Искатель. 1974. Выпуск №1

И тут Сергей Сергеевич торжественно протянул ему аккуратно перевязанный пакет.

Француз просиял, вероятно, подумав, что ему презентуют на память, по крайней мере, бутылку так понравившегося коньяка. И тут же сник, услышав слова Волошина, переведенные ему секондом:

— Мы сохранили в холодильнике пробы пищи, оставшейся на тарелках на шхуне. Анализ показал в них присутствие мышьяка.

— О! Благодарю вас, мосье! — перевел секонд ответ инспектора. Но при этом Гастон смотрел на пакет с таким отвращением, — что не оставалось никаких сомнений: расставшись с нами, он немедленно вышвырнет его за борт.

А Волошин уже подавал ему довольно пухлую папку, говоря секонду:

— Володя, расскажите ему коротенько о конкурсе, который мы провели, и объясните, что здесь переведенные вами специально на французский язык краткие конспекты историй, сочиненных фантазерами. Может, они ему пригодятся.

Секонд начал объяснять Гастону Рузе, что находится в папке. У того на лице появлялось выражение все более возраставшего удивления и тревоги. Посмотрев на папку с явным испугом, он покачал головой, но, ничего не сказав, сунул ее под мышку.

— Скажите ему также, Володя, что мы будем весьма признательны, если он найдет время хотя бы коротенько сообщить о результатах своего расследования, — добавил Волошин, наслаждаясь растерянностью полицейского. — Там указан мой ленинградский адрес.

Наконец француз со всеми распрощался и направился к трапу вслед за негром-капитаном. Шлюпка отчалила и направилась к спасательному катеру. Мы махали веселому сыщику.

Удастся ли ему разгадать тайну «Лолиты»?

«Богатырь» дал басистый прощальный гудок, и мы двинулись вперед, рассекая форштевнем волны. Свежий ветерок развевал у нас на мачте бело-голубой вымпел с изображением двух перекрещенных якорьков, над которыми было написано: «Академия наук СССР».

А спасательный катер, прощально взревев сиреной, поплыл в другую сторону — туда, где прятался за горизонтом сказочный остров Таити, который мы так и не увидим.

И на буксире за катером, покачиваясь на волнах, уходила от нас «Лолита».

Мы провожали ее взглядами, пока она не исчезла в сверкающей дали — там, где океан незаметно сливается с небом.

На следующий день за обедом Волошин торжественно объявил, что вечером после ужина там же, на палубе, под вертолетной площадкой, будут заслушаны замечания и возражения по рассказанным историям, а затем состоится присуждение премии путем тайного голосования, так что он просит всех приготовиться.

Обед прошел в непривычной тишине. Я несколько раз ловил себя на мысли, что в кают-компании чего-то не хватает.

И вдруг понял: загадочного выкрика попугая! Он как бы то и дело напоминал нам о тайне «Лолиты». А теперь уплыл вместе с нею. Жаль, попугая нам явно не хватало.

После обеда все, конечно, размышляли, какой же из выслушанных нами историй отдать предпочтение за оригинальность выдумки. Решить это было не так-то просто.

Что касается оригинальности, я, пожалуй, пальму первенства все же отдал бы рассказу Бой-Жилинского, несмотря на его зловещую мрачность. Но уж больно драматичными были переживания кока, отравившего в припадке помрачения сознания всех товарищей, побросавшего их тела за борт и ничего не помнящего об этом, растерянно бродящего по пустой шхуне, удивляясь, куда же все могли подеваться, если шлюпка на месте. Не улетели же они в самом деле на небо и не побросались за борт в припадке массового сумасшествия?

Интересно, какой истории отдадут предпочтение другие?

А какая из них ближе к истине? Это решить было, пожалуй, потруднее. Никто из нас ведь не знал пока, как и раньше, что же на самом деле произошло на «Лолите». Неужели Волошин прав, и мы в самом деле никогда не узнаем этого? Обидно.

Вечером все торопливо поужинали и поспешили на палубу.

Волошин занял место за столиком, посреди которого гордо задирал нос сверкавший, словно и впрямь из чистого золота, бюст барона Мюнхгаузена. Кому он достанется?

— Ну что же, сначала выслушаем замечания по каждому рассказу, — предложил Волошин. — Итак, первая история, рассказанная профессором Луниным: о шаровой молнии, принятой суеверными моряками за дьявола. У кого есть по ней замечания и возражения, прошу.

— У меня, разумеется, — поспешно поднялся Макаров, раскрывая блокнот.

— Ну, разумеется, у тебя! Кто же еще на «Богатыре» страдает в такой степени манией критиканства, — покачал головой Волошин.

Большие друзья, сейчас они предвкушали удовольствие поддеть друг друга, а мы — веселое представление.

— Мои замечания, — продолжал между тем невозмутимо Иван Андреевич, — общие и примерно одинаковые сразу по двум историям — и по той, что сочинил Андриян Петрович, и, к сожалению, по твоей, Сергей Сергеевич. Так что разрешите выстрелить сразу, так сказать, по двум зайцам, или, вернее, уткам. Прежде всего я хотел бы задать один вопрос. Андриян Петрович, рассказанная вами история произошла ночью? — повернулся Макаров к профессору Лунину. — И зарницы, и сияющие в темноте огни святого Эльма, вся эта чертовщина.

— Да, разумеется, ночью.

— Отлично, — кивнул Макаров и повернулся к Волошину: — И твой мираж, так напугавший их, что они покинули свою проклятую шхуну, тоже они увидели ночью?

— Ну, допустим.

— Ты, пожалуйста, не увиливай и не пытайся вывернуться задним числом. Огоньки на мачте и в каюте… Ночью?

— Ну, ночью.

— Вот вы оба и попались, — торжествующе произнес Иван Андреевич и добавил зловеще: — Только начну я, пожалуй, с тебя, Сергей Сергеевич.

— Пожалуйста, — пожал плечами Волошин. — Валяй выкладывай свои жалкие замечания. Можешь не сомневаться, я отмету их, как пушинку.

— Попробуй. Для начала я, извини за фигуральное выражение, суну тебе под нос две тарелки, согласно подписанному тобою акту, обнаруженные в кубрике на столе. Объясни мне, пожалуйста, кто обедает по ночам?

Все расхохотались.

Когда смех притих, Волошин попытался что-то сказать, но Макаров перебил его новыми ехидными вопросами:

— И кто, кроме явных шизофреников, бреется по ночам? Пишет письма в каюте, где, как помечено в подписанном тобою же акте, нет даже лампы? Не говорю уже о том, что в твоей истории, как, кстати, и у Андрияна Петровича, совершенно не нашли объяснения и другие загадочные вещи, отмеченные тобою же в акте. Зачем на палубе валялся топор — я цитирую акт: «со ржавыми пятнами на лезвии, похожими на кровяные»?

— Кок рубил им головы курицам, — поспешно сказал Волошин под общий хохот.