Искатель. 1999. Выпуск №8
Шрифт:
Напряжение постепенно спадало. Рука Луиса по дюйму за раз вернулась на столешницу, где и осталась лежать ладонью вниз. Амбал с застывшим на лице оскалом крадучись опустился на стул и сделал вид, что даже и не пытался встать.
— Как я уже сказал, джентльмены, — я сделал глубокий вдох, — может, вам подойдет комната, только что освобожденная Джонни Бенаресом?
Судя по выражению их лиц, они не возражали бы и против черной дыры, лишь бы остаться в живых.
Я стоял у окна своей квартиры и смотрел на ярко освещенный Центральный парк, потом перевел взгляд на
С того момента, как зазвонил телефон и шелковый голос сказал, что я должен был сделать, если хотел, чтобы Фран сохранила свое здоровье, все происходило так дьявольски стремительно, что я все еще не мог поверить в случившееся: поездка с повязкой на глазах, комната с неестественным красным освещением и жалкой фигурой Джонни Бенареса, ползущего к двери на четвереньках как побитая собака; сумасшедшее предложение занять его место и встретиться с типом по имени Макс Саммерс в каком-то занюханном городишке в Айове; фантастически сексапильная женщина по имени Миднайт; идиотская гибель Бенареса… Это была та еще ночь!
Я припомнил выражение облегчения, которое явилось на измученном лице Фран, когда после прозвучавших в комнате выстрелов последним из нее вышел я. Очень долго не смогу я забыть и выражение лица Луиса, когда я запер его и амбала в комнате, в которой подвергали пыткам Джонни Бенареса, За этим последовала сумасшедшая поездка по извилистым и узким проселкам, пока мы не сообразили, что дом находился в паре миль от города Гринвич в штате Коннектикут, и не выбрались наконец на шоссе, ведущее к Манхэттену.
— Эй! — прозвучало из ниоткуда. — Про меня ты забыл? Кого я презираю, так это скрытого пьяницу!
— Кого я ненавижу, — холодно ответил я, — так людей, скрытно проникающих в комнату. Разве ты могла закрыть за собой дверь, чтобы я знал, что кто-то вошел?
Тут я поднял глаза и увидел Фран, стоящую в нескольких шагах от меня, свежевымытую, благоухающую, благопристойно прикрытую от шеи до щиколоток белой шелковой пижамой, которая любовно обрисовала каждую линию, выпуклость и ложбинку ее восхитительного тела.
Ее зеленые глаза ожили и заискрились как всегда, а на лице появилось свойственное ей отчасти циничное, отчасти беспутное и отчасти смешливое выражение. Судя по всему, она полностью пришла в себя от жутких впечатлений последних пяти дней, которые, вероятно, показались ей вечностью, насыщенной страхом и неуверенностью. Это не могло не радовать.
— Не считаю возможным пить с подчиненными, — холодно произнес я. — У них может возникнуть иллюзия равенства. Но в данном случае имеются несомненные смягчающие обстоятельства. — Я оглядел ее с ног головы критически, но, тем не менее, одобрительно. Если подумать, то можно и изменить это правило. Никогда не пить с подчиненной, если она не одета в шелковую пижаму, достаточно обтягивающую и достаточно тонкую, чтобы выставить напоказ каждую ее родинку.
Фран заинтересованно оглядела себя и живо откликнулась:
— Что-то я не помню, чтобы у меня были родинки. Но это и неудивительно: я только что родилась заново в твоей ванной
после того, как испытала удел в десять раз хуже, чем смерть, преданно исполняя обязанности твоей преданной служащей. Но я очень надеюсь, что отметина моего возрождения не оказалась в таком месте, где она могла бы смутить девушку.— Что желаешь выпить? — спросил я ослабленным голосом.
— То же, что и ты, — огрызнулась она. — Лишь бы побольше алкоголя и поменьше льда. Прошло пять долгих дней с тех пор, как я пила в последний раз, разве ты забыл?
— Уверен, что ты никогда не дашь мне этого забыть, — ответил я и поспешил выполнить ее заказ.
— Тебе вообще-то повезло увидеть эту пижаму, — вдруг заметила она с загадочной женской логикой, не имеющей ничего общего с предыдущим разговором, — если иметь в виду, что ты дал мне только полчаса на сборы, когда мы остановились у меня по пути сюда. Все твои подлые штучки, типичный «сексуальный подход Бойда», не оставляющий девушке времени, чтобы поразмыслить над последствиями ночи, проведенной в твоем доме!
Я протянул ей стакан, и она выхватила его из моей руки так, словно боялась, что я передумаю.
— Фран, золотце, — проявил я терпение. — Я тебе уже говорил, что это ради твоей безопасности.
— Хихиканье и хохот за сценой! — съехидничала она.
Со стаканом в руке и задумчивым выражением лица она уселась на диване. Захватив свой стакан, я присоединился к ней, сев достаточно близко для интимной беседы, но не настолько близко, чтобы она подумала, что я сделал это лишь ради интимности.
— Фран, — косо посмотрел я на нее, — ты никак думаешь?
— Помолчи, — рассеянно проговорила она, неодобрительно нахмурив элегантные брови. — Неужели ты не видишь, что я думаю?
Есть старая, избитая истина — ищи женщину за спиной каждого великого мужчины. Могу спорить, что за спиной каждого страдающего маниакальной депрессией мужчины следует искать женскую логику.
— Дэнни, — неспешно проговорила она, — сколько будет пять помножить на двадцать четыре и минус двадцать один?
— Девяносто девять? — рискнул я.
— Шестью девять пятьдесят четыре, — еле слышно пропела она, — и еще пятьдесят четыре, плюс пять, получается пятьдесят девять… — Она наградила меня победным взглядом: — Скажем, ровно шестьсот!
— Что ровно шестьсот? — прохныкал я.
— Я же все рассчитала вслух, — снисходительно пояснила она. — Может, я сделала это слишком быстро для твоего мозга размером с горошину? Ну что же, — насмешливо пожала она плечами, — придется проделать все заново. Пожалуйста, Дэнни, сосредоточься!
— Я буду не я, а Эйнштейном! — пообещал я.
— Меня похитили и держали в этой ужасной кутузке этой ужасной сучки в течение пяти дней, так?
— Так! — произнес я четким интеллигентным голосом.
— С субботы до среды, — продолжала она. — То есть пять помножить на двадцать четыре, минус двадцать один.
— Я знаю, что я тупой, — смиренно произнес я. — Но почему минус двадцать один?
— Нормально я работала бы в конторе три из этих дней по семь часов в день, — терпеливо разжевала она.
— Получается ровно девяносто девять сверхурочных часов, которые я проработала на тебя, исправно выполняя обязанности преданной служащей, будучи похищенной.