Ищи врагов среди друзей

Водить машину Владлен Михайлович любил и умел, пожалуй, ничуть не хуже любого профессионального водителя и теперь получал неподдельное удовольствие, непосредственно управляя сдержанной мощью заграничного двигателя. Он с радостью отказался бы от услуг Дмитрия, которые обходились ему недешево, но среди людей его круга водить машину самому считалось дурным тоном.

Самарин оставил машину у Оперного театра и с удовольствием прошелся пешком сначала по Ришельевской, а потом и по Дерибасовской. Дерибасовская за последние годы превратилась почти в такой же вертеп, как и московский Арбат: она была затянута тентами и во всю ширину запружена всевозможными устройствами и приспособлениями для извлечения денег из карманов зевак. На всем ее протяжении сотни и тысячи отдыхающих ели, пили, покупали какие-то никому не нужные диковины, фотографировались с обезьянами и детенышами крокодила, длинные печальные морды которых были зверски перетянуты пластырем во избежание неприятных сюрпризов, и просаживали мелочь, сражаясь с игральными автоматами.

Протолкавшись через этот бедлам, Владлен Михайлович вздохнул с некоторым облегчением и свернул на Большую Арнаутскую. Здесь было потише, и, без помех миновав два квартала, Самарин остановился перед полосатым тентом у входа в кафе «У Тамары». Он посмотрел на часы и удовлетворенно кивнул: до условленного часа оставалось каких-нибудь десять минут – вполне достаточно для того, чтобы осмотреться.

Все столики под тентом были заняты. Окинув окрестности внимательным взглядом и не заметив ничего подозрительного, Владлен Михайлович шагнул в ароматную полутьму кафе. Кондиционера здесь не было, но жара казалась вполне уместной в сочетании с дурманящим запахом хорошего кофе и едва уловимым ароматом дорогого табака. По правую руку поблескивала мягко подсвеченная витрина со спиртным, перед которой находилась стойка темного дерева с рядом высоких табуретов. Отгороженные друг от друга витыми железными решетками, располагались освещенные неярким светом стенных светильников овальные столики. Решетки были перевиты ползучими растениями – несомненно, искусственными. В общем, здесь было далеко не шикарно, но вполне уютно, и Владлен Михайлович, одобрительно хмыкнув, с солидной неторопливостью проследовал к дальнему столику, усевшись в угол лицом к дверям.

Он еще возился, устраиваясь поудобнее, а из-за бамбуковой занавески, скрывавшей расположенную напротив стойки дверь, уже вынырнула немолодая женщина в белом фартуке официантки и с приветливой улыбкой склонилась над его столиком.

– Двойной черный кофе, пожалуйста, – сказал ей Владлен Михайлович и вынул из кармана трубку.

Официантка бесшумно исчезла и вернулась с кофе прежде, чем Самарин успел набить трубку. Чашка оказалась довольно большой, и, поведя над ней носом, Владлен Михайлович снова одобрительно хмыкнул: судя по всему, задавленные конкуренцией владельцы кафе бдительно следили за тем, чтобы не ударить в грязь лицом. "Все правильно, – подумал Самарин. – Конкуренция – двигатель экономики.

За примером далеко ходить не надо. Взять хотя бы это кафе. Чем больше в городе таких забегаловок, тем вкуснее и дешевле в них кормят. Это аксиома, и здесь ее все давно усвоили."

Он сделал маленький глоток из чашки, удовлетворенно кивнул и принялся раскуривать трубку. Немедленно перед ним возникла все та же официантка, молча поставила на столик хрустальную пепельницу и все так же бесшумно исчезла за бамбуковой занавеской.

– Однако, – одобрительно проворчал Владлен Михайлович. Он готовил себя к худшему, но здесь оказалось вполне терпимо, и он передумал давать втык своему человеку, назначившему ему свидание именно в этом месте.

Сделав пару затяжек, Самарин снова глотнул кофе и ослабил узел галстука. Отсутствие кондиционера все-таки сказывалось, и ему до смерти захотелось снять пиджак, но он знал, что не станет этого делать: это повредило бы его имиджу человека из кремня и нержавеющей стали. Кроме того, занятый всевозможными мыслями и переполненный новыми впечатлениями, он забыл снять наплечную кобуру, очутившись в том же положении, что и изнывавший в своем пиджаке Шуруп. Впрочем, все это мелочи, на которые Самарин привык не обращать внимания. Он был крепок душой и телом и при необходимости мог заночевать хоть в сугробе, хоть в сауне. Роскошь не развратила его, как многих его знакомых, хотя это и стоило ему больших усилий.

