Искатель. 1993. Выпуск №4

— Ты думал, что меня уже нет в живых, так?

— Я не отвечаю на дурацкие вопросы.

— Почему ты решил, что я мертв?

Сцилла откинул одеяло, которым укрылся Робертсон.

— Сцилла, Боже мой, что за чепуха?

— Я могу заставить тебя говорить. Не доводи меня!

— Пойдем на кухню, я голоден. Только пижаму накину. — Робертсон затрусил к шкафу.

Сцилла сидел у лампы, сложив руки на коленях и ногой наступив на шнур.

Робертсон надел пижаму и сказал раздельно и четко:

— Ты никогда, никогда больше не будешь мне угрожать, понял? — В руках он держал крохотный пистолет.

Сцилла вздохнул.

— Джек, на карте — твоя жизнь, ты ничего не понимаешь в этих играх, так что хватит, пожалуйста.

— А ну подними руки!

— Бог ты мой, как оригинально.

— Я убью тебя.

Сцилла поднял руки.

— А теперь слушай меня, — сказал Робертсон, — ты не смеешь мне больше угрожать. Все, что мы делали, как скрывали и присваивали, каждая сделка — все это в запечатанном конверте у моего адвоката. Если я умру, то конверт вскроют, а там даны распоряжения о том, как поступить с информацией, и, мне кажется, тебе трудно будет остаться в живых, когда эти сведения поступят куда надо.

— Ты приворовывал и присваивал задолго до знакомства со мной.

— И что из этого?

— Просто мне интересно, про это тоже написано в твоей бумаге?

— Да, все записано.

Сцилла покачал головой.

— Ничего у тебя не написано, ты скрытный тип, Джек. Твои родители знают о твоих штучках, и, по-моему, тебе нравится жить в тени, так что ты вряд ли что-нибудь про себя напишешь.

— Ты хочешь, чтобы я убил тебя?

Сцилла опять покачал головой.

— Ты все перепутал, Джек, умереть придется тебе.

— Руки, руки не опускай…

— Только что я просил тебя, Джек: хватит. Я просил серьезно, если бы ты замолк, тебе бы это еще сошло с рук, но теперь у меня нет выбора, если я не убью тебя, ты поверишь, что Сциллу можно взять на испуг.

— Как ты можешь угрожать мне, пистолет-то у меня?..

— Потому что я невидим, — сказал Сцилла и дернул ногой шнур лампы. В комнате стало темно.

Робертсон выстрелил в стул — негромкий хлопок. Потом — тишина.

— Сцилла?

Тишина.

— Я знаю, ты жив, тело не упало.

— Да что ты говоришь, Джек, — раздалось из другого угла комнаты.

Робертсон выстрелил еще раз. Опять негромкий хлопок.

— Тебе не уйти.

— Ах я несчастный, — послышалось уже из другого угла.

— Я скажу, что ты грабил мой магазин.

— Слышишь, у тебя дрожит голос.

— Не шевелись!

— А я уже здесь!

— Стой!

— А я уже там. — Сцилла совершенно бесшумно, как огромная кошка, двигался по комнате.

— Ты что, не понимаешь, все бесполезно — пистолет у меня…

Шепот:

— А у меня руки, Джек.

— Сцилла, слушай…

Опять шепот:

— Больше не стреляй. Бросай пистолет, если будешь стрелять, то лучше попадай. Промахнешься — будешь умирать очень долго…

— Ты прав. Я отдам тебе деньги…

— Назад у нас пути нет. Если я оставлю тебя в живых, ты напишешь такую бумагу. Между нами нет больше доверия, так что нам не о чем больше и говорить. Как ты хочешь умереть?

— Я не хочу умирать, Сцилла.

— Придется. Но я могу сделать все без боли.

— Я очень расстроился, узнав, что ты умер. Правда, Сцилла, ты мне нравишься и родителям моим, они все время о тебе спрашивают.

— Милые люди. Говори, что знаешь, Джек.

— Ничего. Мне позвонили из Парагвая и сказали, что курьер будет другой. Я и подумал, что ты мертв.

— Я иду, Джек. Бросай пистолет, ну!

Пистолет упал на пол.

— Молодец, Джек. Теперь иди в кровать.

— Без боли, ты обещал.

— Ложись.

Хруст матраса под грузным телом.

— Хочешь, чтобы было похоже на самоубийство? Можешь написать записку, объясни: боишься за сердце, боишься стать в тягость. Можешь написать, как любишь родителей.

— Да, пожалуй, напишу.

Сцилла вставил вилку лампы в розетку, вытащил платок, подобрал пистолет.

— Где бумага, в столе?

Робертсон кивнул.

Сцилла подал ему листок и ручку.

— Не стесняйся, будь откровеннее, Джек. По-моему, для них это будет облегчением.

Робертсон писал записку, а Сцилла терпеливо ждал. Когда Робертсон закончил, Сцилла взглянул на листок.

— Ты хороший человек, Джек, о тебе будут вспоминать только хорошее. Закрой глаза.

Робертсон закрыл глаза.

Сцилла поразился, как трудно ему нажать на спусковой крючок. Он не боялся, что пули, выпущенные в спешке, застрянут в стенах и поставят под большое сомнение версию самоубийства. Трудно было потому, что работу этого рода он выполнял или в целях самозащиты, или под влиянием сильных эмоций, но сейчас, в эту минуту, работа предстала в своем чистом виде, работа мясника, и если ее становится трудно выполнять…

Сцилла навел пистолет на висок, но не стрелял.

— Расскажи мне, как ты сегодня пообедал, Джек. — Палец на спусковом крючке напрягся.

— Зачем?

— Я хочу, чтобы ты думал о еде, о вещах радостных и приятных, о профитроле и марочном портвейне, потому что… последние годы были трудными для тебя… грозил еще один инфаркт, а после него ничего нельзя в рот брать, кроме сельдерея, я хочу, чтоб ты знал… я ведь делаю тебе услугу, так ведь, Джек?

— Ради Бога, Сцилла, ты ведь обещал без боли!

Сцилла выстрелил в висок, в нужную точку. Потом аккуратно вложил пистолет в руку Робертсона.

— Спи спокойно, Джек.

Сцилла сидел и смотрел невидящим взором на тело. Я такой же, как ты, только ты лежишь навзничь.

Я тоже умер, но я не буду лежать.

7

Бэйб сидел в своем углу библиотеки: угол был «его». Бэйб терпеть не мог, когда был занят дальний от двери в левом углу стул. Бэйб и сейчас сидел на нем, сгорбившись над столом. Казалось, его мозги легонько потрескивали — все из-за этих итальянцев, проклятые итальянцы решили его доконать. Их имена сводили Бэйба с ума-а-а-а.