Искатель. 1982. Выпуск №5
Шрифт:
— Путевку, вьюнош, — потребовал дядя Вася.
Баранчук протянул путевку, по-прежнему прогазовывая и давая понять, что теряет драгоценное время. Однако дядя Вася в путевку и не заглянул. Он сунул ее в карман и указал слегка подрагивающим коричневым перстом в сторону мойки, не унизив свой величественный жест ни единым словом. Пришлось бы Эдику ехать «мыться», но в это время, мрачно ступая, к машине подошел ночной механик Жора, бывший гонщик, человек добродушного и одновременно крутого нрава, признанный в парке авторитет, но не по должности, а по чему-то такому, чего Баранчук еще и не понимал. И лицо у него было такое, не лицо — барельеф. Жора,
— Чего стоим? — с медным отливом пророкотал Жора. И голос у него был подходящий, под стать облику. Эдик молча кивнул на Апостола.
— Так машина грязная, — неуверенно сказал дядя Вася.
— А с чего ей быть чистой? — слегка удивился Жора. — На ней же ездют…
— Так начальство…
— Плюнь, — прогудел Жора. — Главное — спокойствие, Апостол. Береги нервы смолоду.
Второй аргумент окончательно убедил дядю Васю: он вернул Эдику путевку и опустил на воротах цепь.
Они выехали за ворота, и ощущение легкости и свободы овладело Эдиком, как всегда в начале смены. Он знал, что Жоре очень хочется пива, но был искренне потрясен и чуть не выронил руль, когда Жора, доселе мрачно молчавший, вдруг яростно заорал какие-то слова, оказавшиеся впоследствии стихами. Слова были такие:
Р-ревут мотор-р-ры!Почки р-рвутся!Глушители поют аккор-р-рд!Жора закончил декламацию, воздух в салоне еще дрожал. Он щелкнул ногтем по газете, которую держал в руках.
— Здесь напечатано, — сообщил он.
— Твои? — искренне удивился Эдик.
— А что, нравятся? — усмехнулся Жора.
Баранчук дипломатично пожал плечами и вежливо промолчал.
— Не мои, — сказал Жора. — Нашего водителя из третьей колонны.
— А что за газета? — просто так спросил Баранчук.
— Да не газета это, — поучительно прогудел Жора, — а наша многотиражка. Лещ в ней…
У входа в пивзал утренняя толпа восторженно и почтительно приветствовала Жору, уважая в нем признанного лидера.
Эдик постоял немного у пивнушки, потом сообразил: какой же здесь пассажир?! Он медленно двинулся вдоль рынка, зорко выглядывая людей на тротуарах и соображая, куда бы податься. «Сливки» ранней работы уже были сняты, вокзальный разбор шел к концу, оставался центр с его случайными превратностями, магазинами, приезжим людом. «В центр», — решил Эдик, но, проезжая мимо ворот рынка, все же остановился: «Куплю чего-нибудь, когда еще сюда попадешь…»
Через пять минут он вернулся с кульком яблок, а в машине уже сидел пассажир — Жора, невозмутимый и терпеливый. «Не запер я ее, что ли? — подумал Эдик с горечью. — Теперь катай его…»
— Жора, я машину… не закрыл?
— Почему же, — басовито отозвался Жора, — закрыл… — Помолчал и с пивной сытостью добавил: — В Хэмки поедем. За деньги, — он с легкостью повернулся и озорно заглянул Эдику в глаза. — Не волнуйся, корешок, могу вперед…
«Дурацкие вопросы задаю», — подумал Эдик. В парке не было замка, крючка, задвижки, вообще чего-нибудь такого, чего бы Жора не открыл.
Они тронулись в путь.
— Ты не подумай, Жора, я могу и бесплатно, — сказал Эдик, вспомнив злополучный рубль. — Меня самого сегодня бесплатно подвезли…
— Нет, — помотал головой механик, — тебе бесплатно еще рано. Вот
станешь мастером, заведешь дела…— У меня дел не будет, Жора.
Жора усмехнулся.
— Будут… Не захочешь, а будут. Это, брат, такси… Нервы, риск, деньги. Знаешь, кто в этом городе больше всех рискует? Милиция да таксисты.
Жора помолчал.
— Ну, милиция, ей на роду написано, у них работа такая. А у нас? Выходит, тоже такая…
Тут Эдик не выдержал:
— Сравнил тоже… Такая! Где имение, а где вода.
Жора закурил, развернулся к молодому водителю, облокотился поудобнее. Нелегкое это дело — передавать опыт.
— Вот ты, Эдуард, к примеру, ночью работаешь?
— Ну работаю…
— Вот представь: садятся к тебе двое мужиков. Чтобы водкой пахло — ни-ни… Сажаешь ведь?
— Ну сажаю…
Жора с видимым наслаждением затянулся. Ощущая себя сподвижником Макаренко, он в лучших традициях педагогики сбил пепел одним движением мизинца и продолжал:
— Один садится вперед, другой — сзади. Маршрут — дачный поселок Солнечный, по-старому деревня Фирюлевка. Километров эдак двадцать за кольцевую, однако в пределах, допустимых инструкцией, везти обязан. Везешь?
— Ну везу…
— А я не везу! — И Жора одним элегантным движением с силой выщелкивает окурок в ветровичок — навстречу потоку воздуха. — А я не везу, — продолжает он, — потому что чувствую: не тот это пассажир. И не повезу ни за какие деньги, потому что мой внутренний голос, понимаешь, говорит мне: не вези. Жора, худо будет. А внутренний голос у меня не алики-эдики, не салага то есть — извини, Эдуард, — он в одном таксомоторе двадцать лет пашет, знает, что почем и что к чему… Так-то.
Эдик уже представил себе молодого Жору, причесочка «полубокс», кепочка-восьмиклинка, брюки от колена шире некуда, на ногах белый парусин, стоит себе, опершись о «Победу» с шашечками, курит «Герцеговину флор». И музыка из старинного репродуктора со столба подходящая, что-то вроде «Компарситы» или «Брызг шампанского», тут-то к нему и подходят двое — мордатые, с фиксами, рябые, руки по плечо в наколках — сразу видно кто…
— Раньше-то, может, еще бы и повез, — из далекой реальности доносится басовитый речитатив Жоры, — а теперь и просить не надо, ясное дело — не повезу.
…Но тот Жора — молодой и неопытный — везет. Он галантно распахивает дверцу перед двумя мордоворотами и чуть ли не со слезами на глазах усаживает их в авто. И все это так выразительно, ну словно в немом кино…
— А то ведь как может быть, — продолжает Жора. — Тот, что сзади, приготовил удавочку из тонкой лески. А передний, рядом с тобой, тоже не зря: перехватит руль в случае чего и машину остановит. Заехали в темное место — р-раз — и кранты, сливай воду… — Монолог утомил Жору. — А все из-за чего? — с горечью заканчивает он. — В кассе-то больше тридцатки не наберется — копейки…
…Разбушевавшееся воображение Эдика уже рисует трагический финал этой истории. В могучих лапищах одного из амбалов появляется катушка от спиннинга. Отмотав изрядный конец, он делает лицо, как у Германа в «Пиковой даме», и приближается к переднему сиденью, где молодой красавец Жора о чем-то весело щебечет с передним пассажиром. Р-раз — и голова Жоры валится на грудь как подкошенная, в лице ни кровинки. Злодеи бросаются к нему и начинают бешено выворачивать карманы — пусто. Тогда один из них, вздрогнув от озарившей его догадки, срывает с Жоры белую парусиновую туфлю и, торжествуя, высыпает себе на ладонь горсть тусклых однокопеечных монет…