Искатель. 1970. Выпуск №1

Теперь он шел и думал о друзьях, о тех, кого любил, о том, что сделал и чего не сделал. Многое из того, что раньше казалось важным, стало теперь совсем неважным. Не все опора человеку, когда приходит смерть. Человек жив тем хорошим, что сделал он для людей. Лишь дружба, благодарность и любовь могут поддержать и успокоить, когда наступает время подвести итог. Особенно любовь. Сейчас он стал бы жить совсем-совсем иначе — доброжелательней к другим, заботливей, чище, если бы это было возможно!

Поздно.

Фобос закатился. Подул ветерок, уже предрассветный. Значит, он дождется утра. Почему-то ему хотелось, чтобы это случилось при свете солнца.

Но тут в регуляторе давления воздуха трижды щелкнуло.

Он похолодел. Сигнал, предупреждающий, что кислород иссякнет через десять минут. Конец.

Немеющие ноги сами усадили его на побелевший от инея камень. Небо у горизонта чуть поблекло, но до восхода солнца было еще далеко.

Может быть, выключить обогрев и замерзнуть? Говорят, что это походит на сон.

И вдруг ему невероятно, неистово захотелось жить! Он не успел, не доделал, не исправил, недолюбил — он не мог исчезнуть просто так!

Он вскочил. И задохнулся. Словно ко рту прижали маску! И все же пошел. Легкие вздымались и опадали — чаще, чаще, их сводила боль, горло сжалось в хрипе, он упал на колени и все равно пополз. И когда сознание потемнело, а тело забилось в конвульсиях, он рванул напрочь шлем и глотнул марсианского ветра, как тонущий глотает воду, потому что не глотнуть ее он не может.

В легкие прошел холодок, боль последней вспышкой озарила мозг, и все погасло.

Погасло, чтобы снова замерцать. Он очнулся от судорог, выворачивающих легкие, и увидел перед глазами что-то красное, колышущееся.

С невероятным усилием он поднял голову. Было уже светло. И он полз! И он дышал марсианским воздухом! Его организм был не таким, как все: он выжил!

Он даже не осознал этого. Он продолжал ползти. Он полз яростно, упорно, слепо — все вперед и вперед, туда, где были люди.

О'ДОННЕЛ А МЫ ЛЕЗЕМ В ОКНО

Рисунки Ц. ПЫЖИКОВА

Дорогой мистер Пол!

К сожалению, я, Уильям Койн, не могу прислать Вам на рассмотрение рукопись по причинам, которые, как Вы скоро поймете, совершенно от меня не зависят. Самое большее, на что я способен, располагая столь ограниченным временем и ограниченными возможностями, — это как можно яснее изложить события в данном письме, надеясь при этом, что у Вас хватит терпения и смекалки на то, чтобы разглядеть в моей проблеме тему для потрясающего рассказа. Быть может, поняв всю важность и необычность возникшей у меня ситуации, Вы согласитесь написать этот рассказ сами, удержав в свою пользу 50 % (пятьдесят процентов) выручки; что представляется мне достаточно справедливой долей: Вам ведь не придется ломать себе голову над темой. А если Вы слишком заняты, чтобы самому написать этот рассказ, можете поручить это одному из Ваших постоянных авторов, в каковом случае тот должен будет проделать ту же работу, однако я выплачу ему только 40 % (сорок процентов) продажной цены. Но поскольку, как Вы увидите, эта тема стоит миллион долларов, никто тут не останется в накладе, при условии, что Вы поспешите.

На прошлой неделе я, Уильям Койн, изобрел машину времени. Да, да, я по своим чертежам создал первую машину времени. Я, Уильям Койн, в возрасте двадцати девяти лет, безработный и проживающий сейчас в очень тесном помещении. Я выстроил ее своими руками в этой трехкомнатной меблированной квартире в Уэст-Сайде Манхэттена, мотаясь как угорелый между раковиной в коридоре и спальней, потому что, подобно моему собственному телу, механизм на 85 процентов состоит из недистиллированной воды. Строительство машины прошло успешно, если учесть, что я фактически ни уха ни рыла не смыслю в электронике и вообще-то мое знакомство с наукой ограничивается курсом средней школы, который я прошел, чтобы получить диплом. Я там у них не числюсь в особо успевающих. Просто вместо того чтобы делом заняться, я все больше копаюсь в том, что меня не касается, — так, видно, я и докопался до этой машины.

