Ищу предка
Шрифт:
Ф. Шиллер: «Искусство — незаинтересованное наслаждение», не связанное с грубым материальным интересом. Значит, оно возникло из наиболее примитивной, древнейшей формы «бескорыстного удовольствия» — игры.
Игры были и у животных и у обезьянолюдей. Но неясно, отчего, в связи с чем звериные игры могли превратиться в высокое человеческое искусство. Тот, кто рисовал бизона в Альтамире или быков в Зараут-сае, конечно, испытывал «чистое удовольствие» художника, но только ли? Как понять тогда, что лучшие кроманьонские шедевры, находившиеся в темных, иногда не заселявшихся пещерах, порой
Гаузенштейн (немецкий искусствовед): «Великолепная, дерзкая небрежность этих форм имеет… что-то спортивно-изящное, джентльменское». Рисовали, «если погода мешала охоте», из чисто эстетические побуждений.
Вроде бы чепуху говорит Гаузенштейн, но живость, свежесть искусства схвачены верно. Так что чепуха не стопроцентная.
Бегуэн (известный исследователь пещер): «Если бы искусствоведы полазили вместе со мной сотни к тысячи метров по трудно достижимым закоулкам пещер, они быстро изменили бы свою точку зрения на существо искусства каменного века как «искусства для искусства».
Конечно, Бегуэн прав!
С. Рейнак (другой французский исследователь): смысл древнейшего искусства — магия, колдовство древних охотников.
Этот взгляд поддержали большинство французских исследователей, лазивших по пещерам.
Конечно, они знают, что говорят!
Г. Кюн (крупный специалист по первобытному искусству): магия, религиозные обряды у первобытных племен ведут обычно к отвлеченному, нереалистическому, стилизованному искусству. Но рисунок древних пещер слишком свеж и жизнерадостен — какая уж тут магия, религия?
Но ведь действительно у первых художников не чувствуется тяжелой, унылой печати религии, обряда. Пожалуй, ни один из так называемых первобытных народов XIX–XX веков не рисовал так хорошо и живо, как кроманьонцы или люди мезолита (исключение — бушмены).
А. С. Гущин (советский исследователь, писавший в 20–30-х годах): искусство порождено первобытной магией и развитием коллективного трудового процесса.
Это правильный, материалистический подход. Это правда. Но вся ли правда?
Все ли причины, корни происхождения искусства умещаются в этой формуле?
Выходит, «о вкусах не спорят», но спорят (еще как!) о происхождении вкусов!.. Скажите, наконец, археологи: так для чего и отчего они рисовали?
А археологи отвечали мне тогда и позже:
— Была охотничья магия, но не слишком развитая, не слишком темная и мистическая, чтобы ослабить свежесть наблюдений, рисунков, красок.
И конечно, была у древнего жителя пещер и внутренняя потребность — творить, воссоздавать окружающий мир…
— И все-таки не ответили вы, отчего кроманьонцы не рисовали самих себя, а зараутсайцы рисовали?
— Ответим. У пигмеев, австралийцев и других народов известен охотничий обряд: чертится контур зверя, которого должно убить. Затем следует заклинание или пляска. В какой-то миг (у пигмеев — когда солнечный луч касается края изображения) художник или один из его соплеменников метает в рисунок копье или стрелу. Обряд окончен… Что здесь происходит? Австралийцам и пигмеям человека рисовать не нужно. Художник собственной персоной является частью картины. Вероятно,
у кроманьонцев автор и нарисованный зверь тоже составляли как бы одну систему «человек — картина».— Система, давно утраченная человечеством!
— Да, уже обитатели древнего Зараут-сая, как и других частей мезолитического мира, людей рисуют, то есть себя за часть картины, очевидно, не принимают.
Что ж, выходит, они поумнели, научились лучше понимать, обобщать, абстрагировать, нежели их ледниковые предки.
— Понимать и абстрагировать стали лучше, а рисовать похуже?
— Да, с нашей сегодняшней точки зрения… Но с этими «лучше», «хуже» казусы случаются: искусствоведы XIX века обругали знаменитую бушменскую фреску (несущиеся в беге фигурки воинов), а сегодня специалисты ею восхищаются и находят в ней черты совершенно современного по стилю произведения.
— Ну, не будем толковать: «лучше», «хуже», хотя почти всем больше нравятся пещерные старики, нежели мезолитическая молодежь. Но отчего же все-таки, объясните мне, фигуры людей, зверей стали более обобщенными, стилизованными?
— Видно, «распалась цепь времен», утратилось свежее единство человека с природой. Скотоводство, земледелие усиливало человека, но при этом разъединяло его с природой; он забывал многие из ее голосов, которые слышал прежде, идя на охоту. К тому же с годами усиливались магия, мистика, религия… В самом деле, у бушменов и эскимосов-охотников реализма в рисунках и гравюрах много больше, да и склонность к живописи велика по сравнению «с культурными соседями». Зато «первобытные народы», меньше занятые охотой, рисуют меньше и хуже. Не посвященным в их тайны не понять, отчего перекрещенные линии — это кенгуру, а кривая, волнистая линия — стадо буйволов.
— Так это же зачатки письменности.
— Да, письменность. В средневековой Японии лучшие каллиграфы почитались наравне с выдающимися художниками!
И еще несколько дней мы объезжаем угрюмые долины, взбираемся на перевалы, разглядываем желтые скалы. Археологи спрашивают стариков о пещерах с кремнями, пещерах с рисунками.
«Есть еще пещеры», — кивают старики и долго объясняют дорогу; археологи записывают и уж видят новый Тешик-Таш и новый Зараут-сай.
А кстати, надо или не надо искать — в земле, в горах, на дне?
Кощунственный, идиотский вопрос. На территории СССР насчитывают не больше тысячи палеолитических стоянок, в том числе самых древних — неандертальских — около 200. Это очень мало. Каждая находка сверхдревних следов человека — событие в науке!
И что же делать археологу, как не искать?
Открытия археолога (и вообще историка) бывают трех видов.
Первый вид — новые факты:
Еще один отзыв о Пушкине.
Еще одно имя древнеримского солдата.
Еще один черепок, курган.
Еще одно рубило.
Второй вид — новые научные методы:
Статистика, примененная к тому, что «не счесть».
Подсчет возраста дерева или золы по С-14 (радиоактивному углероду).
Другие физико-химические методы датировки.
Археологическая разведка при помощи аэрофотосъемки.
Третий вид — установление общих исторических закономерностей.
Какой из трех важнее?
Все важно: без фактов — голод, без новых методов, общих закономерностей — слепота.
Историк, максимально честно описывающий новые факты, делает, конечно, громадное дело, но…