Иск
Шрифт:
— Но разве в мире мало людей, которые остро нуждаются в помощи? Может быть, еще острее, чем ваш бог? Почему вы не служите им?
Гуннар нахмурился и долго шел молча.
— Вы думаете, я никогда не задавал себе этот вопрос? Это непростой вопрос… Но когда пытаешься служить людям, душа всегда оказывается в смятении: почему тому, а не этому. Служа одному, вызываешь зависть и ненависть других. Нет, чистая любовь может быть обращена только к тому, кто вне нас…
— Значит, вы уходите от людей?
Гуннар помолчал, едва заметно пожал плечами.
— Люди… Наверное, вы
— А отец?
— О, не подумайте, что я равнодушен к отцу. Просто с годами мы все меньше становились нужны друг другу. Особенно после смерти матери…
— Вы хотите сказать… что я…
— О нет! Нет, нет! Пожалуйста, не думайте, что я ревновал отца к вам! Он любит вас, и за это я вам благодарен…
Нет, дерево на скользком склоне было плохой опорой. Может быть, она и поделилась с ним горем, но все равно горя оставалось в ней слишком много, чтобы выжить.
— Я понимаю, — пробормотала она. — Может быть, вы правы. Может быть, удобнее служить придуманному богу, чем пытаться помочь отцу. Тем более, что помочь ему, наверное, невозможно…
Гуннар несколько раз медленно кивнул, и Луизе показалось, что в глазах у него стояла боль.
— Простите, — сказала она. — Я не хотела…
— О, не извиняйтесь… Я понимаю вас… — Гуннар еще больше ссутулился и зябко запахнул свой грубый толстый плащ.
— Спасибо, — пробормотала Луиза, — я, пожалуй, пойду к автобусной остановке. Пока еще светло…
— Нет, Луиза, вы останетесь. Хотя бы на несколько дней. У нас есть свободные комнаты.
— Но…
— Здесь же не монастырь. К тому же старший отец поймет…
Луиза лежала в темноте на узкой жесткой кровати. В комнате слабо пахло человеческим потом, сухими травами, тоской. Откуда-то издалека донесся собачий брех.
Все было бессмысленно. Не надо было тогда играть с собой в прятки на мосту. Не надо было судорожно карабкаться вверх по скользкому склону. Зачем растягивать отчаяние? У Гуннара хоть есть свой бог. Бог, которого нет. Может быть, именно это его больше всего и привлекает. Коммуна Отцов… Это они отцы бога… Может быть, им легче быть отцами несуществующего бога, чем остаться в жизни и стать отцами живых существ… Во всяком случае, спокойнее.
Ей вдруг почудилось, что за дверями кто-то стоит. Она приподнялась, прислушалась. В дверь тихонько постучали.
— Кто там? — шепотом спросила она.
— Это я, Гуннар, — так же шепотом ответил голос из-за двери. Вот тебе и служение богу, зло подумала Луиза. И это — сын Ника…
— Не бойтесь, Луиза, — тихонько сказал Гуннар и осторожно закрыл за собой дверь. В своем плаще он был невидим в плотной темноте. — Вы разрешите мне сесть?
— Да, — пробормотала Луиза.
Он сел на краешек ее кровати, и она отодвинулась, чтобы не касаться его спины.
— Я не мог заснуть. Я все время думал об отце… И я вдруг вспомнил о человеке, который жил у нас почти полгода. Но он не смог здесь остаться. Он ушел, потому что в нем не было любви. Его отец — редактор одной из газет в Шервуде… Кто знает, может быть… По крайней мере, Уолтер всегда выслушает вас…
Стыд,
словно горячая маска, обдал ее лицо. Как она могла подумать…— И вы поедете со мной? — спросила она.
— Не знаю, скажу вам честно, мне нелегко на это решиться…
— Почему?
— Мне двадцать девять лет, и только два года назад я начал приближаться к цели. Я… просто боюсь. Здесь… здесь мне кажется, что я на верном пути. Я иду к цели. А там… там может закрутить, понести. И не будешь знать, куда выбросит тебя поток. Там страшно. Чуждо все… Люди как клубок змей. Злых, шипящих, вечно готовых к укусу. — Он перешел на шепот: — Я боюсь людей, не понимаю их. Зачем эта суета, к чему? — Он глубоко, прерывисто вздохнул: — О, как мне не хочется уезжать отсюда…
— Я прошу вас, — прошептала Луиза. — Даже если это бессмысленно. Это ведь ваш отец.
— Спите, Луиза, завтра утром мы поедем с вами в Шервуд.
Уолтер Брюгге посмотрел на Гуннара, усмехнулся и сказал:
— Знаешь, я до сих пор тоскую о нашей жизни там…
— Ты не мог оставаться, я первый сказал тебе об этом.
— Да, ты понял это раньше меня.
— Я хотел просить у тебя помощи, Уолтер. Я приехал не один. Внизу ждет близкая приятельница моего отца. Она расскажет тебе одну из самых фантастических историй, которые можно только вообразить.
Уолтер подозрительно посмотрел на Гуннара:
— И ты… привез ее, чтобы я услышал какую-то историю?
— Нет. Может быть, ты сумеешь помочь моему отцу. Если ему еще нужна помощь.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я не знаю, жив он или нет. Скорее всего, нет.
— И ты не можешь узнать? — Он потянулся к телефону. — Сейчас я позвоню в справочное досье нашей газеты. Ты не представляешь, чего они там только не могут отыскать!
— Я тебе скажу, что тебе ответят. Что Николас Карсон, известный ученый-физик, умер от рака легкого в клинике профессора Трампелла.
— Ничего не понимаю.
— Он умер и он не умер одновременно. Ты выслушаешь эту женщину?
Уолтер Брюгге не любил своего отца. Его бесила его беспредельная самоуверенность, твердая и стойкая убежденность в том, что он послан всевышним на грешную землю открыть людям глаза. Он не просто зарабатывал на информации, он священнодействовал. И вместе с тем Уолтера не покидало какое-то зудящее стремление доказать отцу, что и он кое-что понимает. Пусть просто как газетчик. Но понимает. И может быть, не хуже отца.
Он посмотрел на Гуннара. Интересно, что это за история, которая заставила Гунни выползти из Драйвэлла? И что за чушь он несет?
— Так где же твоя знакомая?
Через минуту Гуннар вернулся с Луизой.
— Уолтер Брюгге, — сказал Гуннар, — а это Луиза Феликс. Луиза, Уолтер выслушает нас. В конце концов, он газетчик, сын газетчика, и еще неизвестно, кто кому оказывает большую услугу. Он — нам или мы — ему.
— Садитесь, пожалуйста, в кресло, — сказал Уолтер Брюгге.
— Если вы разрешите, я включу магнитофон. Хотя я и сам надеюсь не пропустить ничего. Мой друг Гуннар так ловко возбудил мое любопытство, что оно переполняет меня.