Искалеченный мир

— Изумительная безупречность логики, — пробормотала Лихо, нащупав лежащий в кармане деактиватор. — Нет, я собиралась его на первой же барахолке обменять на фуфырик огуречного лосьона. Если, конечно, такой сыщется в наше время. И нажраться до невменяемости. Ты ведь мне веришь, Знаток?

— Изумительная утончённость юмора: — Герман начал плавно поворачивать руль, вписывая машину в поворот. — Но, продолжая логически развивать твоё предыдущее высказывание, мы получаем следующий вираж сюжета. Так как огуречного лосьона сейчас не сыскать, даже в обмен на мою жизнерадостность, то остаётся только одно. Пойти и употребить его по прямому назначению. Не лосьон. Деактиватор.

— Найти бы человека, который тебя на кривой «кляксе» объедет, — сказала Лихо. — В точку, Знаток. В самую что ни на есть точку.

— Я так полагаю, что координаты точки вам известны?

— А как же… Книжник, вноси дополнения.

Очкарик без промедления извлёк из глубин своего «харда» нужный файл и ознакомил Германа с его содержимым. Замолк, ожидая ответной реакции.

— Путь неблизкий, да всё буреломами, — Знаток вынес свой однозначный вердикт и почесал бороду. — Сколько, говоришь, времени до полного экстаза неконтролируемой халявы осталось? С месяц?

— Не больше месяца. — Лихо покривила губы. — Я, если честно, на Андреича рассчитывала. Мы, хоть люди не криворукие, но у него всё же связи и тому подобная амброзия. Сам понимаешь, ему поверили бы гораздо быстрее, чем нам всем вместе взятым… Тем более что всё это в большей степени смахивает на полную и законченную шизофрению. В крайнем случае — на фантастический рассказ, коллективное творчество отделения для детей с задержкой умственного развития. Если бы я не умела отличать правду от остальных побрехушек, то сама ни за что бы не поверила…

— Истину глаголешь, дитя моё. — Герман задумчиво крутил руль, «Горыныч» уверенно мчал по знакомым пейзажам, приближаясь к Замурино. — У Андреича была шикарная перспектива возглавить крестовый поход против этой опостылевшей прозы бытия. А уж как я буду скучать по его фирменному первачу, ты просто не представляешь…

На несколько минут воцарилось тягучее, неловкое молчание, впереди замелькали окрестности Замурино. Знаток сбросил скорость, превратившись в живой сканер, прочёсывающий прилегающую местность. Как, впрочем, и весь остальной экипаж внедорожника. Признаков жизнедеятельности видно не было. Вообще никаких.

— Или это не слишком искусная западня. — Герман оторвался от созерцания крохотного поселения. — Или здесь стряслось что-то, не укладывающееся в широкоформатные рамки моего жизненного опыта. Больно уж тихо, полное благолепие… Как на погосте.

— Всеобщая точка зрения высказана в полном объёме. — Алмаз ещё раз пробежался взглядом по виднеющимся как на ладони строениям. Замурино в ярких лучах розоватого дневного светила производило впечатление если не ужасное, то вполне гнетущее. Несколько кирпичных домишек, пара качественно проржавевших, но пока ещё худо-бедно годных ангаров, исполняющих сразу несколько функций, вроде склада, гаража и прочих социально необходимых элементов. И единственная пятиэтажка, точнее — бывшая пятиэтажка, у которой почти полностью был снесён пятый этаж. Всё бы ничего — по Материку хватало таких вот напрочь заброшенных, опустевших островков, дававших людям кров и какое-нибудь занятие, с помощью которого можно было иметь свою корку ржаного. Но сидящая в «Горыныче» пятёрка чётко знала, что ещё вчера в Замурино если не кипела, то вполне побулькивала размеренная «жизня». Не могло в Замурино не остаться вообщеникого, хотя бы один «пешеход», если предположить то, что Всплеск достал до поселения, — просто обязан был болтаться здесь, похабя бытие своим небытиём. Что здесь стряслось? Что?

— Едем дальше? Или сделаем короткую остановку? — спросил Герман. — Я высказываюсь «за». Если коллектив «против» — продолжаем колесить.

Лихо коротко переглянулась с полуобернувшимся к ней Алмазом, Шатуном. Кивок, кивок, кивок.

