Исход. Апокалипсис в шляпе, заместо кролика

И всем тут начинают вспоминаться до сегодняшнего дня несущественные детали в поведении Аввы, и разные мелочи, которые он на некоторое время позаимствовал у них. И если сложить все эти мелочи вместе, то это уже никакая не мелочь, а тут целое состояние выходит (так на практике реализуется принцип нахождения целого через первоначальное его разделение на мелкие части). А вот куда собрался деться с этим состоянием Авва, то это не вопрос для человека с состоянием – да за тот же горизонт, где его потом только и видели. – Так вот почему Авву так интересовал вопрос расстояния до горизонта! – осенила догадка всех вокруг людей. – Для его расчётов, как нас тут всех кинуть в неоплаченном долгу, нужны точные цифры. – И озарённые этим открытием подлой сущности Аввы люди, так цепко в спину Аввы посмотрели, а руки у них сжались в кулаки, что у Аввы спина вспотела, так его обдало жаром.

Правда среди этого общего мнения на Авву, нашлись и не так крепко на его счёт думающие люди. И им такой ход мысли Аввы в некотором роде показался заманчивым и в чём-то даже логичным. – А Авва не такой уж и простак. – Подумали эти не крепкие умом личности, с досадой также подумав, как они так неразумны и нерасторопны как этот Авва.

А Авва и сам понял, что сболтнул лишнее, и теперь судорожно соображал, как отговориться от обвинений в отступничестве, которые непременно возникнут. И при этом ему соображать нужно немедленно, а иначе …Он сам знает, что с ним будет. – Я это…думал…– сбиваясь на слова, было заговорил Авва, но на этом всё, Моня его в одно своё вопросительное замечание заглушает. – Ах, вон оно что! Он у нас сам думал. Ну, тогда понятно. Только одно непонятно, как это тебе разрешили так разбрасываться мыслями. Ведь у вас в семье есть, кому думать? – от души рассмеялся Моня, к чему тут же присоединилось огромное количество его сторонников. А вот у этого расчетливого Аввы сторонников не было и ему пришлось в одиночестве быть осмеянным.

– А теперь серьёзно. – Утихомиривает смех Моня и, обведя взглядом толпу своих сородичей, остановившись в конце на Авве, пускается в объяснения. – Пустыня, по которой мы все с вами идём, помимо всех трудностей, которые встают на нашем пути и которые мы мужественно преодолеваем, наиболее опасна своими миражами. Которые стараются манипулировать нашим сознанием и направляют наше разумение на ложный путь. И все эти расчёты, которые нет, да и возникнут в наших головах, всё пустая трата времени. И указанный мной горизонт, нельзя определить простым визуальным образом, для его узнавания требуется иной подход. – Моня сделал необходимую для себя паузу, чтобы продохнуть. Затем приподнялся на примеченный им рядом бугорок и, указав рукой внимающему ему народу на бесконечность пустыни вокруг, заговорил:

– А так как всё вокруг подчас иллюзорно и нельзя быть полностью уверенным в том, что видимость указывает твоим глазам, то в этих условиях нужно полагаться на образное восприятие окружающего мира. Где наша реальность будет определяться из двух констант – действительности, которая может себя подтвердить путём осязания, и нашего домысливания на основе нашего доверия к этой реальности. – На этом месте Моня присаживается, зачерпывает в руку горсть песка и, пересыпая песок из одной руки в другую, продолжает свой рассказ. – И если этим новым, образным взглядом посмотреть на эту пустыню, то она представится нам в образе песочных часов. А горизонт, так не дающий нам покоя, это образно, узкое горлышко, через которое пересыпается песок из одной чаши часов в другую. И как только чаша нашего терпения переполнится, то тогда мы и придём к нашей конечной цели. – Моня досыпает весь песок из одной руки в другую, и, держа эту руку с песком, поднимается на ноги. После чего он опять окидывает взглядом собравшийся напротив него народ и спрашивает его:

– А теперь давайте ответим себе на вопрос. Переполнилась ли наша чаша терпения или ещё нет? – Моня целеустремлённо смотрит на Авву, который уже и не хотел больше влезать в большую политику, но сейчас он оказался на её переднем крае и этот взгляд на него Мони, требует от него ответа. Ну и Авва, в свойственной ему манере, как всегда себе на уме и он не прислушивается к общему мнению и людскому настрою, – а там, в общих рядах нет разброда во мнениях, а все как бы сплотились в своей поддержке Мони, – вместо того чтобы выразить, если не полную поддержку Моне, а хотя бы придержаться нейтралитета, – ты, Моня, нас сюда завёл, тебе нас и выводить отсюда, – начинает задаваться вопросами.

