Искалеченный мир

— Ох ты, ёпт! — изумлённо выдохнул Книжник. — Вот это мы приехали…

Лихо сперва не поняла, что он имеет в виду, с удвоенной настороженностью разглядывая дорогу. На заднем сиденье глухо выматерился Арсений Олегович, и блондинка вдруг увидела, что так поразило пассажиров «Горыныча».

Впереди, метров через триста, земля была абсолютно, нестерпимо белой. «Родимое пятно Сдвига», диаметром несколько километров. Самое большое из всех, которые им приходилось встречать. Гарантированные головные боли, лютая тошнота и другие телесные «блаженства». Не сию минуту, естественно, но через час-другой — точно. Во всяком случае, по прежним параметрам сдвигового бытия. Нельзя быть уверенным, что время ожидания не сократилось вдвое. Или втрое. Или вообще имеется.

— Что делаем? — Книжник повернулся к Лихо: в глазах мельтешили искорки растерянности. — Что делаем? Что делаем?

— Ишь, заклинило тебя. — Блондинка затормозила, завидев, что «Двойная Ярость» начинает сбрасывать скорость. — Ты мне ещё в долгосрочную истерику впади. Заткнись, сказала!

Очкарик замолчал. Из УБК выбрался Алмаз. Шатун вернулся к «Горынычу», безо всякого воодушевления глядя на Лихо.

— А что вы на меня уставились? — Лихо высунулась в окно внедорожника, краем глаза наблюдая, как далеко впереди копошится грандиозная свора разномастного зверья. Пока ещё не принимающая еле заметные машинки и людей за какое-то подобие угрозы. — Думаете, что я волшебные слова знаю? Знаю. «Я так же очкую, как и вы». Конец цитаты. Все довольны? А теперь, хлопцы, — разбегаемся по своим местам. За нами — Суровцы. Отступать некуда.

Хлопцы вернулись на свои места, наверняка став в душе вдвое злее, чем были до этого.

— На великорусский «авось» ещё никто табу не наложил. — Лихо вдруг фыркнула почти разъярённо. — Авось не окочуримся раньше времени.

Книжник деловито сплюнул в окно и следом за плевком выставил ствол «дыродела», сняв автомат с предохранителя.

— Подмени. — Блондинка покинула водительское место, уступив его селенгинцу. — Одними разговорами сыт не будешь. Тут зримый пример требуется. Очкастый, ты бы лучше из люка торчал, пользы больше будет… Всё, не скучайте.

Зримый пример, кроме бескомпромиссного настроя, был укомплектован украинским «Вепром» с подствольным гранатомётом, нашедшимся в закромах селенгинцев. А также тремя «УРками» на поясе и неизменным «потрошителем», уцелевшим после всех потрясений. Наточенным, конечно же, не до состояния новой радости Шатуна, пришедшей на смену утраченным в «мутантограде» тесакам, но любовно и с особым тщанием.

Боевой порядок принял конечную форму. «Двойная Ярость» — чуть впереди, остальные три машины — позади. Образовывая ромб, ощетинившийся автоматными дулами во всех направлениях. Подобное передвижение, безусловно, ограничивало свободу действия задних «Кордов» УБК, но тут уже ничего не попишешь. Всё заранее строилось на том, что основную огневую мощь боевого комплекса берёт на себя Алмаз. Шатун и Лихо держались неподалёку от «Двойной Ярости», дополнительно прикрывая фланги. Арсений Олегович уверял, что понятие «застрять» для боевого комплекса — вещь несуществующая. На то он и универсальный. Пройдёт везде — не с помощью гусениц, так на ногах-опорах, умеющих выполнять даже прыжки в высоту до полуметра. Поэтому ставка изначально делалась на него, Шатуна, Лихо и ещё — «Горыныча», доказавшего свою без малого всепроходимость. Местность, на которой размещался город, несмотря на обработку аномалиями, была неровной, сопочной. Вверх-вниз, вверх-вниз. Нужного ориентира — головы дедушки Ленина — видно не было. Двигаться приходилось не то чтобы совсем наугад, но отчасти. Две другие машины тоже были неплохими внедорожниками, но всё же недотягивающими до бронированного монстра.

«Пошли». Лихо махнула рукой, и «ромб» тронулся.

Книжник, последовав совету блондинки, покинул переднее сиденье и стоял, высунувшись в верхний люк, сосредоточившись на своём секторе. Совет Лихо был дан не зря: внедорожник при езде потряхивало нещадно, и о какой-либо прицельной стрельбе не могло быть и речи. Так, наудачу. Неплохо было бы поставить сюда второго Алмаза, да где ж его взять-то? Ну не нашлось в «Утопии» аппарата по скоростному клонированию, а так бы — развернулись на всю катушку. Штампуя первое и единственное подразделение СмерС. Смерть Сдвигу. Сон Книжника, к сожалению, оказался нисколько не вещим, увы и ах…

— Начальный ориентир — здания речпорта. — Голос Батлая прозвучал в «пузыре» Алмаза чётко, без помех. — Оставляешь его слева и двигаешь по прямой. По обстоятельствам, естественно, но держись того направления. Если всё пройдёт гладко, то ещё метров восемьсот, и мы в дамках.