Это очень простое устройство, мистер Пол, и на редкость удачное; единственный его недостаток — это крайне ограниченный радиус действия. Пока что я могу переместиться в прошлое только на четыре месяца, а в будущее — на семнадцать минут; у него еще плоховато сградуирована шкала перемещений во времени, и я ни на секунду не могу покинуть существующее на данный определенный момент временное поле. Это первая модель, и впоследствии ее необходимо будет усовершенствовать, на что пойдет часть выручки за рассказ, который Вы обо мне напишете.

Однако, несмотря на все эти трудности, машина работает безотказно. Как раз в прошлый вторник я забросил себя на три месяца в прошлое, нашел на письменном столе газету за соответствующее число, а также свою собственную смиренную оболочку, оболочку Уильяма Койна, который бился на кровати, как припадочный. Жуть, что я пережил, впервые встретившись с самим собой; здорово меня тогда пробрало. Но, вернувшись с помощью машины в настоящее время, не успел я оглядеться, как откуда ни возьмись нахально появляется мой двойник: отчаянно жестикулируя, подзывает меня к себе и шепотом просит, чтобы я был так любезен ровно через четыре минуты переместиться на четыре минуты в прошлое. После этого он — я — исчезает.

Натерпелся же я страху, скажу я Вам, беседуя с самим собой, Уильямом Койном, в своей собственной квартире. Тем не менее я отсчитал четыре минуты и отправился в машине назад; тут я встретил более ранний вариант своей особы и попросил его — то есть себя — через четыре минуты переместиться на четыре минуты в простое. Такие вот пироги.

Ладно, ладно, мистер Пол, я знаю, о чем Вы сейчас думаете. Вы говорите себе, что для Вас и Ваших авторов это такое старье, которое давно в зубах навязло хотя в моем — Уильяма Койна — случае это абсолютная стопроцентная (100 %) правда, и что Вы уже рассматривали эту тему с тысячи (1000) сторон. Я тоже почитываю научную фантастику, вернее — читал раньше, до того, как влип в эту историю. И все же не отворачивайтесь от меня, мистер Пол. Есть парочка деталей, о которых я еще не успел Вам рассказать и которые объяснят, почему эта ситуация — лакомый кусок для такого хорошего человека, как Вы.

Вы, конечно, уже догадались, как ко мне попали чертежи машины времени. Совершенно верно, однажды, несколько месяцев назад, я проснулся утром и обнаружил на своем туалетном столике записи, нацарапанные моим собственным почерком (именно этим я и занимался, когда первый раз послал себя в прошлое). Таким образом, я воспользовался уже готовыми чертежами. Поэтому мне думается, что на самом деле я вовсе не изобрел ее — или мы изобрели ее всей компанией. Само по себе это не так уж важно, мистер Пол, только ведь из этого следует, что я далеко не гений-изобретатель и поэтому мне в моем нынешнем состоянии срочно требуется помощь.

Видите ли, беда в том, что, как я упомянул выше, у машины еще как следует не сградуирована шкала временных перемещений и всякий раз, когда я возвращаюсь в настоящее время, я не попадаю в истинно настоящее время, а отклоняюсь от него в ту или иную сторону на несколько секунд или минут. Поэтому теперь, когда я забрасываю себя в будущее, я вечно носом к носу сталкиваюсь с самим собой, а когда я кидаюсь назад, пытаясь попасть в точно намеченное время, я только еще больше осложняю обстановку. То же самое происходит, когда я посылаю себя в прошлое: я неизменно натыкаюсь на свой двойник.