Искатель. 1990. Выпуск №3

— Ну есть еще варианты. Во-первых, Новлянская. Ей лечь на дно трудней. Во-вторых, версия, которой придерживаются Шитиков и Клюев, что главный организатор преступления Игорь Кириллович. Если мы с вами знаем, кто этот Игорь Кириллович, то Шитиков, Клюев и Вадим Павлович могут не знать.

— Значит, могут спать и видеть, как бы им добраться до Игоря Кирилловича, — сказал Саенко. — И, пришив его, снять все вопросы.

— Не исключено, что Вадим Павлович поэтому и пришел к Лотареву, — заметил Жильцов. — Для проверки. Иначе бы он не стал рисковать.

На Сенежское озеро Рахманов выехал следующим утром, на том же «уазике» и с тем же шофером. Он уже знал результаты опознания по рисункам, полученные от арестованных накануне вечером. Вадима Павловича, каким, по утверждению Чиркова, он был до пластической операции, не признал никто. Что касается второго рисунка, Азизов и Аракелян без колебаний опознали в нем Вадима Павловича. Шитиков же и Клюев заявили: людей, изображенных на обоих рисунках, они не знают.

На Сенеже «уазик» прежде всего подъехал к местному отделению милиции. При появлении Рахманова начальник отделения вызвал в кабинет двух участковых.

Когда Рахманов показал им перефотографированные рисунки, сделанные Чирковым, первый, изображающий Вадима Павловича до операции, после беглого осмотра был отложен. Изучив второй, старший лейтенант сказал:

— Ну-ка, ну-ка. Никак заведующий базой отдыха. А?

— Базой отдыха? — спросил Рахманов.

— Да. Как же она называется эта база... «Рыболов Сенежья». Сейчас скажу... его фамилия... Зовут-то его Иван Федорович, а вот фамилия... Как же фамилия... На «шэ»...

— Шеленков?

— Шеленков. — Участковый положил снимок. — Занимаетесь им?

— Пока нет. Но, похоже, буду. Давно он здесь у вас?

— Года два. Раньше работал на дальнем конце озера. В пансионате. На «Рыболов Сенежья» перебрался прошлой осенью.

— И что вы можете о нем сказать?

— Что о нем скажешь... Вроде тихий человек. Занимается своим делом. Спокойный, обходительный, Пьяным я его не видел. Насчет браконьерства тоже не замечен. Вообще-то он пожилой.

— Семья?

— Одинокий. Знаю точно, поскольку он там и прописан. На базе.

— Давно его видели?

— Признаться, давно. Последний раз, чтобы не соврать, кажется, в июле. Да, в июле. Тогда он в отпуск уходил.

— Насколько я знаю, там есть еще сторож. На этой базе.

— Есть. Голиков Николай Иванович. На Сенеже лет десять, если не больше. Еще и базы не было, а он уже работал.

— Тоже одинокий?

— Да нет. Правда, жена у него умерла. Но здесь, в Солнечногорске, дети, внуки. Так что живет он на два дома. Зимой в Солнечногорске, остальное время здесь, на озере. У вас что, подозрения? Насчет Голикова?

— Если честно, больше подозрений у меня набирается насчет Шеленкова. Что же касается Голикова... Меня интересует, мог ли он войти в сговор с особо опасным преступником?

— Этот особо опасный преступник... Уж не Шеленков ли? А?

— Может, и Шеленков.

— Ну, да, ясное дело. Раз его портрет размножается.

— Так что вы думаете насчет Голикова? Можно ему верить?

— Не знаю. — Участковый хмыкнул. — Вообще-то Голиков — человек честный. Да и у всех на виду. Думаю, вряд ли он пойдет на сговор с преступником.

— Какие у вас с ним отношения?

— Нормальные. Все ж какой год толчемся рядом. На Сенеже.

— Мне с ним нужно сейчас поговорить. Поможете?

В «уазике» участковый сообщил Рахманову, что зовут его Михаилом Маркиным. Минут пять проехав вдоль берега, машина затормозила у ворот «Рыболова Сенежья». Когда Рахманов вместе с Маркиным подошли к забору, на них, как и в прошлый приход Рахманова, бросилась немецкая овчарка. Вглядевшись, Рахманов узнал старого знакомого, Дика. Посмотрел на Маркина:

— Собачка-то злющая. А?

— Раньше здесь другая была собака. Та зря не бросалась. Обучена была специально для базы.

— Куда ж она делась?

— Николай Иванович жаловался, пристрелили ее. — Маркин вгляделся. Крикнул: — Эй! Есть кто?

Собака, охраняющая «Рыболов Сенежья», интересовала Рахманова и раньше, но лишь из-за поисков несоответствий в показаниях Лотарева. Теперь же выясняется, собака здесь новая. А старую пристрелили. Интересно, когда и почему?

— Пристрелили?

— Ну да. Летом. — Маркин посмотрел на Рахманова. — Да у нас тут бывают такие вещи. Люди ж разные.

Послышались шаги, из-за домика вышел Голиков. Увидев Рахманова и Маркина, крикнул:

— Дик, лежать! — Кивнул: — Проходите. Ворота открыты.

— Как жизнь, Николай Иванович? — спросил Маркин. — Никто не обижает?

— Кто меня обидит? Я сам кого хочешь обижу. Проходите, проходите, здесь поговорим.

На территории базы Голиков сказал:

— По-моему, Андрей Викторович? Не ошибся?

— Не ошиблись.

— Давайте сядем вон на ту скамейку. Вы ведь наверняка снова что-то хотите узнать?

— Верно, хочу.

— Я, наверное, на бережку посижу, — сказал Маркин. — У причала. Если что, позовете.

Маркин ушел. Усевшись с Голиковым, Рахманов спросил:

— Николай Иванович, ваш заведующий еще не вернулся?

— Заведующий? — Не дождавшись ответа, Голиков поднял камешек. Швырнул. — Пока нет.

— Вы ведь хорошо его знаете?

— Ну, знаю. Год все же вместе. Часом, с ним не случилось ли чего? Он ведь третий месяц из отпуска не выходит.

— А я у вас хотел спросить: почему он не выходит? Не знаете?

— Да нет. Пропал с концами. Я уже беспокоиться начал.

— Вообще-то вы могли сказать мне о пропаже Шеленкова раньше. При нашем первом разговоре.

— Раньше? — Голиков покачал головой. — Вы же в прошлый раз ни словом не заикнулись о Шеленкове. Интересовались каким-то художником. Что ж мне лезть, если меня не спрашивают?

— Ну все же, пропал человек. Я бы побеспокоился.

— Теперь и я беспокоюсь. Тогда же думал, обойдется.