«Родимое пятно Сдвига» начиналось на левом берегу Селенги, чуть раньше прежнего русла.

«Здравствуйте, девочки. Здравствуйте, мальчики… — Алмаз держал чуть больше десяти километров в час, иногда поглядывая на друзей, бодрой трусцой бегущих неподалёку. — Драку заказывали? Предоплата была стопроцентной, поэтому — не колышет».

Первые два десятка созданий Сдвига, поодиночке и небольшими группами бросившихся встречать людей, опять покрошил Шатун. Высоколегированная сталь даже без включения лазерных примочек резала отменно. Неестественная белизна почвы окрасилась бурым, красным, желтоватым, серым. Двадцать разнообразных препятствийзастыли на ней кусочками мозаики, которая только начинала складываться. Мозаики смерти.

«Сдохни ты сегодня, а я — завтра». Алмаз придавил обе гашетки, и синхронные очереди из «Кордов» расчистили пространство впереди. Разметав в стороны несколько дюжин тварей. УБК съехал вниз, начиная преодолевать четыреста с лишним метров русла Селенги. Концентрация фауны в самом русле была ещё не слишком высокой. На высохшем дне реки были видны ржавый буксир, развёрнутый поперёк русла, и ещё какая-то посудина помельче, лежащая на боку.

Пятьдесят метров, сто, двести. Левый, немного террасированный берег русла уже остался позади, и «Двойная Ярость» неторопливо ползла вперёд. Дно было пологим, состоящим из слежавшегося за многие годы песка с примесью гальки.

«Налетай, убогие». Алмаз без особого злорадства израсходовал ещё с сотню патронов, пробивая путь дальше. Тварям явно не нравилось вторжение, но после убедительно-блистательного дебюта детища ВПК они не торопились скопом кидаться на дуло «Корда». Попытки одиночек-камикадзе и крохотных групп пресекались моментально. Со стороны машин за всё это время донеслось только три-четыре очереди, что свидетельствовало о низкой активности нападающих.

«Неужели проскочим? — У стеклореза нестерпимо зачесалось под правой лопаткой, и он заёрзал спиной по креслу. — Чтоб мне так жить…»

УБК пошёл на подъём, выбираясь из русла; сзади взрёвывали движками внедорожники, которым приходилось похуже, но и они медленно, но верно выбирались на правый берег.

А потом начался ад.

Было непонятно: то ли они пересекли какую-то незримую границу, за которой у тварей пропадала всякая и всяческая опаска, то ли причина произошедшего крылась в чём-то другом. Но живая волна хищных фигур, в которой, как в адском коктейле, перемешались камнерезы, попрыгунчики, гейши, ещё какое-то знакомое и незнакомое зверьё, нахлынула на «ромб». Огрызнувшийся автоматным и пулемётным огнём.

Книжник даванул спусковой крючок «дыродела», лупя от пуза, почти не целясь, и несколько приближающихся фигур вразнобой сбились с ритма. Кто кувыркнулся в сторону, издавая визг и скулёж, кто — совсемуж невезуче наткнувшись на пулю, замер на месте. Арсений Олегович методично поддавал жару из дробовика, заряженного картечью. Грудь «баюна» — вертлявой паскуды, владеющей зачатками гипноза, сумевшей миновать щедрую раздачу «гостинцев» очкарика, лопнула тёмно-красным в полутора метрах от «Горыныча». Книжник, широко размахнувшись, метнул «УРку» и следом — вторую в сторону целой ватаги набегающих гадов. Живописно разметало двух-трёх, остальные шарахнулись по сторонам, вереща и подвывая. Внизу ещё два раза харкнул дробовик старого учёного. Книжник поднял оружие, высматривая первостепенный участок приложения усилий.

С крыши замыкающего «ромб» старенького «УАЗа Хантера» жахнул язык ярко-оранжевого пламени. Огнемётчика поддерживали сразу из трёх стволов, расчётливо, экономно. Твари, кому повезло, — отскакивали, яростно шипя от полученных ожогов, но продолжали смыкать круг. «Ромб» двигался, неторопливо, но двигался. Двадцать метров, пятьдесят, сто…

Алмаз старался не сорить патронами, но даже с учётом его дара они таяли чуть быстрее, чем бы хотелось. Он чувствовал, как внутри него тикает некий учётный механизм, соотносящий количество потраченных патронов и длину пройденного пути.