– И как это понять? – прямо зубы у кого-то скрипят от такой упёртой настойчивости Аввы. Ну а у Мони такая предсказуемость и последовательность Аввы в отстаивании своих глупостей (по другому Моня не может назвать то, что сейчас делает Авва), вызывает свою симпатию, – это неплохо, когда знаешь, чего от человека ждать, – и он больше не делает его посмешищем, а относится к нему с пониманием – ничего не вижу плохого в том, что человек, прежде чем брать на себя, может быть, неподъёмные обязательства, хочет во всём разобраться.

– Решим этот вопрос на моём примере. – Даёт ответ Моня.

И опять Авва за своё. – И как? – А вот это уже лишне, и Авва мог бы и воздержаться от дальнейших вопросов. Но Моня сдерживается и крепится в лице и от желания воздать этой затычке в каждой дырке Авве, по его любопытным заслугам – Моне так и не терпится щёлкнуть Авву по его носу, терроризующему своим любопытством всю округу.

– И как? – задастся вопросом Моня, заглянув в ноздри Аввы полных волос, после того как он щёлкнет того по носу.

– Сопливится и вроде как из крана потекло. – Сказал Авва, глядя в небеса из своего лежачего положения, в пыли песка, куда Авва был отброшен этим щелчком.

– Где? – ничего такого не замечая за Аввой, задастся вопросом Моня.

– Почему-то не там, где мне воздалось за моё любопытство, а куда как ниже. – Посмотрев на себя под горизонтальным углом, с выдохом облегчения сказал Авва. Чем немедленно отторгнул от себя Моню, не ожидавшего от Аввы такой несдержанности в выражении своих чувств. Вот он в отличие от него, умеет сдержаться и не давать волю своим чувствам и эмоциям, даже тогда, когда кажется этого невозможно сделать. И вот почему Авве никогда не удастся поставить Моню в неловкое положение своим не сдержанным поведением – Моня всегда сдержится и не даст выхода своим крепким эмоциям.

Между тем Моня даёт свой ответ на это повторное вопрошание Аввы. – Если у вас уже нет сил меня терпеть, то давайте в проводники выберем кого-то другого. Да того же Авву. – Сказал Моня, указующе посмотрев на Авву. И теперь все смотрят на Авву, слегка разгорячившего в лице от этого внимания к себе, и оценивают его шансы стать проводником к светлому будущего всего их народа.

А так как этот вопрос не праздный и от его решения очень многое зависит в будущем, как в общем и само будущее народа, то заинтересованный в своём будущем народ, со всех сторон Аввы подошёл к рассмотрению этого вопроса. И понятно, что Авве не стоило ждать, что на него будут смотреть с долей поблажки к его молодому возрасту и то, что он симпатичен лицом. А всего этого не только недостаточно, чтобы в него поверили, а скорее даже минус, чем плюс. – Нет в нём того обстоятельного и рассудительного разума, которым славится всякая обелённая возрастом мудрость. – Сразу приметили эту молодость длиннобородые и все виски в белизне, патриархи этого движения.

– А слащавость в лице, только всё портит и не внушает уважение к власти. – Ещё добавили от себя эти патриархи мысли, все лицах в морщинах.

Правда были и те, кому эта идея с Аввой во главе народа, показалась не столь глупой – это был сам Авва и люди на несколько шагов вперёд думающие и по человеческому опыту жизни знающие, что человеческий век не долог и на смену одним патриархам приходят другие, в данный момент ещё молодые. – А Авва, чем в будущем не сменщик уже не столь молодого Мони? – мигом рассудили эти дальновидные люди, решив всё же пока обождать время и выжать из Мони всё что можно. – Вот когда Моня полностью себя исчерпает, и возможно, с нашей или божьей помощью, себя дискредитирует, то тогда можно будет подумать и о новом сменщике. – Решили в итоге эти патриархи мысли и попросили Моню не бросать их и вести до самого конца.

– Мы, – сказали эти патриархи, – Моня, в тебя как никогда верим, а ты значит, даже не думай, не оправдать возложенных нами на тебя надежд. И не забывай, что именно надежда умирает последней. А вот кто перед ней, мы надеемся, тебе не нужно и не потребуется холодной ночью объяснять.

В общем, все решили ещё чуть-чуть потерпеть Моню. И Моня, мотивированный напутственным словом патриархов их общего движения, взял на себя бразды управления этим движением.

********

Но давайте вернёмся к нашему повествованию, тем более, чем всё дальше закончилось, все прекрасно знают (и не важно, что думают люди с недовольными лицами, считающие, что Моня совсем не туда завёл свой народ, куда бы хотели они – в тупик общего непонимания этих людей и произошедшего).