— Лады. — Лихо выразительно посмотрела на Знатока. — Объявляется вылазка. С целью пополнения продуктового запаса. Идут Алмаз с Шатуном, остальные остаются на месте. Возражения есть?

Каким-то подобием возражения робко попытался разродиться Книжник, но был мгновенно приведён в чувство выкашивающим все ростки инакомыслия убийственным взглядом Лихо. Герман барабанил пальцами по рулю, искоса посматривая на примолкшего книгочея, уставившегося в окно с видом человека, потерявшего смысл жизни. Потом хлопнул его по плечу, ободряюще подмигнув.

Повернулся к Лихо.

— Несколько коробок с сухпаем должны находиться во-он там. — Он показал пальцем на ангар побольше. — В комнатухе, рядом со слесаркой. Как заходишь — налево. За остальное не скажу — не знаю… Удачи!

Алмаз на миг опустил веки, благодаря за информацию. Вылез из кабины, привычно перехватывая «калаша» так, чтобы в любое мгновение пустить в работу, не затрачивая дополнительных усилий. Лихо вышла следом, выпуская Шатуна.

— Без геройства, мальчики. Я, конечно, на сто кругов уверена, что вы вдвоём всё Замурино на молекулы раздербаните, если такая надобность вдруг возникнет. Но — не стоит. Тем более что от этого нового набора аномальных изысков смертушкой смердит гораздо резче, чем в недавнем прошлом. Так что без фанатизма, сухпай прикарманили — и обратно. Если его хозяин вдруг объявится, в полном адеквате и здравии, кантуйте сюда, потолкуем с удовольствием. Давайте, ни пуха ни пера!

— К чёрту! — сплюнул Шатун. Алмаз тоже плюнул себе под ноги и двинулся вперёд, наблюдая, фиксируя, сопоставляя. Шатун, страхующий его с помощью аргумента, носящего название «Вепрь-М», с расстояния в полсотни метров и с одного залпа оставляющего от человека что-то невнятное, шёл чуть позади. Замурино приближалось, Алмаз превратился в один сплошной комок нервов — но всё оставалось без изменений. Тишь, гладь, покой… Натянутые, как яйца толкача наркоты в мозолистой ладони Андреича. Давящие, ненормальные.

До указанного Германом ангара оставалось всего ничего — десятка полтора шагов. Алмаз обошёл небольшую кучу битых кирпичей и замер.

Перед ним находилось что-то непонятное, не поддающееся моментальному осмыслению, но вызывающее быстрое появление шершавого, сухого и приличного по размерам кома в горле. Шатун оказался рядом сразу после того, как Алмаз застыл, вглядываясь в непонятную находку. Всмотрелся сам, тряхнул головой, отгоняя внезапно и цепко присобачившийся к душе страх. Закрыл глаза, надеясь, что это ему померещилось, пригрезилось, и перед ним всего лишь продолговатая и довольно широкая рытвина, глубиной примерно в четверть метра, без…

— Да что же это за… — До Алмаза внезапно дошло, чтоон видит перед собой. И его беспощадно и незамедлительно вывернуло на землю, тугими спазмами выскребая из почти пустого желудка всё подчистую. Шатун оказался покрепче и просто отвернулся, не в силах смотреть на эту рытвину, покрытую грязно-красной кашицей, слизью, утерявшей всё сходство с очертаниями человеческой фигуры.

Это выглядело так, словно человека под огромным давлением размазали по земле. Как большим пальцем размазывают по столу или по стене насосавшегося крови клопа. Шатун вгляделся — невдалеке от этой рытвины виднелась ещё одна, и ещё… Да что здесь произошло, вашу мать?!

Алмаз вытер губы рукавом, ощущая во рту стойкий вкус кислятины. Сплюнул, посмотрел на Шатуна, с посеревшим лицом озирающегося вокруг. У самого входа в ангар была видна ещё одна продолговатая вмятина, заполненная всё той же вызывающей рвотные позывы слизью. Начинающей подсыхать и схватываться сверху мелкобугристой, трескающейся, коричневатой корочкой. На которую уже налетали вездесущие крупные, с зеленоватым отливом мухи, почему-то оставленные Сдвигом без каких-либо изменений. А, собственно, что ещё можно ухудшить в обычной трупной мухе?