Искатель. 2013. Выпуск №1
Шрифт:
Уложив отца в постель, Игорь наклонился над ним и услышал, как тот бормочет: «Господи, как же я мог это забыть, Господи, как я мог…»
— О чем ты, папа?
Отец вздохнул и отвернулся к стене. Показалось Игорю или, прежде чем замолчать, отец пробормотал:
— Красивая…
Вошла Фанни, быстрым взглядом оценила обстановку.
— Вы сегодня с ним долго гуляли, — осуждающе произнесла она. — Не стоило водить Володимера в соседний корпус, непривычные впечатления ему вредны.
— Я просто…
— Пусть поспит, не уходите пока.
Когда Фанни вышла, Игорь попытался разобраться в собственных, а не отцовских, ощущениях. Он отчетливо понимал, что чувство, охватившее его, правильнее всего было бы назвать ревностью. Он ревновал, да. Отца — к Тами. Ревновал к
По идее, нужно бы еще раз привести отца в северный холл, когда там будет Тами. Игорь понимал, что никогда больше этого не сделает. Аргумент у него был заготовлен: отец слишком взволновался, а в его состоянии это вредно. Но с собой-то Игорь мог быть честен: ему не хотелось, чтобы Тами говорила с отцом, а не с ним. А она говорила. Обратилась со словами о цаплях, и отец ее понял, вот в чем суть. Они поняли друг друга, а Игорь не понял ничего из того, что стало понятно этим двоим.
О чем они говорили?
Тами — о цаплях. Отец произнес слово на языке, которого не существовало, — может, просто набор звуков, но Игорь почему- то был уверен, что слово имело смысл, понятный Тами, но от него скрытый.
Отец ровно дышал и немного похрапывал. Игорь подоткнул одеяло, постоял минуту и вышел в коридор. В дальнем конце кто- то из медсестер провожал старушку в комнату, она упиралась и что-то выкрикивала. Обычная безрадостная картина.
Игорь прошел через опустевший холл в северный коридор. Ему нужно было увидеть Тами, убедиться хотя бы, что у нее все в порядке.
Если он скажет: «Тами, я люблю вас», — она поймет или и эта фраза не произведет на нее никакого впечатления? А он способен произнести эту фразу?..
Только сейчас, глупо приревновав Тами к собственному отцу, Игорь смог признаться себе в том, что чувствовал уже давно. Любовь? Игорь вспомнил, как признавался в любви Лене и боялся, что она скажет «нет» или: «Пожалуйста, Игорь, поговорим о другом». Тогда были совсем иные чувства. Он хотел держать руки Лены в своих, хотел обнимать ее и целовать. Больше того, он просто ее хотел, это было нормальное мужское желание, ставшее реальностью несколько вечеров спустя, а тогда они долго бродили по улицам Хайфы, оказываясь в самых неожиданных местах, которые он почему-то четко запомнил визуально, но совсем не представлял — где, в каких кварталах, это было. Он все-таки вывел Лену к остановке двадцать пятого и проводил до дома, у подъезда опять говорил о любви, точно понимая, что именно любовью является все, что он к ней испытывал.
Почему же сейчас… Разве в его отношении к Тами было что-то общее с состоянием, которое осталось только в памяти, а память — уж это Игорь знал — склонна видоизменять случившееся, особенно чувства, которые много лет спустя представляются совсем не такими, какими были когда-то: радость может вспоминаться восторгом, плохое настроение — жизненной катастрофой, а любовь…
Он любил Лену, но вспомнил об этом отстраненно. Название чувства, а не пламя в груди.
Тами… Совсем другое. «Я люблю ее?» Он спросил себя и, как обычно, ответил определенно — он всегда отвечал определенно на любой вопрос, заданный самому себе. Иначе и спрашивать не стоило.
Да.
Тами в холле не было. Когда ее успели увести? Кто? Почему ее водят за руку? Слепая, да. Аутистка. Но она давно живет в «Бейт-Веред». Давно могла на ощупь определить, где что расположено, и передвигаться достаточно свободно. Аутизм помогает ориентации: однажды запомнив дорогу, Тами не могла ошибиться. Боялась новых препятствий?
