Искатель. 1981. Выпуск №5

Следующим поездом Ташкент–Красноводск связной доехал до Ашхабада и поселился в шумном номере гостиницы.

Стало ясно, что неизвестный ни на какие встречи больше не пойдет.

Он готовился к переходу государственной границы.

Кроме дезинформации, взятой в Ташкенте, связной уносил и другие сведения, полученные в Самарканде. Было принято решение связного арестовать. Заодно были арестованы агенты, обосновавшиеся в Самарканде, обезврежены другие враги, которые вели “тихий” образ жизни в городах и районах,

О провале “миссии чрезвычайной важности” английский консул Тиррел узнал через несколько месяцев. Вернее, понял. Он еще получил два зашифрованных письма с дезинформацией от своего агента 143… Потом переписка прекратилась. Из печати мистер Тиррел узнал о высоких результатах весеннего сева хлопчатника в 1935 году. А поздно осенью пришло новое известие: только Узбекистан, отмечая восемнадцатую годовщину Великого Октября, собрал невиданный до этого времени урожай — один миллион тонн хлопка-сырца.

…О дальнейшей судьбе английского консула никто не слышал даже в близких ему кругах туркестанской и белогвардейской эмиграции шумного святого города.

Владимир ЩЕРБАКОВ

ГОЛУБАЯ КОМНАТА

Фантастический рассказ

С

олнце стояло низко, и тень от эстакады ушла к серебристым стволам пробковых деревьев. Нас было трое: приземистый старичок с баулом, женщина и я. Мы стояли уже четверть часа — и ни с места, не ладилось там у них в камере хранения: лента с чемоданом женщины остановилась вдруг, и вместо того, чтобы закинуть его на полку, потом пристроить дедушкин баул и отпустить меня, они принялись колдовать с механизмом. Их было двое; я слышал голоса, доносившиеся из окошка. По эстакаде неслись машины, над головой тарахтели мотоциклы и грузовики, а мы стояли и ждали у моря погоды. Галька сияла, и вода плескалась в тридцати шагах от нас.

— Простоим допоздна, а завтра дождь зарядит, — сказал я негромко, — погода здесь капризная, особенно во время отпуска. — Штормить в ноябре–декабре начнет, — серьезно возразил старичок.

А женщина молчала. И я добавил:

— Иногда это раньше бывает. Искупаться бы, пока они там возятся. Эй, долго ждать? — крикнул я, подвинувшись к окошку, но, как водится, мне не ответили.

Я увидел круглое, светлое лицо женщины с едва приметными крапинками веснушек, ее вздернутый нос, большие серые глаза, усталые и все же какие-то задорные, с непонятным вызовом, что ли.

— Хотите искупаться? — сказал я.

— А они там долго? — спросила она, не изменяя выражения лица.

— Какое это имеет значение? Камера хранения работает круглосуточно. А солнце, увы, нет. Тем более в октябре. Поднести чемодан до пляжа?..

— Хорошо, — разрешила она, подняв голову, и первой пошла к морю. Я смотрел на длинные-предлинные тени от ее стройных ног и шел за ней.

Мы переправились через балку с тусклой травой и ленивым ручьем, потерявшимся в камнях в десяти шагах от моря. Она медленно направилась к скалам, словно подумывая о зряшности моей затеи. Белые ее туфли с длинными носками ворошили галечник.

Так же нерешительно, медленно входила она в воду, и я удивлялся ей. Подбадривая ее, заплыл далеко-далеко, лег на спину и смотрел, как она купалась, как боялась замочить волосы, как быстро выходила из воды и пряталась за скалой.

Мы вернулись. У камеры хранения ни души. Тускло-красное теплое солнце висело над самым морем.

— Зеленый луч когда-нибудь видели? — спросила женщина, повернув голову к солнцу.

— Ни разу, — ответил я. — Воздух стал другим, не получается.