Поставив чашку на стол, Владлен Михайлович бросил взгляд на часы, и сейчас же как по команде в дверях заведения возник человек, которого он ждал. Вошедший немного постоял, давая глазам привыкнуть к полумраку, заметил Самарина и торопливо двинулся к столику, улыбаясь с преувеличенной сердечностью и прикладывая правую руку к сердцу, словно за что-то извинялся.

Самарин коротко кивнул в ответ на его многословное приветствие и сделал приглашающий жест, указав на стул напротив себя. Мужчина сел, нетерпеливо отмахнувшись от подошедшей официантки.

Станислав Мартынов родился и вырос в Одессе и, вероятно, поэтому меньше всего походил на одессита, каким его изображают в литературе и на экране. Был он высок, ненормально худ, имел курносый нос, светлые волосы и бледную, вечно шелушащуюся кожу, на которую никогда не ложился загар. По этой причине Мартынов всегда носил бейсбольную шапочку с длинным козырьком, который непрерывно теребил, отчего тот неизменно выглядел засаленным и грязным. Одет он был в застиранные, сильно вытянутые на коленях черные джинсы и красную футболку с горизонтальными синими полосами. От него со страшной силой разило недавно выпитым вином, и Самарин недовольно поморщился.

– Черт бы вас подрал, Станислав, – сказал он. – Что за вид?! Вы опять пьяны! Неужели так трудно хоть изредка сделать вид, что вы приличный человек?

Мартынов вздохнул с притворным раскаянием и стащил с головы свою засаленную кепку: он где-то слышал, что приличные люди, садясь за стол, снимают головной убор. Спрятав кепку под стол, он сложил на скатерти ладони с обкусанными ногтями и уставился на Самарина преданными слезящимися глазами. Под глазами висели предательские синеватые мешки, а белки глаз имели розоватый оттенок, и Самарин подумал, что Мартынова все-таки придется, к сожалению, менять. Работать Мартынов умел, а найти другого такого, как он, было сложно. Но Мартынов пил, и, судя по его виду, дело зашло далеко, а Владлен Михайлович еще не настолько выжил из ума, чтобы доверять алкоголику.

– Вот что, Станислав, – строго сказал он, глядя Мартынову в переносицу. – Предупреждаю вас в последний раз: или вы бросаете пить, или мы расстанемся навсегда. Если вам так уж хочется спиваться, занимайтесь этим на воле, без ущерба для дела.

– Да господь с вами, Владлен Михайлович, – горячо забормотал Мартынов, прижимая ладони к своей щуплой груди, – что вы такое говорите! Да разве ж я… Ну, есть грех, выпил пивка, но это же не значит…

Просто жара сумасшедшая.., вы же понимаете…

Самарин продолжал молча смотреть ему в переносицу, и под этим тяжелым взглядом Мартынов сник, смешался и наконец замолчал вовсе, смущенно уставившись в клетчатую скатерть.

Посверлив его взглядом еще несколько секунд, Самарин тоже опустил глаза и сделал глоток из своей чашки.

– Ладно, – сказал он уже другим тоном. – Довольно об этом. Я вас предупредил, а решать вам.

Мне не хотелось бы расставаться с таким толковым работником, как вы.

Мартынов вскинул на него глаза и открыл рот, но Самарин остановил его нетерпеливым жестом.

– Поговорим о деле. Что с кораблем?

– С кораблем все в порядке, – обрадованно зачастил Мартынов. – Матчасть в идеальном состоянии, команда набрана, группа укомплектована – хоть завтра в море.

– Срок отплытия не изменился?

– Как можно! У нас солидная фирма… Впрочем, насчет фирмы вы в курсе: она ведь не столько наша, сколько ваша.

– Да тише вы, идиот… Где корабль?

– В Ильичевске. Мелкий косметический ремонт – там подмазать, здесь подкрасить… Ребята наводят блеск, чтобы все было как положено.