Комната Тами была последней по коридору. У торцового окна, напротив выхода на лестницу. Дверь была закрыта, Игорь вышел на лестничную площадку, откуда была видна часть коридора, прислонился к стене и принялся ждать. Хотел увидеть Тами. Подойти к ней. Наклониться. Дотронуться до пальцев, чтобы она почувствовала его присутствие и поняла без слов, что он о ней думает. И может, тогда он решится сказать то, что давно, оказывается,
хотел.И что дальше?
Игорь привык просчитывать решения. Хотя бы на шаг, а если удавалось, то и на десять. Поступая на физфак, он точно знал, в какой области физики будет работать и в какую лабораторию постарается попасть после окончания университета. То, что так и получилось, он полагал не результатом везения и стечения обстоятельств (каковым все на самом деле и было, если беспристрастно анализировать ситуацию), а следствием собственного выбора и совершенных ради его достижения поступков. На деле поступки были достаточно хаотичны и могли ничем не закончиться, но Игорь редко в этом себе признавался — обычно видел ясную и точную цепь продуманно совершенных действий, приведших к желаемому результату — работе в лаборатории Вайдмана в Технионе.
Делая в свое время предложение Лене, он был уверен в их счастливом будущем — иначе не смог бы заставить себя сказать ей: «Давай поженимся».
А сейчас…
Стемнело. По коридору ходили тени людей. Сейчас кто-нибудь решит спуститься на этаж… И что? Никому он здесь не мешает, и нигде не написано, что посторонним нельзя находиться на лестнице между этажами.
Зажглись бра вдоль стен. Игорь никогда не был здесь в такое относительно позднее время, и ему показалось, что изменилась реальность: это был другой коридор, и цвет стен другой, и расположение дверей, и постеры висели другие, и вообще…
Игорь запаниковал — подумал на какое-то мгновение, что оказался в другом мире. Что, если здесь Тами здорова? Если видит? И мозг ее не спит? Тогда он сможет ей сказать…
Если в этом мире Тами здорова, что ей делать в «Бейт-Веред»? Ее здесь нет, она живет где-то с кем-то…
«Что только не придет в голову», — подумал Игорь. Как любой физик, занимающийся проблемами квантовой запутанности и бесконтактных наблюдений, Игорь прекрасно осознавал, что живет в многомирии, и в какой-то из разветвленных реальностей Тами действительно видит. Представлял он и вероятности склеек, когда предметы попадают из одной реальности в другую. Прекрасно все понимая, Игорь редко примерял теоретические предположения к реальной жизни. Вероятность склейки, когда сознание перемещается в другую ветвь физической реальности, настолько пренебрежимо мала, что Игорь не принимал ее в расчет, думая о завтрашнем дне или о назначенной кому-то встрече, на которую он — теоретически — мог не явиться, потому что по дороге оказался бы в мире, где он этой встречи не назначал.
Игорь выглянул в коридор — никого. Ожидая, что сейчас его отругает кто-нибудь из медсестер или врачей, он тихо потянул на себя дверь в комнату.
Тами стояла у окна, прижавшись к стеклу лбом и обеими руками опираясь о подоконник. Игорь успел разглядеть у стены коробку, в которую, по словам Томера, складывали законченные вязанья.
Ощутив движение в коридоре, он захлопнул дверь — слишком громко, пожалуй. Тами обернулась и посмотрела в его сторону. Увидела? Или это была всего лишь реакция на стук двери?
Тами молчала. Молчание тянулось, как нить из длинного мотка. Игорь не выдержал напряжения и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
— Я не люблю подобные названия, — сказал Эхуд, поморщившись. — Они позволяют обывателю думать, что физики тоже верят во всякую чепуху. Но после эксперимента с Хауфманом я бы и сам назвал это направление квантовой магией. Очень эффектно. Слишком.
— Слишком? — поднял брови Игорь.
Эхуд ночью вернулся из Инсбрука, где участвовал в эксперименте по бесконтактным наблюдениям в лаборатории Квята. Впервые — после долгих обсуждений, взаимных обязательств и утверждения материалов по технике безопасности — к опытам допустили человека. Зигмунд Хауфман работал у Квята с две тысячи девятого года и прекрасно разбирался в тонкостях процесса, он был хорошим экспериментатором, но в данном случае не это обстоятельство посчитали главным: единственный в лаборатории, Хауфман прошел все тесты — церебральный, вазомоторный, аналитический, — и только ему из всех сотрудников можно было доверить не только приборную, но и наблюдательную часть.