Искатель. 1980. Выпуск №1

От неистового грохота двигателя, от дыма, жары, бессонницы усталость находила волнами, как угар. Накатит — слипаются глаза, инструмент валится из рук, перестает соображать голова. Но спасатели чудовищным напряжением воли прогоняли усталость, призывая в союзники не второе, а шестое, десятое дыхание.

Однако в последние часы все ощущения притупились, исчезли желания, наступила апатия. Видимо, так чувствовала себя в старое время лошадь, когда ее молодой спускали в шахту, и всю жизнь она ходила по кругу, накручивая бесконечное колесо подъемника, пока не околевала.

Перегоров, Башилов, Данька такое же испытывали, а вот Алеша, Стас нет. У них кишка, должно быть, тоньше. Перегоров именно от них и ждал взрыва. Но, как ни странно, сломался сам он первый.

Вдруг рука сама потянулась к выключателю зажигания, пальцы нащупали эбонитовую шляпку, резко, до упора, надавили вниз. Двигатель взвизгнул, забулькал прожорливым нутром, заскрежетал, досасывая топливо в раскаленные камеры, и заглох.

Данька, он был ближе всех к генератору, удивленно уставился на Перегорова, но тот отвернулся и, пошатываясь, пошел прочь. Данька сообразил, что с Перегоровым случилось неладное. Он догнал его, громко, как привык кричать во время работы двигателя, спросил:

— Что стряслось? Вам плохо?

Перегоров сбросил его руку со своего плеча, привалился к стенке и медленно стал опускаться. Подбежали ребята, уложили на мокрые доски, приготовленные, для укрепления перемычек.

— Надо врача! — Алеша кинулся к телефону, но его остановил окрик Перегорова:

— Отставить врача!

Иконников остановился в недоумении.

Несколько минут Иван Артемьевич лежал без движения.

Апатия сменилась злостью на самого себя. В мозгу, как огненные шары, метались обрывки несвязных мыслей, а тело, будто чужое, отделенное от головы, ничего не ощущало, и сердце, как дятел, равнодушно и тупо стучало в груди. Жизнь, полная всякой всячины, видно, обгладывала потихоньку волю, шлифовала острые и неудобные углы, как вода точила камень, а потом выплюнула гладеньким окатышем. «Пока свободою горим, пока сердца для чести живы…» — как это прекрасно и верно было сказано у Пушкина! Сколько задолдоненных истин заменяло это хлесткое слово «пока». Так и Перегорову показалось, что волю к сопротивлению съели годы, и теперь он озлобленной тряпкой, свалился на мокрые грязные доски и потерял способность что-то делать и приказывать.

Да… Старики особенно чутки к похоронному звону. Звон этот сейчас гудел в ушах Перегорова, разрывая перепонки. Стало больно и страшно. Почуяв осторожное дыхание смерти, он с ужасающей четкостью ощутил свое бессилие и старость, от которой тщетно пытался уйти.

— Что делать, командир? — тихо спросил Данька Алешу, не отводя глаз от Перегорова.

Иконников посмотрел на глухую стену перемычки. Дорого бы он дал за то, чтобы узнать, что происходит за ней.

Обстановка в районе пожара рисовалась только по косвенным данным — замерам температуры и по тому, сколько остается газов в атмосфере огня. Однако ни один прибор не мог сказать точно, остались ли там раскаленные пласты, которые сразу вспыхнут, едва к ним проникнет свежий воздух.

Нутром чуял Алеша, что нарушать изоляцию еще рано.

Никто не гарантировал и того, что к огню не просачивается кислород сквозь перемычки и трещины разрушенной породы.

Словом, для большей надежности требовалось снова запустить двигатель и заставить поработать генератор еще какое-то время. Но Алеша не знал, как отнесется к этому решению Перегоров. Поэтому на вопрос Даньки не ответил.

— Может, старика на поверхность? — шепнул Стас.

Башилов сердито оттер его плечом, приблизился к Иконникову.

— Командуй, — потребовал он, чувствуя, что еще одна минута безделья породит какую-нибудь глупость.

Алеша повернулся к Даньке:

— Запускай.

И тут взвился Стас. Он оттолкнул Даньку от пульта и закричал:

— Хватит!

Башилов схватил его за грудки, притянул к себе.

— Рехнулся? — озлобленно спросил он.

— Да когда же будет конец?! Мы ж не бобики!

— Молчи! Не то удавлю…

Стас забился в железных тисках. Алеша с трудом оторвал его от Башилова.

— Надо, Стас, поработать еще… Потерпи.

— Я не могу больше! Слышите, не могу! — Стас истерично сорвал каску с головы, швырнул ее в темноту. — Неужели вы не понимаете, что больше работать нельзя! Перегоров и тот сломался. А ведь он был железный…

— Ты еще поживи с Перегорова, — сказал Башилов.

Алеша положил руку на плечо Стаса:

— Я прошу тебя. Потерпи. Mы поработаем совсем немного. Надо, пойми, надо поработать, чтобы наверняка задавить огонь.

— Давайте я слазаю туда, — смахнув слезу, сразу успокоился Стас.

— Нет, там еще жарко. Я почти уверен, что огонь кое-где держится.

— Ну как хотите. — Стас отошел.

Данька открыл вентиль сжатого воздуха для раскрутки компрессорных лопаток двигателя.

Снова. по шахте покатился рев. Затряслась земля мелкой дрожью, словно забило ее в лихорадке. В нос ударил тяжелый запах подгоревшего масла, заложило уши от грохота.

Перегоров поднялся и, не проронив ни слова, подошел к телефону:

— Александр Александрович! Что слышно у вас?

Виноград отозвался сразу же, видно, ждал звонка:

— Отовсюду сообщают, концентрация кислорода в районе пожара понижается постоянно. Для последней консультации прибыли ученые из института горного дела…

— Значит, скоро будем закрывать седьмую?..

— Скоро. — Виноград выдержал паузу, потом спросил, чуть понизив голос: — А вы почему отключались?

Перегоров отнял трубку от уха, покосился на ребят, чтобы никто не заметил.

— Что вы молчите? — громче раздалось в трубке.

— Это хорошо, что скоро, — как будто не расслышав последнего вопроса, сказал Перегоров и повесил трубку.

В окна штаба начал пробиваться рассвет. Инженер Освальд Ондрух, заменив уснувшего Студента, вызвал по селекторной связи Гомоллу:

— Ян, будем закрывать седьмую перемычку. Готовьтесь к спуску.

— Там сильно жарко. А наши баллоны с кислородом…

— Возьмите со сжатым воздухом.

— Понял…

В штабе наступила тишина. Все почувствовали, что наступает конец затянувшейся баталии с огнем. Заместитель министра отодвинул от себя бумаги с планами и расчетами ликвидации аварии, чему-то улыбнулся.

— Вы что? — насторожился Ондрух.

— Ничего, ничего… Просто подумал, вот мы разные все, и посты занимаем не однозначные, и характеры другие, и привычки, а есть что-то общее, шахтерское, что ли… Все и перед бедой одинаковы, и перед радостью. Представьте себе, вчера пришел домой, а жена говорит: «Приходил какой-то старый шахтер, оставил тебе пакет». Вскрываю, вижу открытку с приглашением на свадьбу. Я знал его еще с войны. Старый, а женился второй раз. Ну что делать? Послал ему калач и бутылку кофейного ликера…