Искатель. 1962. Выпуск №6

Так тайна Узбоя перестала быть тайной.

Узбой в истории экспедиции — любимая страница воспоминаний.

— Нигде так не любят ломаться машины, как на Узбое, — клянется бессменный шофер экспедиции Коля Горин — заслуженный балагур и насмешник, неоднократно доказавший на опыте, что в пустыне еще важнее, чем вода, чувство юмора.

Веки у Горина с родинками счастливчика, а голубые глаза с прорыжью.

— Глаза у меня тоже на Узбое выгорели, — скромно замечает он, — раньше темно-синие были. Как васильки! Точно, на седьмой гряде и выгорели, где мы в 1951 году сломались. Да как же им и не выгореть. Такие гряды, попросту горы песчаные. И было их семь. А машин всего только три. Шесть гряд взяли! На седьмой гряде одну машину пришлось оставить, вторую в Нукус отправили за помощью, третья дальше пошла. На какой из трех был Сергей Павлович — ясно. А я там же, где и Сергей Павлович. Вопросов нет?

Вода оставалась… в бочке из-под постного масла. Хлопкового. Это не то, что льняное или кукурузное, которые без запаха. А вот с едой получилось туговато. Ни хлеба, ни сухарей. Сухарные крошки ребятам на седьмой отдали. Пусть поклевывают. Сами решили обойтись — лопатой. Манка у нас была и лопата. На барханчиках я вывеску прилаживал: «Хлебопекарня имени Горина», и на лопате пек из манки лепешки. В жизни ничего вкуснее не едал. И выгодно! С утра откусишь кусочек и жуешь до самого вечера, еще и на завтра останется дожевывать.

— Ты хоть не загибай, Колька! Все же ведь свои.

— Ну разве что свои, — с грустью соглашается Колька.

— А что я задом-наперед всю пустыню проехал, этому верите?

— Верим. Только это в другой раз было.

— Но все равно на Узбое. Передний мост сломался. А в тот раз хуже было.

Настоящий переполох поднялся в Нукусе, когда машина туда добралась, из трех — одна!

«Как так? Бросили товарищей в глубине пустыни?! Они там без продуктов сидят?! Без бензина!..»

«Да они не сидят. Они дальше поехали, а мы только лишние едоки».

«Куда поехали? За водой?»

«Вообще-то на водопровод. По нему, правда, вода в последний раз 800 лет тому назад текла».

Через пять минут вылетают из Нукуса к «очень интересному водопроводу» два самолета с носилками, с противозмеиной сывороткой, с градусниками, санитарные! «Все Каракумы облететь, а машину разыскать и оказать срочную помощь». Ладно. Еылетели.

Колька с умыслом затягивает паузу.

— Ну и что?

— Ну и оказали, понятно, срочную помощь. Сергей Павлович на этих санитарных самолетах с носилками, градусниками и противозмеиной сывороткой такую классную аэрофотосъемку провел! И Узбой, и водопровод снял, и все караванные сараи!!! А то какая же еще может быть помощь экспедиции? И нельзя допускать, чтобы государственные деньги и бензин зря расходовались…

Вместо заключения

Куда снарядился ты на этой земле, Где столько путей, Которая кругла, Пределы которой не близки?

(Авеста)

Тайна Узбоя разгадана. Обследованы раннеантичные крепости на Присарыкамышской дельте. Возвращены потерянные имена мертвым городам позднего средневековья, поднявшимся на руслах Дарьялыка и Даудана при последнем значительном прорыве Аму-Дарьи к Сарыкамышу, который произошел после карательных походов Тимура. Вот эти имена: Адак, Шемеха, Вазир.

Подъезжая к таким городам, ждешь, что тебе навстречу выйдет торжественная процессия во главе с владетельным феодалом, а если удастся незаметно проскользнуть мимо стражи за городские стены, сейчас же обступят тебя бойкие торговцы, менялы, ремесленники. Станут предлагать товары, расспрашивать: кто такой, опсуда, зачем пожаловал?

Но городские площади пусты. Улицы горбатятся от засыпанных землей обломков. Высятся неровные бугры, и зияют воронки на месте бывших домов… Кирпичный развал, разноцветные россыпи поливы, облупившиеся бирюзовые куполки уцелевших мечетей и мазаров. И тишина, многозначительная, беспристрастная тишина пустыни.

Русла Даудана и Дарьялыка заросли когтистыми кустарниками. Сквозь них и не продерешься без топора. Эта живая щетка турангила, гребенщика — «воспоминание» пустыни о воде, которая текла тут триста лет назад. Самые недавние по времени «земли древнего орошения».

О всех встречах, неожиданностях, открытиях в пустыне и не расскажешь. За долгие годы пустыня стала нашим «домом». Пустыня — изнемогающая под знойным тусклым небом и свирепеющая от буранов и смерчей, пустыня — кроткая, смягчен^ ная фиолетовыми тенями в прохладные, утренние часы, пустыня — под ливнями и грозами, с буйной нежностью цветущая весной и обжигающе-ярко — осенью; пустыня — зловещая в лиловато-багровых отблесках закатов, когда барханы лежат, как окровавленные туши на гигантской бойне, пустыня — ржаво-блеклая под низкими облаками «северного» неба, пустыня — под снегом, подо льдом, со снежинками, тающими на роскошных, как у кинозвезд, верблюжьих ресницах…

Но мы люди! Нас больше всего- привлекает и интересует в пустыне то, что не пустыня.

Пустыня — это днем! А ночью уж где-нибудь да светится трепетная звездочка человечьего костра. Геологи, или геодезисты, или сейсмологи. Может, чабаны, а то и бурильщики колодцев. — Колодцев и самоизливающихся скважин с каждым годом становится все больше на наших бездорожных путях.

Огромными Лавинами проползают по пустыне овечьи отары. И долго не оседает пыль над их следами. Пустыне очень не хочется забывать, что ее коснулся кто-то живой.

У колодца наши машины послушно выстраиваются в очередь за вереницей верблюдов. И это единственная очередь, которую даже Коля Горин не пытается обогнать. («Шину, может, и не прокусят, да хуже — оплюют!»)

Осень. Стада переселяются в утепленные загоны. Население спешно готовится к перекочевке. Но вместо традиционных верблюдов чабаны ловко завьючивают «ГАЗ-АА», «ГАЗ-6З», «ГАЗ-51». Быстрее и удобнее. Конечно, стада перекочевывают пешим ходом. Но в кузов машины усадили и одного верблюда. Ему что-то нездоровилось последние дни.

Технику в пустыне освоили не только верблюды, но и миражи. Нам случалось «догонять» караваны машин, которые сначала, как и мы, благопристойно- катили по такырам. Но потом поднимались над горизонтом и медленно таяли в воздухе.

Там, где чинк Устюрта разламывается на голубоватые террасы и крутыми ступенями сбегает на дно долины, там на одной из тесных площадочек прилепился странный цветок с раскрывшейся многолепестковой чашечкой.

Мы знаем, что в действительности не существует растений таких размеров; понимаем, что не бывает цветов из глины, а главное — что здесь давно ничего не растет. Озера мертвы и русла тоже.