— И я нет, — сказала она. — А что с воздухом случилось?

— Стал он не таким прозрачным, машин прибавилось… — Я поднял ее чемодан и сдал его мужчине в темных очках. Потом свой. Проводил ее на крутую горку, где среди теплых серых камней примостился дом отдыха. Внизу — россыпь огней, над ними белые легкие быстрые облака, до которых можно рукой дотянуться.

— Завтра поможете чемодан сюда перенести? — спросила она.

— Я мог бы это сегодня сделать.

— Не догадалась.

— Вас зовут Женя?

— Откуда вы знаете?

— Угадал. Завтра я буду под скалой.

— Хорошо. Я тоже.

— До встречи.

Дикарь несчастный, подумалось мне, пора бы научиться доставать путевки. Я отправился на поиски жилья. Был теплый вечер, у нового санатория пахло цветами: тонкий, знакомый аромат; под деревянным мостом шумела Хоста; из ущелья тянуло холодом, и здесь, над рекой, вспоминались московские холодные дожди, первые заморозки… Я взбежал на горку, привычно считая каменные ступени. Пятьдесят, семьдесят, девяносто… вот и знакомый дом. Мне повезло: через полчаса я снова шел по каменной лестнице, но уже с чемоданом, свернул направо, открыл дверь ключом, который дала мне хозяйка, зажег свет, положил чемодан, присел над ним на корточки… На синтетической коже его исчезла царапина, которую я приметил раньше. Я поднял чемодан на стул, поднес настольную лампу и развел руками: синтетик был гладким, чистым. С минуту стоял в раздумье. Поднял крышку. Костюм повесил на вешалку, свитер на спинку кровати, достал рубашки.

Стоп. Что-то не так… Электрическая бритва лежала справа, это я помнил, сначала я вообще забыл ее положить, а когда спохватился, то места не оказалось, и я примостил ее кое-как, и мягкая крышка чемодана заметно здесь выдавалась. Теперь бритва была слева, и никакой выпуклости, кажется, так… И с рубашками недоразумение. Все они выглажены, сложены как надо. А ведь этого быть не могло! Я не умею обращаться с сорочками, и одна из них, вот эта, из прачечной, должна быть сложена по-моему. Я прихватил ее в последний момент.

Ни одной вещи не исчезло, но они приобрели какую-то необъяснимую новизну. Следовательно… Нет, ничего из этого необъяснимого факта не следовало, как ни напрягал я воображение. В голове промелькнуло: камера хранения опытная, отлаживают методы обслуживания, совмещая хранение вещей с химчисткой… Если бы! В этом южном городке, кажется, не было и обычной химчистки… Впрочем, пора спать.

***

Утром после тихой спокойной ночи была особенно заметна разница в цвете воды: бухта, куда впадала Хоста, казалась темной, дальше открывались голубые дали.

— Это не обман зрения! — сказал я Жене. — Там чистая вода и красноватая галька.

— Так пойдем туда.

И мы двинулись по берегу, поднялись на бетонную стену, кое-где изъеденную прибоем. По правую руку от нас туннель убежал под гору, на склоне росло несколько пицундских сосен.

— На Пицунде их много, целая роща.

— Знаю, — сказала Женя.

Мы одолели железнодорожную насыпь, двинулись по шпалам, спустились на бетонный волнорез, я спрыгнул вниз и поймал Женю. Здесь было просторно, пусто, над нами поднимался берег. Странно было видеть в октябре эти глубокие зеленые краски: широколиственный лес взбирался по крутому склону, кое-где голубели сосны, на фойе деревьев бежал поезд. Плавным, спокойным было его движение. Лучи солнца не проникали глубоко в лес, и видны были темные прогалы между дубов и кленов, размытые тени, какие-то синие кусты. Поезд пробежал, и эти мгновения запомнились с такой легкостью, как будто я давным-давно уже видел этот берег. И не один раз…