Искатель. 1982. Выпуск №3

Затем он быстро сбежал с насыпи, нырнул в небольшой ров, выбрался наверх и затаился на пригорке в низкорослом, но густом кустарнике. Поезд стоял минуты две. Кроме нескольких старух и женщины с ребенком из него вышел коренастый мужик средних лет с плетеной кошелкой да два жиденьких фрайера. Коренастый, не оглядываясь, деловито запылил кирзой по проселочной дороге. Фрайера двинулись в сторону поселка, вяло переругиваясь между собой. Посидел в кустах еще с полчаса, покурил в рукав. Ничего подозрительного. Только после этого двинулся по знакомой тропинке в поселок. Темнота загустела. Ноги утопали в мягкой траве.

Наконец добрался до нужного дома, постучал несмело. Минуту обождал и отстукал дробь ногтями.

— Кто там? — услышал вскоре надтреснутый старческий голос.

— Это я, Черный, — выдохнул он в щель.

Стукнула щеколда. Вовнутрь пришлось вступить в полной темноте.

— Проходи, милок, проходи, — раздался тот же голос, — не споткнись. Уж прости, ради бога, темно, лампочки ныне, как спички, сгорают — не напасешься.

Они вошли в комнату, освещенную мягким светом настольной лампы.

— По делу я, Плотник, — переминался у порога Филька.

— Садись, садись, голубь, дела потом, пропусти рюмочку с дороги. Вот рябинка с коньяком.

Золотистая жидкость маслянисто заструилась в фужер. Филька чертыхался в душе от такой выпивки, но вида не подал, проглотил и конфеткой какой-то закусил.

— Уж не обессудь, Филимон, угощать особо нечем, все сбережения спустил столичному дантисту. — Рот хозяина блеснул золотом. — Как липку ободрал старика, шельмец.

«Ну и жмот, черт старый, — презрительно подумал Филька, — такого добра у тебя хватит половине Москвы зубы вставить».

Сам между тем доверчиво кивал каждому слову.

— С чем приехал? — голос Плотника внезапно затвердел.

Филька вскочил.

— Мать Беды приезжала, записку тебе передала. Вот она. — И он положил листок на стол.

Плотник мельком скользнул по ней взглядом. Тон его снова стал елейным:

— Говорил я тебе, Филя: не трогай меня, пока сам не скажу.

— Я думал, я считал, — залепетал тот, побледнев, — важно тебе это, не зря же Беда пишет.

— Панику разводит Беда, сынок, панику. Отвык от жизни-то людской за столько времени. Вот и кажется ему горошина тыквой.

Он бросил взгляд на окно в уже темную густоту зелени.

— Ты не бойся, Плотник, меня не пасли, я знаешь, как шел, — стал оправдываться Черный.

Сбиваясь и перескакивая с одного на другое, он рассказал о своем путешествии.

— Да я и не боюсь, сынок, чего мне бояться на старости лет. Пропусти-ка лучше еще рюмочку да и уходи с богом. У меня больше не появляйся. Сам потом весточку подам. Да не сюда, — остановил он его, — выйдешь лучше через подпол. У меня оттуда лаз в сад.

Филька, чертыхаясь в душе, пошел за ним.

Спустились в обширный подпол. Колеблющееся пламя свечи выхватывало из темноты то полки, то пузатые бочки с проржавевшими обручами. Пахло плесенью.

— Куда теперь? — спросил Филька, озираясь по сторонам.

— Туда, туда. — Плотник неопределенно махнул свечкой, и в тот же момент в глазах у Фильки вспыхнули радужные искры. На мгновение ему показалось, что это взорвалось разноцветными брызгами желтое пламя свечи. Боли он почти не почувствовал, просто в левую сторону груди вошла страшная тяжесть.

— Вот так-то, Филя, — бормотал Плотник, оттаскивая тело в сторону. — Говорил ведь тебе: не трогай меня, покуда не позову.

Он пристроил огарок свечи на пустой бочке и при ее зыбком свете быстро выкопал небольшой металлический ящик. Кряхтя, подтащил его ближе к свету. Поковырялся немного в замке и открыл крышку. Добыл оттуда неприметный с виду кожаный чемоданчик, крякнул довольно, почувствовав приятную тяжесть в руке. Затем поднялся наверх. Часы с гирьками показывали восемь.

«Спешить не надо, — бормотал он про себя, — мы себе тихо-мирно беседуем. Перешли в другую комнату, свет включили. Нам бояться нечего, мы люди честные, у нас все открыто».

Минут за двадцать до прихода очередной электрички Плотник натянул старый картуз, надел потертое драповое пальто, налил в блюдце молока, поставил его пристально смотревшему за ним зелеными глазами коту и с чемоданчиком в руке вновь спустился в подпол.

На противоположной стенке он нащупал тяжелый засов и оттянул его в сторону. Пригнулся, и по узкому проходу двинулся вперед. Постоял, прислушался. Открыл крышку люка и вылез в ветхий сарай, примыкавший к саду. Опять застыл не двигаясь. По листьям деревьев тихо шуршал ветерок. Было безлюдно. Он не спеша зашагал по переулку, рассчитывая появиться на остановке одновременно с электропоездом. Желтый световой глаз пронизал пространство далеко впереди себя, высветив у полотна несколько фигур. Мягко лязгнули открывающиеся двери. Плотник за мясистой спиной какой-то бабы незаметно юркнул в первый же вагон.

Напротив него сидела девушка в черных, туго обтягивающих полные икры чулках. Неодобрительно причмокнув губой, он скользнул взглядом по ее ногам. Она покраснела и прикрыла колени книгой. Плотник незаметно огляделся. В одном углу играла в карты компания железнодорожников. Над спинками сидений торчали редкие головы пассажиров.

Тусклый свет успокаивал, укачивало. Мимо с грохотом промчался встречный.

— Трофимыч! Какими судьбами? Сколько лет, сколько зим? — неожиданно раздался чей-то смутно знакомый голос.

Рядом, уже вплотную к нему, стоял с распростертыми объятиями Шустов. Плотник сразу узнал бывшего участкового из села, где он прежде жил, но вида не подал. Его рука, прежде спокойно лежащая на сиденье, как бы невзначай переместилась на колено.

— Да ты что? Неужто не узнаешь? — разочарованно протянул Шустов, усаживаясь рядом. — Федор я, Шустов. Вспомни. — Он положил свою руку сверху на узловатую кисть Трофимыча. На противоположном сиденье рядом с девушкой уселись двое молодых парней и с любопытством стали наблюдать за встречей старых друзей.

— Не признает, а? — сокрушенно вздохнул Шустов, по-прежнему не отпуская руки старика. — Земляка не узнает, — продолжал он с обидой, обращаясь за сочувствием к сидящим напротив.

Молодые люди понятливо покачивали головами: мол, чего в жизни не бывает, и продолжали внимательно наблюдать за встречей.

Девушка поднялась, уловив необычность происходящего, сняла с крючка свою сумочку и перешла в другой конец вагона.

Оставшиеся молчали. Быстрыми движениями Шустов вытащил из бокового кармана пальто Трофимыча никелированный браунинг и спрятал в карман.