Искатель. 1990. Выпуск №3

— Опишите внешние признаки, по которым вы опознали этого человека.

Аракелян потер ладонью щеку. Пожал плечами:

— Да узнал я его. Вот и все. Лицо у него то же самое. Глаза, волосы. Сам из себя он тот же. Что еще надо?

— Может быть, вспомните какие-то особые приметы? В чертах лица? В сложении? В других внешних признаках?

— Особые приметы... — Аракелян довольно долго молчал. — По-моему, наколка у него была на руке.

— Наколка, то есть татуировка?

— Да. Татуировка.

Рахманов посмотрел на Клюева, обе его руки были опущены.

— На какой руке была татуировка?

— Не помню. И что наколото было, не помню. Помню только место. Вот здесь. — Подняв руку, тронул место между большим и указательным пальцами. Рахманов сказал, обращаясь к Клюеву:

— Пожалуйста, поднимите руки.

Усмехнувшись, Клюев медленно поднял руки. Между большим и указательным пальцами левой руки была татуировка: чайка, летящая под солнечным полукругом. Рахманов спросил у Аракеляна:

— Та самая татуировка?

— Да. Узнал я эту наколку. Чайка на солнышке.

— Ясно. Вы свободны.

Подождав, пока Аракелян выйдет, Рахманов вместе с понятыми подписал протокол предъявления для опознания. Затем Саенко пригласил в комнату Азизова. Азизов тоже опознал Клюева. Подписав второй протокол, Рахманов вместе с Клюевым вернулся в свой кабинет. Сел за стол. Когда сел Клюев, сказал:

— Ну что, Клюев? Расскажете, как все было?

— Гражданин следователь, но я ведь все рассказал. Без утайки. А этих, которые тут что-то наплели, я в первый раз вижу.

— Так-таки в первый раз?

— Да. Ясно, они ведь меня раньше не видели. Особенно тот, первый. Наколку даже не мог описать.

Рахманов нарочно выдержал паузу, просматривая протокол.

— Клюев, попробую объяснить некоторые тонкости. То, каким образом была опознана татуировка на вашей левой руке, лишь подтверждает точность опознания. Опознающий видел вас довольно коротко. И вряд ли мог запомнить рисунок татуировки. Опознающий запомнил лишь, что у вас на руке татуировка. Вот если бы, допустим, он с предельной точностью описал рисунок, у следствия и суда могли возникнуть сомнения.

Клюев некоторое время молчал. Посмотрел в окно:

— Этих людей я не видел.

— В таком случае придется провести очную ставку.

— С кем это очную ставку?

— С теми, кто вас опознал. Вы готовы к очной ставке?

— Допустим, не готов. Что тогда?

— Все же увидеть их вам придется. В показаниях этих людей и в ваших есть серьезные противоречия. — Сняв трубку, Рахманов попросил привести в кабинет Аракеляна. После того, как тот сел, спросил:

— Скажите, Аракелян, вы знаете этого человека?

— Знаю, — бесстрастно подтвердил Аракелян.

— А вы, Клюев, знаете этого человека?

— Нет. Узнал только сегодня.

Оба сидели, не глядя друг на друга. Рахманов сказал:

— Получается, кто-то из вас дает ложные показания.

Клюев пожал плечами. Лицо Аракеляна выражало откровенную скуку. Рахманов прервал тишину:

— Значит, будем выяснять. Аракелян, чем вы можете подтвердить, что видели сидящего перед вами человека?

— Я могу подробно описать кабину, в которой он сидел. Того, второго, который с ним приехал. Их одежду. Все остальное.

— Если вам предъявят второго, вы сможете его опознать?

— Смогу. Так же, как и этого.

— Чем еще вы можете подтвердить, что знаете сидящего перед вами человека?

— Чем... Гражданин следователь, я ведь не только его видел. Я заплатил ему серьезные деньги. Двадцать пять тысяч. И доказать, что он был в Сухуми и общался со мной, мне раз плюнуть. Я его устроил в гостиницу. Нашу, сухумскую, «Тбилиси».

— Сами?

— Сам я его туда не возил. Но это подтвердит дежурная. Я купил ему билет СВ до Москвы. Можете допросить проводников. Наконец, я навел его на шабашников. Которые разобрали и оставили на свалке его машину.

Клюев посмотрел на Аракеляна в упор. Аракелян хмыкнул.

— Смотреть на меня не нужно. Колись, парень. Колись.

Клюев выдавил сквозь зубы:

— Сучара.

Аракелян недобро усмехнулся:

— Придет время, я тебе эту «сучару» в глотку вобью. Понял?

Клюев отвел глаза. Аракелян добавил:

— Учти на будущее: порченый товар в Сухуми возить не нужно. Там этого не любят.

Рахманов посмотрел на Клюева:

— То есть вы признаете, что видели этого человека?

Важный момент. Причем сейчас, на первых порах, сам Клюев может и не оценить важности признания в том, что он был в Сухуми. Впрочем, Клюев себя уже выдал. Довольно долго он сидел молча. Наконец сказал, не глядя на Аракеляна:

— Признаю.

— Точно признаете? Отказываться не будете?

— Признаю. Только врет он насчет двадцати пяти штук. Не давал он мне столько.

— Сколько же он вам дал?

— Штуку дал. Одну.

Ясно, Клюев всеми правдами и неправдами постарается отказаться от полученных в свое время двадцати пяти тысяч. Ведь в противном случае ему будет очень трудно отвести от себя обвинение в убийстве Дегтярева. Рахманов спросил спокойно:

— Аракелян, сколько вы дали этому человеку? Тысячу, как он говорит? Или двадцать пять тысяч?

Сейчас он понимал: что бы Клюев ни говорил, как бы ни занижал полученный «гонорар», факт, что Клюев и Шитиков пригнали трейлер в Сухуми, рано или поздно приведет к их полному изобличению. Неизбежно. Признание в знакомстве с Аракеляном практически означает признание и в остальном. Впрочем, сам Клюев может этого и не понимать.

Аракелян молчал, разглядывая потолок. Наконец усмехнулся:

— Я дал ему ровно двадцать пять штук. По договоренности. Он это знает. И люди, которые его прислали, тоже это знают.

— Но вы сами слышали: Клюев утверждает, что вы дали ему только тысячу.

— Он может говорить, что хочет. Это его проблемы.

Рахманов посмотрел на Клюева:

— Клюев, так сколько все же вы получили от Аракеляна?

— Тысячу, — упрямо сказал Клюев.

Рахманов подытожил, понимая, что дальнейший спор ни к чему не приведет:

— Хорошо. К выяснению истины мы еще вернемся. Аракелян, попрошу подписать протокол. — Подождав, пока Аракелян поставит подпись, кивнул: — Вы свободны. Вы же, Клюев, останьтесь.