимательно её выслушал, стремясь уловить в её рассказе, хоть какой нибудь намёк на разгадку.

– И куда могла деться? – вздыхает Анисья.

– Да, куда? – вторит её Вася. Он отдаёт Эле и вторую, припасённую для Гали шоколадку, вяло гладит её по голове.

Они выходят на улицу, всё ещё, продолжая искать ответ, друг у друга и у прохожих. Дожидаются полного, широкоплечего мужика.

– Там, у остановки нечего не произошло? – с тревогой и надеждой спрашивает Анисья.

– Нет, – мужчина пожимает плечами, – ничего такого особенного. А что случилось?

Анисья с досадой машет рукой, замолкает.

– На пруду ни кто не утонул? – торопливо добавляет Вася.

– Нет, вроде, – прохожий возвращается снова, – а что случилось?

– Баба пропала, – признаётся Вася, – ещё утром ушла за козой, до сих пор нет её.

– В милицию надо, – предложил прохожий, – может, выпить куда забежала? Может вы поссорились или внезапно сердце прихватило? А вдруг память потеряла? Всякое бывает.

Анисья и Вася в знак несогласия синхронно качали головами.

– Да, придёт ещё, – пожалел их прохожий.

Анисья вернулась домой, а Вася пошёл с прохожим, на ходу рассуждая с ним о завтрашних поисках пропавшей. Неизвестность давила на Анисью, заставляя то надеяться на лучшее, то загружала воображение страшными приключениями для Гали. На другой день они заявили в милицию, сходили в морг, обошли все больницы, расспросили соседей, но Галю так и не нашли.

Семья Петьки

Комната, куда Петька зашёл с кульком и ополовиненной бутылкой водки, выглядела беднее, чем у Борьки, зато чище и уютней. Домотканые дорожки лежали на полу, простенькие белые шторы висели на окнах, сиреневыми в полоску обоями оклеены стены. Пара диванов, комод, стол, сервант и стулья, – всё потёртое и поцарапанное. Но, зеленоватые, не давно купленные покрывала на диване, сиреневая штора на печи, зеленоватая же покрывало на комоде и тяжёлая, жёлтая скатерть на столе скрадывали ветхость мебели и придавали комнате весёлый, нарядный вид.

С появлением мужа Манька сидела за столом, скучающе смотрела за окно.

– Чё без дела сидишь? – спросил Петька. Его раздражала праздность жены. В такие минуты он чувствовал себя обманутым. Он больше зарабатывал и потому предполагал, что жена должна больше его работать дома. – Или ждёшь, когда муж придёт, накормит, напоит?

Манька накуксилась.

– Машинка опять не шьёт, пришлось снова Гальке отдать шить, сдерёт опять сколько много.

– Гальке отдала? – рассердился он, – а кто тебя просил? Ты меня спросила, я тебе разрешил?

Манька совсем присмирела: стояла перед мужем, склонив голову, потерянно крутила колечко на пальце. А Петька развалился в кресле, хмурился, сердито грыз ноготь. Так с женой он редко разговаривал, любил её. А сейчас он выпил, Борька почти выгнал его из дома, и ещё Манька отдала шить материю Гальке. Зачем? Галька сейчас и так сошьёт, бесплатно. Поторопилась его баба. Виноватый вид жены не много сбавил Петькино недовольство Борькиным с ним обращением. Петька даже нашёл ему оправдание: устал человек. И вовсе не выгнал, а целый пакет вкусностей ему дал: почти целую бутылку водки. Петьку потянуло ещё выпить, ласково поговорить с Манькой и он быстро нашёл выход как исправить её ошибку.

– Завтра же забери материю обратно, поняла? У меня друг есть – Борис, он мне сошьёт за так, по дружбе. А машинку я отнесу в ремонт, сегодня же, поняла?

Манька быстро-быстро замотала головой, перестала крутить колечко и улыбнулась.

– На, бери! – Петька, не вставая протянул ей пакет, словно великую драгоценность, – на ещё, – и отдал ей бутылку.

Сам достал из серванта потёртую, серую шаль, расстилает её на полу, ставит на неё машинку, и связав концы шали, относит ношу ближе к порогу.