Искалеченный мир

— А если убрать принципиальные аспекты? — Лихо подначивающе улыбнулась. — В виде платы за сведения. Что останется? Я так полагаю, что какие-то личные претензии…

— Угадали, — нервно улыбнулся редковолосый. — Есть и личное.

— А я тебе больше скажу. — Лихо посмотрела на него практически в упор. — Я не угадываю. Я точно знаю: лепят ли мне прелого бздунчика толстым слоем по всей личности или чистосердечное выкатывают. Веришь — нет, и такое бывает.

— Допустим, верю…

— Молодец. Выкладывай сведения особой важности, и будет тебе материальное поощрение. Не нагрею, не бойся.

— Ствол бы увидеть.

— Увидишь. Не ссы, у Лихо нет привычки надувать по мелочовке. Ссыпай информацию.

— Ваша вещь, скорее всего, у Балаболкина. Эти мальцы под ним работают. Всё натыренное к нему тащат.

— Душевная фамилия.

— Да не… Фамилия у него Бухарин, кличут Колей. А у исторического прототипа как раз такое погоняло и приклеено было. К тому же реальный Николаша тоже языком чешет, аж слюни до Кургана со свистом летят.

— Ладно, это всё лирические отступления. Давай по делу.

— Вы спросили — я ответил. — Редковолосый пожал плечами.

— А дальше что?

— Коля шкетам жратвы подкидывает, если чего стоящего с ротозеев насобирали. Извините, не хотел обидеть…

— Не обидел. Где Балаболкин твой обретается?

— Недалеко отсюда. Но есть одна загвоздочка. Вещички к нему только во второй половине дня потащат. Вечером всё у него будет. Сто процентов.

— Он сам по себе? — спросила Лихо. — Или повыше инстанция имеется? Позубастее?

— Есть человек. Серьёзный. Но, думаю, если всё грамотно отчебучить и только своё забрать — никаких претензий не возникнет. Тем паче, как я понимаю, вы здесь на пээмжэ оставаться не намереваетесь…

— Где он живёт?

Редковолосый назвал адрес. Объяснил, как удобнее проехать.

— А может, с ним лучше по-хорошему договориться? — Лихо задумчиво пожевала губами. — Как думаешь? Предложить правильный обмен, без претензий. Есть такая вероятность?

— В принципе можно, — задумался собеседник блондинки. — Это я как-то упустил. Правда, есть одно «но». Жадноват Колюня. Если поймёт, что вам это позарез треба, последние штаны с вас снимать нацелится. Жлобская натура. Проще пару раз у него перед ноздрями вашим ножичком свирепо потрясти. Жидковат он на такие вещи.

— И что это ты меня так упорно к некрасивому варианту изъятия утраченных ценностей подталкиваешь? — прищурилась Лихо. — А ведь есть у тебя счётец к этой персоне, определённо, душа возмездия жаждет. И занервничал ты неспроста. Только не боишься, что я сейчас осерчаю, что ты нашими руками хочешь обидчику козью внешность забабахать?

— Ну есть у меня обида. — Редковолосый, словно набравшись мужества, глянул Лихо в глаза. — Давно сидит. И если уж выпала возможность, почему бы не воспользоваться? Раз уж наши интересы на данном жизненном этапе совпадают по всем плоскостям и радиусам…

— Крайне логичное замечание, — протянула блондинка. — И ведь что примечательно — не соврал ты мне. Нигде. Бывает же…

— А какой смысл мне врать?

— Есть многое на свете, друг Горацио… Значит, говоришь, сердечный друг Балаболкин сегодня вечером будет иметь на руках искомый предмет. Который мы можем конфисковать у него с минимальным приложением усилий. Не оттоптав нежно лелеемой мозоли серьёзному человеку. Ничего не упустила?

— Всё верно.

— Верно-верно… А не проще нам малолетних поставщиков отловить прямо у Колиной берлоги и отобрать то, что нам принадлежит по праву?

— А если у того, которого поймаете, не будет нужной вам вещи? А остальных спугнёте, и неизвестно, как дальше пойдут события. Не советую. Не потому, что мне страсть как охота, чтобы вы Коле по сытой харе в воспитательных целях заехали. А потому, что оно действительно так может обернуться.

— Каюсь, не подумала, — сказала Лихо. — А что, Балаболкин в своей скупке один находится?

— Есть у него там помощник. Который может пробить лбом любой из контейнеров на Перекрёстке, но не способен сложить один и один. Мясо, короче…

— Ну на таких быков у нас Шатун имеется.

— Смотрите сами. Я всё сказал.

— Ладно, жди. Сейчас тебе принесут твои принципиальные аспекты. Как тебя кличут-то? Это так, на всякий случай.

— Ну Прохор…

— А прозвище? Только не заявляй, что у тебя его нет. У меня вон тоже наличествует. Хотя и мечтала я, что будут меня кликать какой-нибудь Императрицей или там Прелестью, а нарисовалось обыкновенное Лихо. Ну, может быть, не совсем обыкновенное, если уж начистоту… Не жмись, не пойду же я к офису Балаболкина с транспарантом «Тебя вломил Прошка нехороший!». Тайна заговора гарантирована.

— Ну Дутый…

— Понятно. Могу тебе одно сказать, что в отношении Николаши — можешь больше не дуться. Получит он, лично от меня. В конце концов, имея такую щекотливую жизненную стезю, надо быть всегда готовым, что твоя физиономия может встретиться с твёрдыми предметами, летящими к ней на большой скорости. Удачи, Прохор Дутый.

Она вернулась к машине, извлекла импортный пистоль, присовокупила две обоймы и поманила наблюдающего за ней Алмаза.

— Сходи, отлей. И заодно человечку гостинчик передай, его там, наверное, уже от нетерпения корёжит. Потом поедем наше имущество из цепких лап местной преступности выдёргивать… Такая вот вводная.

Алмаз вернулся через минуту.

— Отдал. Он очень просил ничего не упоминать про него. Сказал, ты в курсе.

— Эх, малодушные. Сначала нагадят, потом трясутся, — поморщилась Лихо. — Ладно, это уже не наше дело. Обещала — выполню.

До вечера пришлось убивать время, сидя в «Горыныче». Парами перекусили в близлежащей забегаловке и так же покемарили. А что ещё делать?

— Половина восьмого, — сказал Алмаз. — Ещё подождём или приступаем? Не до ночи же тянуть?

— Поехали.

Ехали недолго. Кирпичную трёэхтажку нашли без особых проблем.

— Сторожи, стеклорез. — Лихо нашла взглядом три окна на первом этаже, на которых красовались прочные металлические решётки. — Шатуну там, судя по всему, работка найдётся. А книголюб пускай полезного опыта набирается. При постройке нового мира одними пламенными речами не обойтись. Шатун, глянь в рюкзаке ствол какой-нибудь, не сильно раскудрявый, да пару «эфок». Сначала попробуем цивилизованными методами. Хоть и обещала я покуролесить, да всем не угодишь…